Читать книгу "Черное дерево - Альберто Васкес-Фигероа"

Соскользнул вниз по песчаному склону, вскарабкался в седло и погнал мехари вслед за удаляющимся караваном.

Когда он приказал сделать привал, уже начало темнеть. Его люди разгрузили животных, раскинули хаимы и разожгли костер, что сверкал в темноте на протяжении всей ночи. Невысокий косогор закрывал пламя от ветра, дующего с северо–востока, и одновременно скрывал от чрезмерно любопытных глаз, что могли наблюдать оттуда или прийти с той же стороны, но с противоположной стороны, откуда пришел караван, с юго–востока, где на равнине не было ни холмов, ни высоких дюн, костер можно было заметить за много–много километров.

Когда стемнело полностью, Сулейман Р.Ораб жестом приказал трем из своих людей, чтобы закончили есть. Один из них взял кирку и лопаты, другой – мешок со съестными припасами, а третий взвали себе на плечи хирбу с водой. Все трое, не проронив ни слова, вышли за пределы круга света, отбрасываемого пламенем костра, и скрылись в темноте в направлении высоких дюн.

С наступлением вечера он наблюдал за пустыней без бинокля, что отдал Абдуле. Как только солнце начало клониться к закату, вывел колонну заключенных из подвала, и когда темнота сгустилась настолько, что трудно было различить предметы, лежащие рядом, под ногами, они двинулись в путь

Два раба, самых крепких, несли на плечах рулон желтого брезента.

Прежде, чем они вышли, Зеда–эль–Кебир отвел его в сторону и тихим голосом сказал:

– Шесть тысяч долларов – большие деньги.

Амин ничего не ответил, а лишь ограничился тем, что наклонил голову, тем самым показывая, что согласен и затем, встав во главе колонны, повел всех в направлении на северо–восток.

Пройдя пару километров и почувствовав песок под ногами, он приказал, чтобы все остановились и, обратившись к своим людям, властным голосом сказал:

– Одно лишь слово, кто–нибудь всхлипнет или охнет, и тут же перережу горло, а кто вякнет что–нибудь – отрублю голову. Ясно?

После этих слов все пошли так тихо, что могли бы пройти по постели спящего человека, не потревожив его сон.

Шли всю ночь, без перерыва, без остановок, в одном стремительном ритме и, когда заключенный начинал демонстрировать признаки усталости или слабости, ближайший к нему охранник вынимал гумийю и колол ей спину несчастного.

Амин шел во главе колонны и в кромешной темноте ориентировался так же легко, как при свете дня, иногда сверяясь со звездами, иногда ориентируясь по следам, оставленным караваном в песке, но большей частью в соответствии со своими звериными инстинктами, что вели его в нужном направлении, словно почтового голубя.

Часов около трех, когда небо слегка побледнело, а вдалеке крохотной искоркой засверкал костер, Амин, довольный собой, улыбнулся, и первый раз за всю ночь позволил сделать короткий привал.

Ветер заскользил по пустыне, указывая на приближение рассвета, когда они подошли к дюнам, из темноты навстречу им скользнула тень.

– Амин? – позвал человек.

– Я здесь, – откликнулся негр.

– Следуй за мной, – приказал человек. – Сюда…

Он быстро и уверенно провел и рабов, и охранников через дюны туда, где его товарищи уже заканчивали копать квадратную яму – пару метров глубиной и четыре в ширину. На краю этой ямы Абдул отделил мужчин от женщин и заставил их спуститься на дно, остальным приказал лечь на песок.

Один из погонщиков раздал воду, другой еду и, собрав лопаты, они быстро удалились в направлении, где остался караван. В лагерь пришли, когда уже начало светать.

Сулейман ожидал их у потухающего костра, попивая свой чай.

– Все нормально? – спросил он.

– Все хорошо… Никто их не найдет.

Сулейман сделал последний глоток, поставил стакан на гладкий камень, поднялся на ноги и приказал:

– Тогда все в путь. Но без спешки…

Час спустя, когда лагерь был разобран, палатки свернуты, животные навьючены, они возобновили свое неторопливое продвижение на северо–восток.

Амин и Абдул наблюдали за ними, спрятавшись за краем самой высокой дюны, и одновременно зорко осматривали окрестности, с тем, чтобы удостовериться, что чужих нигде не видно.

– Думаю, здесь нам нечего бояться, – сказал ливиец.

Амин обернулся и взглянул на широкую траншею, на рабов и охранников, расположившихся по кругу, зорко следящих за каждым их движением.

– Я бы, все–таки, закопал их.

– Зачем? Чтобы они мучились без особенной надобности?

Амин презрительно посмотрел на него, хотел было промолчать, считая не достойным отвечать на подобные глупости, но потом передумал и, набравшись терпения, сказал:

– Послушай, глупец, если они привыкнут оставаться под открытым небом, то в тот день, когда ты загонишь их в яму, подумают, что кто–то приближается и начнут орать, чтобы привлечь внимание…– он сделал паузу, чтобы собеседник понял ход его мыслей. – Но если каждый день закапывать их на пару часов, то никогда не поймут, то ли кто–то подходит или ты делаешь это по привычке, а тех, кто начнет орать, отучишь это делать лопатой по спине. Понятно?

– Теперь понятно… – согласился Абдул, указав на Надию, спросил. – А ее тоже закапать?

– Само собой… – и начал спускаться по склону. – Сегодня, поскольку это первый день, сделаем все до того, как солнце начнет печь.

Стоя внизу, он приказал охранникам, чтобы расстелили брезент с одной стороны ямы, а края прижали камнями и присыпали песком. Потом велел согнать в яму, где уже находились мужчины, и женщин, и детей. Все сели на дне, поджав ноги к подбородку, но места было так мало, что сверху это выглядело, как ковер из черных голов с глазами круглыми от ужаса. Какой–то малыш начал плакать, и Амин хлестнул его кнутом.

– Если не заткнешься, спущусь вниз и придушу тебя, – зло прошипел он.

Надия обняла всхлипывающего мальчишку и прижала к груди, стараясь утешить его, и тот понемногу успокоился.

Охранники начали разворачивать брезент, закрывая яму, но тут одному из них пришла в голову, как ему показалась забавная идея, он встал на краю и начал мочиться на головы пленных. Амин с товарищами дружным хохотом поддержали его выходку, но Абдул быстро подошел и одним ударом отшвырнул его на песок.

– Хватит! Уже достаточно! – рявкнул он.

– То была лишь шутка, – заступился Амин.

– Думаешь, мы собрали их здесь, чтобы шутки шутить? Закрывайте! Быстрей!

Брезент растянули, края придавили камнями, а поверх насыпали тонкий слой песка, хотя это было уже лишним, поскольку ткань и так была светло–желтого цвета. Когда все было закончено, даже опытный наблюдатель с десяти метров не смог бы догадаться, что здесь вырыта яма, где заживо похоронены двадцать человек: и мужчины, и женщины, и дети.

Амин, а следом за ним и Абдул, вновь забрались на вершину дюны и сверху осмотрели что и как было сделано.