Читать книгу "Первый шаг к мечте - Людмила Мартова"

— Про что? — На лице Павлова отразилось такое искреннее изумление, что Нина на миг усомнилась в том, что через окно видела, как они с Мариной встретились во дворе. Она решительно тряхнула головой, не привиделась же ей эта встреча на самом деле.

— Павлов, если ты сейчас соврешь, что до приезда в Знаменское никогда в жизни не видел Марину Липатову, то лучше уходи сразу, — грозно сказала она.

— Я не собираюсь врать. — Он пожал плечами, лицо его выражало все то же недоумение. — Я действительно давно знаю Марину. Правда, понятия не имел, что она носит теперь фамилию Липатова. У нас бабушки жили в соседних домах. В Крыму. Меня родители отправляли туда на лето из Казани. А Марину — из Москвы. Она помладше, конечно, но не намного, поэтому каждый год мы все лето проводили вместе, точнее, в одной компании. Последний раз я ее видел, когда окончил институт и приезжал на похороны бабушки. Больше мы не пересекались. Но, естественно, увидев ее здесь, я ее узнал. Хотя, впрочем, и удивился.

— То есть это точно не она попросила тебя приехать в Знаменское? — спросила Нина, чувствуя, как у нее сваливается гора с плеч.

— Нет, конечно. Меня позвал Рафик, и приехал я из-за тебя. А то, что я знаю Марину, — это случайность. Кстати, именно поэтому я мог легко доказать этому самому Чарушину, что Марина — вовсе никакая не Мальвина. Хотя бы потому, что знаю ее с раннего детства.

— Но ты крутился вокруг нее, когда мы ходили на кладбище, — слабо возразила Нина, понимая уже, что все это глупости. Глупости и ерунда, и нет между Павловым и Мариной Липатовой никакого романа.

— Она мужа потеряла. Мне чисто по-человечески ее жаль, по-моему, это не преступление, — сухо сообщил Павлов.

— И ты переехал в соседнюю комнату с ней.

— Так если ты меня выгнала, должен был я где-то спать. Ты так про это говоришь. Как будто я переехал не в соседнюю комнату, а в ее постель. Или ты думаешь… — Он замолчал и вдруг уставился на Нину требовательными и отчего-то веселыми глазами: — Ты что, меня ревнуешь, что ли?

— Ну да, ревную, — призналась Нина, чувствуя себя глупо. — Я решила, что ты меня бросил, а сюда приехал, потому что у тебя роман с этой накрашенной куклой, у которой силиконовый бюст, и попа, и губы, и щеки, и вообще у нее все силиконовое. Ты не звонил, а потом, когда появился, начал говорить, что я должна передумать быть с тобой, а потом беспрекословно переехал поближе к этой Марине. Нет, а что я должна была подумать?

— Лучший способ защиты — это нападение. — Павлов засмеялся: — Да, Нинок. Намудрили мы что-то с тобой, причем оба. Нет, вот с какого перепуга ты решила, что я полюбил другую, да еще такую, как Марина?

— Но ты ведь решил, что я буду готова променять тебя на человека, более соответствующего мне по положению, — огрызнулась Нина. — Почему тебе можно, а мне нельзя?

— Вот я и говорю, что оба хороши, — согласился Павлов. — Нина, я ведь только сейчас, когда решил, что потерял тебя, понял, как сильно на самом деле тебя люблю.

— Ты знаешь, а я ведь тоже, оказывается, тебя люблю, — медленно сказала Нина. — Я думала, что просто провожу время, потому что мне с тобой хорошо, спокойно и надежно. Я отказывалась выходить замуж, потому что жизнь моя устоялась и мне больше не нужны никакие потрясения. А на самом деле все это чушь и ерунда, потому что я тебя люблю и мне невыносима мысль, что я могу тебя потерять и остаться одна. Вот какая штука.

