Читать книгу "Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века - Сергей Охлябинин"

— Хорош у тебя ящик, отец мой, — сказала она, подсевши к нему. — Чай в Москве купил его?

— В Москве, — отвечал Чичиков, продолжая писать» (Гоголь Н. В. Мертвые души).

Шкатулка, погребец и пара пистолетов

«Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из-под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: все было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.

…Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние…» (Толстой Л. Н. Война и мир).

Переезд из усадьбы, или Train de maison

«Первый снег, напудривший деревья сада и пересыпавший белым пушком крыши флигелей и других надворных строений, бывал первым сигналом к переезду в город, из просторного удобного деревенского дома в еще более просторный, удобный и парадный собственный дом в Курске, в 75 верстах от нашей деревни. Но первый снег подает только первый повод к разговорам о сборах; да и сборы бы еще ничто: каретный сарай полон всяких экипажей, летних и зимних, начиная с так называемых Ноевых ковчегов и до самых новейших; так что если и санного пути не будет в скорости, то можно всячески и на колесах ехать; конный завод у нас есть свой, лошадей достаточно; кучеров — сколько угодно; за чем же дело стало?

За тем, чтобы все обдуманно сделать и приготовить, сообразить и устроить так, чтобы и в эту зиму, по примеру прошлых лет, достойно поддержать известный train de maison, к которому так привыкли все наши курские знакомые; не ударить лицом в грязь и по возможности оправдать всеобщие ожидания. Вот около чего вертятся все думы отца, самолюбивого и тщеславного до крайности…

С первым снегом начинается необычайная суетливая деятельность в доме и в управительском флигеле, между которыми устанавливается усиленное сообщение, посредством разных посыльных; отдается приказание послать за тем или другим из нужных лиц; делается распоряжение о скорейшей продаже хлеба. Приезжают покупатели, сначала в управительское помещение, где идут предварительные переговоры; а затем с управителем шествуют в дом, для окончательного решения дела. О чтении исторических романов нечего и думать. Наконец ударили по рукам; задаток получен, дело кончено, тогда только наступает момент серьезных сборов к переезду в город.

Прежде всего в длинном послании к Паромову излагаются по пунктам всевозможные поручения: приказать дворнику отапливать городской дом, осмотреть все и сделать необходимый ремонт, закупить того-то и пр. По прошествии нескольких дней отдаются приказания осмотреть, в порядке ли дорожные экипажи, отправить вперед кухню с Фомою во главе, музыкантов с капельмейстером и кое-кого из женской прислуги; лучшие лошади, упряжные и рысистые, также отправляются вперед с надежными кучерами.

Наконец, назначен день выезда; за неделю до того начинается в доме суетливая работа: укладывают оставляемое и увозимое; укладывают все, кто что может, благо людей довольно в доме и в дворне, а все-таки на подмогу являются еще некоторые привилегированные личности вроде Анфисы, бывшей горничной моей матери, вышедшей замуж за дворецкого Ивана и теперь находящейся на покое, впредь до какого-нибудь экстренного случая вроде переезда в город, когда она призывается, как доверенная женщина, для переборки и перекладки разного хлама из одного сундука в другой; или Матрены, бывшей няньки, давно отставленной, по причине собственной многочисленной семьи, от должности господской нянюшки; ее обязанность заключается теперь в том, что она ежедневно является в дом, чтобы варить кофе и разливать чай утром и вечером.

И вот взошла, наконец, желанная заря: в шесть часов утра горничная приходит будить Авдотью Сергеевну и нас; но мы уже давно не спим и ждем с нетерпением, чтобы к нам вошли со свечой. Авдотья Сергеевна, уже заранее уложившая свои пожитки и приготовившая вещи, забираемые с собою, облекается во все теплое, начиная с теплых чулок, сверх которых, кроме башмаков, она наденет высокие бархатные сапоги, и кончая смешным, совсем детским белым чепчиком, поверх которого наденется потом объемистый атласный капор с крыльями.

Мы одеваемся также потеплее, молимся Богу и, забыв дисциплину, бежим наверх, в столовую, где отец давно уже расхаживает, разговаривая с управителем и со смотрителем конного завода, по временам отпивая из большой чашки глоток крепкого, как кофе, чаю. Скоро приходит и мать в дорожном костюме, садится пить кофе и затем выходит в переднюю отдать последние приказания ожидающим ее садовнику и коровнице.

Наконец, входит буфетчик Николай, в длинной шубе с рукавами, покрытой синим сукном, с красным гарусным шарфом, повязанным около шеи, скрещивающимся на груди и плотно опоясывающим его, и обычным глухим голосом докладывает: лошади готовы!

Общая суета… все спешат в залу. "Ну, теперь все доброе да садится!" — серьезно возглашает отец, садясь; за ним садятся все. Несколько секунд длится глубокое молчание; затем встают, крестясь на образ, и идут вниз, в переднюю, окончательно укутываться и размещаться по экипажам. Это целый поезд: в первых больших санях с откинутым верхом садятся отец и мать; на козлах, рядом с кучером, усаживается Николай-буфетчик, предварительно разместив, куда следует, дорожный погребец и коробки с провизией; затем в двуместном возке садится с коробками своими Авдотья Сергеевна, герметически укутанная; предлагают кому-нибудь из нас поместиться около нее; но мы смело и решительно отказываемся, потому что в возке ее тесно, душно и скучно; зато как весело в большом рогожном возке, куда сажают нас с няней!

Такого поместительного и удобного экипажа, домашнего изделия, мне не пришлось уже видеть с тех пор: все мы там размещались свободно, и никому не было неловко; самые маленькие могли даже прохаживаться от одного окна к другому и очень покойно спать. На козлах у нас, с кучером, сидел дворецкий Иван, в серой нанковой шубе, с поднятым воротником, также перепоясанный красным гарусным шарфом. За нашим возком следуют еще сани, большие, открытые, в них сидят старшие горничные, девчонка и отцовский повар Николай.

На крыльце и около экипажей теснится дворня, провожающая родных и друзей.

— С Богом! — крикнул буфетчик Николай, касаясь рукой теплой шапки с наушниками, в знак прощального привета, и поезд тронулся» (Мельникова А. Воспоминания о давно минувшем и недавно былом).

Глава пятая. Шлафрок, брегет, картуз дворянский

Одежда — зеркало времени

Историки, этнографы, модельеры и десятки лет спустя после исчезновения того или иного одеяния узнавали по его особенностям очень много для себя интересного, поучительного и загадочного. А вот художники, прежде всего театральные, режиссеры, литераторы, рассматривая старинные костюмы, могли воссоздавать внешние черты былой эпохи.