Читать книгу "Люди и нравы Древней Руси - Борис Романов"

Как расценили бы эту столь многосложную ситуацию Кирик с Нифонтом? Особенно когда узнали бы, что Владимир, «убоявся» и уехал к венгерскому королю, взяв с собой и «попадью», и обоих сыновей (и только через два года всяческих перипетий вернулся-таки в Галич с той же семьей).[325] Кирик мог предложить, чего доброго, и развести («распустити»). Зато Нифонт ограничился бы наверняка одной епитимьей, да и то полегче («льжае»). Это ведь был идеальный для церкви случай, в котором возможность параллельной семьи была вовсе исключена. Как бы ни редки были подобные эпизоды для конца XII века, это был, пожалуй, образцовый успех: не только прямой — попадьи, а и косвенный — церковной проповеди моногамии.

То, что о семье внесли в «Пространную Правду», было тоже залогом бесспорной победы церкви. Имеем здесь несколько бытовых вариантов.

Семья пришла к моменту смерти отца в полном составе и так, что он успел сделать все распоряжения («ряд»). Тут власть его не ограничена ничем: «Аже кто, умирая, разделит дом свой [не „двор“, а именно „дом“ в широком смысле всей совокупности движимого и недвижимого, одушевленного и неодушевленного „живота“] детем, на том же стояти» (ст. 92). Это твердо и нерушимо. Но раздел, особливо уже взрослых, — это повод к пробуждению всяческих донных инстинктов. Здесь может пострадать вдова-мать, «своя жена», благополучно прошедшая все подводные камни на извилистом пути венчальной семьи при жизни мужа; поэтому: «…что ей завещал муж, тому она госпожа» (ст. 93). Это все равно что «на том же стояти» — столь же твердо и нерушимо.

Мы видели Варлаама «в дому» и под пятой отца в полных силах, видели и мальчика Феодосия в руках матери-вдовы, энергичной и подвижной женщины-хозяйственницы средних лет, типа княгини Ольги. Здесь не то: она — мать-вдова на склоне лет среди взрослых, вероятно, женатых сыновей, свекровь без свекра среди снох, и доживать свои дни ей предстоит «на дворе» у кого-либо из детей, где ее будут и «кормить» (ст. 103). Предвидится, вероятно, нередкий случай, когда ее сыновья будут ей «лиси» (относиться к ней «лихо», то есть дурно) и «кормить» ее будет дочь (ст. 106). Категорическое указание ст. 93, что она «госпожа» в том, что оставлено ей мужем, продиктовано самой жизнью. Все остальное в оставшемся от отца — это и есть собственно наследство, «задниця». «Задниця ей мужня не надобе» (ст. 93). «Задниця» полностью идет «детем»; если они недовольны «рядом» отца — пусть ссорятся и спорят промеж себя в пределах «задници»; мать выделена из этих споров, она совсем в стороне.

Но отец может умереть «без ряду», и это, надо думать, весьма распространенная ситуация в условиях эпохи вообще и в феодальной среде в особенности (смерть на походе). «Если же умрет без завещания, то разделить на всех детей, а на самого [покойного] отдать часть на помин души» (ст. 92). Это, значит, христианская семья, и помин души мыслится обязательным. Тут должен выступить поп, хотя вероятнее, что в дни похоронные он — и так завсегдатай осиротевшего «дома». «Все дети» — это сыновья. «Если в доме будет сестра, то ей [отцовского] наследства не брать, но братьям следует отдать ее замуж, как они смогут» (ст. 95). Кто из сестер уже замужем, «части им не давать» (ст. 90): за ними пошло уже приданое, доставлявшееся наутро после свадьбы. «Как они могут» — это сестрина (или дочерняя) «часть», по размерам довольно неопределенная. Здесь возможны и вопиющие вещи.

