Читать книгу "Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений - Жан-Ноэль Робер"

Цены на произведения искусства не перестают расти. Известно, что Гортензий, современник Цицерона, купил за 140 тысяч сестерциев картину с изображением аргонавтов работы Лидия и построил специальную комнату для ее хранения на своей вилле в Тускулуме. «Объявляя войну самым богатым и изобильным городам, — говорил Цицерон, — преследуют лишь желание их ограбить»[154].

Это систематическое разграбление не делало вкус римлян более утонченным. Коллекционеров привлекали скорее редкость или необычность предмета, чем его художественная ценность. Да и как их в этом упрекать? Начало римской цивилизации было отмечено простотой и скромностью. Культурное пространство этих людей земли едва ли было протяженным, а их доходы не давали возможности иметь что-то кроме простых деревянных или терракотовых изображений посвященных богам. Роскошь осуждалась. Во II веке до н. э., до наплыва эллинского серебра, консулы все еще пользовались терракотовой посудой. Плиний описывает следующую историю: карфагенские послы, посетившие Рим и принятые в домах многих патрициев, были поражены, обнаруживая всякий раз одну и ту же серебряную посуду. Оказывается, патриции передавали ее друг другу на время больших приемов! И вот внезапно, за несколько лет, в Рим устремились огромные богатства. В 65 году до н. э. Цезарь представлял публике на играх 640 гладиаторов, одетых каждый в серебряную пектораль. Мы уже говорили, что подобный экономический и политический переворот разрушил традиционную мораль и подтолкнул людей к личному обогащению. Эта новая страсть к предметам из бронзы, мрамора или серебра выражала скорее амбиции и тщеславие народа-победителя, чем потребность в удовлетворении истинного эстетического наслаждения. Век спустя, в эпоху Цицерона, познания в области искусства становятся более развитыми, но страсть к коллекционированию, сильная, как никогда, иногда граничит с безумием. Показателен случай Верреса, позволяющий, помимо прочего, понять, насколько важно было эстетическое наслаждение для культурного человека, каким, без сомнения, являлся Цицерон — обвинитель Верреса.

Всем известно: правитель провинции часто поддается искушению присвоить кое-что из местных сокровищ для своего частного музея. Веррес, богатый коллекционер из Сицилии, был подвержен этой страсти особенно сильно. Во всех управляемых им провинциях он систематически отбирал в свою пользу как публичное, так и частное имущество. Обвиненный во взяточничестве, Веррес удостоился сомнительной чести выслушать против себя обвинительную речь Цицерона. Благодаря этой речи мы можем хорошо представить себе жилище богатого коллекционера, охваченного манией собирательства.

Цицерон рассказывает, что, явившись к Верресу, он повсюду увидал великолепные статуи, украшавшие как атриум, так и сад; они выделялись на пурпурном фоне какой-нибудь ткани или зелени беседки. У Верреса хватало как классических, так и архаических произведений, бронзовых изделий Мирона и Поликлета, имелись у него Купидон работы Праксителя, архаичные статуи. Бюсты, серии картин, фигурки из слоновой кости, статуэтки, куски барельефов, сорванные с дверей храма Минервы в Сиракузах, составляли украшения разных комнат. В витринах были выставлены предметы ювелирного искусства, чеканные вазы, серебряные кувшины, золотые и серебряные чаши, инкрустированные алмазами, а также скульптурные предметы, украшенные рельефными фигурками. Столы были уставлены блюдами всех размеров, чашами, подобными посуде с виллы Боскореале в Кампании, которую можно увидеть в Лувре. Среди всей этой роскоши несколько вещиц имели особую ценность, например киаф, позволявший черпать вино из кратера, — он был сделан из цельного драгоценного камня с золотой рукояткой. К этим сокровищам следует добавить целую комнату, которую Веррес отвел под выставку своей богатой коллекции украшений. Там, на маленьких треножниках были выставлены кольца и драгоценные камни, которые владелец смог украсть у своих богатых подчиненных. Имелась и великолепно декорированная мебель: инкрустированные бронзой ложа, бронзовые канделябры, столы, изготовленные из лучшего мрамора и ценных пород дерева, таких, например, как туя, очень популярная в то время в высшем обществе. Веррес также присвоил золотой канделябр сирийского царя Антиоха, инкрустированный драгоценными камнями, высотой более двух метров. Наконец, нельзя не сказать о коврах и роскошных тканях, дарящих ощущение уюта и роскоши. Добавим к этому огромное число предметов странных, неожиданных, но не менее ценных, таких как кирасы и шлемы из бронзы или слоновые бивни невероятных размеров, и мы сможем представить все великолепие этой коллекции.

В нашу задачу не входит выяснение того, с помощью каких именно нечистых средств собрал свои сокровища Веррес. Хотя его коллекция и не отвечала общепринятым эстетическим критериям, она все же свидетельствует о том, что Веррес разбирался в искусстве и получал эстетическое наслаждение от собранных им предметов. Сам Цицерон признавал это. Веррес устроил в Сиракузах большую мастерскую, в которой собрал «всех художников-чеканщиков и мастеров, изготовляющих вазы». В течение последующих восьми месяцев там производились исключительно золотые вазы.

«Вот тогда-то украшения, сорванные с кадильниц, были так умело приделаны к золотым кубкам, так удачно прилажены к золотым чашам, что казалось, будто они были созданы именно для них, — писал Цицерон, — при этом сам претор, чьей бдительности, если верить его словам, Сицилия обязана своим спокойствием, проводил в этой мастерской большую часть дня, одетый в темную тунику и плащ»[155].

Весьма неохотно Цицерон признает вкус Верреса. Но при этом он показывает нам, что и сам в отношении искусства не является таким уж невеждой, каким он, вероятно, хотел бы казаться. Поразительно, что на протяжении всего процесса Цицерон старается не подавать вида, что понимает толк в искусстве и ценит его. Он неоднократно кичится своим «громадным невежеством» в этой области[156]. Произведение искусства, по его словам, является «вещью, которую мы презираем». Цицерон навязчиво обращает внимание на то, что сам он не известен среди коллекционеров (как мы еще увидим, это является ложью)[157].

Нас это интересует прежде всего с точки зрения римского менталитета: в отношении искусства римлянин стремился проповедовать невежество:

Смогут другие создать изваянья живые из бронзы, Или обличье мужей повторить во мраморе лучше, Тяжбы лучше вести и движенья неба искусней Вычислят иль назовут восходящие звезды, — не спорю: Римлянин! Ты научись народами править державно — В этом искусство твое! — налагать условия мира, Милость покорным являть и смирять войною надменных![158]

Итак, политическая деятельность, экономика, право, красноречие всегда были куда важнее для римлян, нежели искусство. Цицерон заявлял даже, что Рим по собственной воле отказался от того, чтобы иметь столь же великих художников, как Греция. Римская традиция была враждебно настроена по отношению к искусству даже в тех случаях, когда эту традицию защищали такие просвещенные люди, как Катон, правнук сурового цензора, посещавший греческих философов.