Он притянул ее к себе и поцеловал в краешек губ. Поцелуй его, сначала мягкий, нежный, становился все настойчивее. Нина чувствовала, как жар с губ передается дальше, расходится вниз по телу, заливает сначала шею, потом грудь, ставшую вдруг необычайно чувствительной, сбегает дорожкой вниз, распространяется на бедра, а затем вглубь, заливая низ живота и вызывая внутренний огонь, такой неумолимый и настойчивый, что Нина, не выдержав, застонала.

Сергей, услышав ее стон, задрожал всем телом, прижал ее к себе, хотя это, казалось, было невозможно, бережно опустил на подушки, накрыл сверху своим длинным, гибким, крепким и сейчас отчего-то особенно тяжелым телом. Она чувствовала его всего, от макушки до пяток, и от этого жар внутри разгорался все сильнее, но был он не обжигающим, а, скорее, равномерно прогревающим, заставляющим мышцы сбросить оцепенение, в котором, казалось, Нина как застыла несколько дней назад, так и осталась.

Сейчас она, наоборот, была как податливая мягкая кукла, как тающий в руках умелого мастера пластилин, из которого можно слепить все, что хочешь. Павлов как раз был умелым мастером, который точно знал, чего хочет. В мгновение ока исчезли разделяющие их слои одежды. Кожа казалась то шелком, то бархатом. То скользящим, то высекающим искры при прикосновении. И не было разговоров. Они казались совершенно лишними в комнате, наполненной полувздохами, полустонами. Недоговоренности исчезли и растворились, недосказанное больше не вставало между ними, любимыми и любящими, сплетенными сейчас в единое целое. И казалось, что иначе и быть не может.

Иногда Нина чувствовала, что она больше не может дышать, но она дышала, понимая, что попадает в унисон с дыханием того единственного мужчины, к которому она шла всю свою жизнь. Оказывается, все это было не зря — побег из дома, многолетняя ссора с отцом, самостоятельные попытки пробиться сквозь жизнь, попробовать ее на зуб, доказать свою крепость. Два развода, ночные слезы в подушку, долгое одиночество и жизнь только ради сына — все это было не напрасно, не зря, потому что в итоге привело ее в Знаменское, в эту комнату, в которой они сейчас были наедине. Наедине вдвоем. И все, что происходило сейчас за закрытой дверью, казалось, совсем не имеет значения.

Интересно, почему она раньше этого не понимала? Почему для того, чтобы увидеть Павлова по-настоящему, ей понадобилось похоронить отца, попасть в эпицентр семейного детектива и с изумлением обнаружить себя наследницей огромного состояния? Или все дело в том, что в стрессовой ситуации мозги начинают работать лучше?

Впрочем, все эти мысли и сейчас лениво вспыхивали где-то на задворках сознания. В данный момент важны были лишь руки Сергея на ее влажной коже, его губы, которые, казалось, были везде и всюду, он сам, заполнивший собой не только ее голову, но и ее тело, которое сейчас не существовало отдельно, а лишь было его продолжением, его частью. И Нине казалось, что она уже никогда-никогда не сможет существовать отдельно. Без него. Господи, это же так страшно — быть без него. И этого она раньше тоже не понимала.

Нина вздрогнула ощутимо от физически накатившего на нее страха, но он тут же сменился наслаждением, которое накрыло ее, заставив забыть обо всем остальном. Она закричала, не заботясь о том, что ее могут услышать и крик этот в окутанном страхом доме будет воспринят неправильно. Но и об этом Сергей позаботился тоже, он поймал ее крик своими губами, обнял еще крепче и тоже забился в длинной сладострастной судороге, особенной, не встречаемой Ниной у других своих мужчин. Да и были ли они, эти другие. Так, недоразумение, не стоящее того, чтобы о нем вспоминали. Она еще крепче прижалась к своему единственному мужчине, словно вбирая в себя дрожь его тела, еще раз вскрикнула и расслабленно откинулась на подушки, навсегда признавая свое неминуемое перед ним поражение и свою гордую победу.