В первую очередь, однако, в случае безрядной смерти мужа выделялась одновременно с «частью» на помин его души и «часть» вдове: «Аже жена сядет [останется в доме] по мужи, то на ню часть дати» (ст. 93). Редакция этой статьи, впрочем, допускает и такое толкование, что эта «часть» выделяется независимо от того, был ли здесь «ряд» или нет, ибо далее следует: «…а что на ню муж возложит, тому же есть госпожа». «Возложить» на нее он мог еще при жизни. Указание на это можно видеть в ст. 94: «Если будут дети от первой [покойной] жены, то дети возьмут наследство своей матери; если же муж завещал это второй жене, все равно они получат наследство своей матери»; значит, то, что было «возложено» на покойную, а потом «переложено» вдовцом на вторую жену, достанется после смерти вдовца детям первой жены, причем, разумеется, вторая жена, по ст. 93, получит свою «часть». Первая жена, по церковным воззрениям, — на первом месте.

Далее такая ситуация. Муж умирает, «в дому» остаются «дети малы», не способные «сами собой печаловати» (сами о себе заботиться), несовершеннолетние, а вдова-мать молода и идет замуж вторично. Надо думать, что с этим она теряет то, что на нее «возложено», а если не «возложено» ничего, то, во всяком случае, «часть», ей причитающуюся по ст. 93. «Задниця» («с добытком и с домом») вместе с детьми поступает под опеку кого-либо из «ближних» (родни) до совершеннолетия детей, если они не принимаются в дом второго мужа. Если же «отчим приимет дети с задницею», то он и несет опеку. В обоих случаях все имущество сдается опекуну «перед людми» (при свидетелях или понятых) по описи, по каковой и возвращается опекаемым по достижении совершеннолетия с приплодом от скота и челяди, но без процентов с «товара»; весь этот «прикуп» с оборота поступает опекуну, ведшему операции и «кормившему» за их счет опекаемых (ст. 99). Мать-вдова, раз она пошла замуж, ко всему этому делу остается непричастной.

Но она может публично принять решение («ворчется») и «седети по мужи» (то есть остаться при детях во вдовстве). Это совсем как мать Феодосия — но не все столь хозяйственно крепки, как она. Если же мать «растратит имущество и выйдет замуж» — тогда «она должна оплатить все [утраты] детям» (ст. 101). Из своего приданого или из средств нового мужа, это никого не касается, но это твердо.

Однако столь же твердо право вдовы остаться в «дому» покойного. Практически тут два варианта. Если дети «малы», некому и оспаривать это право, это скорее обязанность, которая и принимается ею публично и громогласно («ворчется»). Но «дети» могут быть и не «малы», только раздела не произошло, и они все пока еще на отцовском «дворе». Они-то и могут возразить против оставления там матери: она получила свою «часть», она выделена, а «двор» пока их в составе «задници» (только при разделе последней — двор целиком отходит младшему сыну, ст. 100). Юридически совершенно ясное положение. Но тут опять выступает призрак «своей жены», и закон видит в этом столкновении между вдовой-матерью и детьми столкновение не двух прав, а двух воль: «Если дети не захотят ее проживания на дворе, а она поступит по своей воле и останется, то любым образом исполнить [ее] волю, а детям воли не давать». Это не значит, что она села детям на шею: «что ей дал муж, с тем ей и остаться [на дворе невыделенно], или [очевидно, если муж ничего не „возложил“ на нее] взяв свою часть, остаться [то есть выделить из имущества свою часть]» (ст. 102). Последняя оговорка имеет смысл только на случай описанного конфликта. Не так уж он, может быть, и част. Тогда мать спокойно будет доживать свой век, храня свою «часть», и распорядится ею перед смертью так же свободно, как в свое время ее покойный муж своим «домом». «А материя часть не надобе детем», то есть никто из них не может претендовать из нее ни на что: «…но кому мать отдаст, тому взять; если отдаст всем, то пусть все разделят». Только если она умрет «без языка» (не сделав распоряжения), «то у кого на дворе она находилась и кто ее кормил, то тому взять [ее имущество]» (ст. 103).