Читать книгу "Расцвет и упадок Османской империи. На родине Сулеймана Великолепного - Лорд Кинросс"

Наконец, спустя семь лет после казни Ибрагима, Роксолана обрела над султаном наивысшую власть, добившись назначения великим визирем Рустем-паши, женатого на ее дочери Михримах и, следовательно, приходившегося Сулейману зятем, подобно тому, как Ибрагим был свояком Сулеймана. Так как султан все больше передавал Рустему бразды правления, Роксолана все больше приближалась к зениту своей власти.

Сулейман при всей терпеливости своего характера, неподкупности принципов и теплоте его привязанностей хранил внутри себя некий запас холодности, скрытой жестокости, порожденных склонностью к абсолютной власти и тесно связанной с этим подозрительностью в отношении любого, кто мог бы соперничать с ним. Роксолана хорошо знала, как играть на этих струнах его натуры. Она родила султану трех наследников – Селима, Баязида и Джихангира, старшему из которых она была полна решимости обеспечить наследование трона. Но Сулейман видел своим преемником родившегося первым сына Мустафу, матерью которого была Гульбахар. Он был красивым молодым человеком, натурой невероятно многообещающей, «удивительно высокообразованным и рассудительным в возрасте, когда можно править», который готовился отцом на ряд ответственных постов в правительстве, а сейчас был губернатором Амасьи, по дороге в Персию. Щедрый духом и ответственный в бою, Мустафа завоевал любовь янычар, которые видели в нем достойного преемника своего отца.

В канун третьей персидской кампании Сулейман, вступивший в шестидесятилетие, впервые не захотел лично возглавить армии и передал верховное командование Рустем-паше. Но вскоре через Рустема стали приходить сообщения, что янычары проявляют беспокойство и требуют, учитывая возраст султана, чтобы их возглавил Мустафа. Они говорили, сообщал посланец, что султан слишком стар, чтобы лично идти походом против врага.

Это был шанс для Роксоланы. Ей было легко сыграть на струнах подозрительности в характере Сулеймана, заронить в нем неприязнь к амбициям Мустафы, внушить ему мысли о том, что тот имеет виды на султана, сравнимые с теми, которые некогда побудили его самого сместить собственного отца Баязида II.

Раздумывая, идти в поход или нет, Сулейман медлил. Его мучили сомнения, связанные с тем шагом, который ему предстояло сделать в отношении собственного сына. В конце концов, придав делу теоретический характер, он попытался получить беспристрастный приговор от муфтия, шейх-уль-ислама. Муфтий ответил, что, по его мнению, раб, предавший господина, «заслуживал быть замученным до смерти».

Таким образом, религиозное сознание султана было спасено. Идя походом в восточном направлении, он достиг в сентябре полевого штаба в Эрегли и вызвал Мустафу из Амасьи. Будучи осведомленным о судьбе, которая могла ожидать его, Мустафа не поддался на уговоры доброжелателей и подчинился отцу. Он ответил, что, если ему суждено потерять жизнь, он не смог бы поступить лучше, чем вернуться обратно в источник, из которого он вышел. «Мустафа, – писал Бусбек, – стоял перед трудным выбором: если он войдет в присутствии своего разгневанного и обиженного отца, он подвергнется несомненному риску; если он откажется, он ясно подчеркнет, что замышлял акт предательства. Сын избрал более смелый и опасный путь». Он проследовал в лагерь своего отца.

Там прибытие Мустафы вызвало сильное возбуждение. Сын смело поставил свои шатры позади шатров отца. После того как визири выразили Мустафе свое почтение, он поехал на богато украшенном боевом коне, эскортируемый визирями и под возгласы толпившихся вокруг него янычар, к шатру султана, где он должен был получить аудиенцию. Внутри все казалось мирным, не было солдат, телохранителей или сопровождающих лиц. Присутствовали, однако, несколько немых (категория слуг, особенно ценившаяся турками), сильных, здоровых мужчин – предназначенных ему убийц. Как только Мустафа вошел вовнутрь, они решительно набросились на него, изо всех сил пытаясь набросить на него петлю. Будучи человеком крепкого телосложения, Мустафа отважно защищался и боролся не только за свою жизнь, но и за трон; ибо не было места сомнению, что, сумей он вырваться и соединиться с янычарами, они были бы настолько возмущены и тронуты чувством жалости по отношению к своему фавориту, что могли бы не только защитить, но и провозгласить его султаном. Опасаясь этого, Сулейман, который был отгорожен от происходившего всего лишь льняными занавесями шатра, высунул голову и бросил на немых свирепый и грозный взгляд и угрожающими жестами пресек их колебания. После этого, в страхе удвоив усилия, слуги опрокинули несчастного Мустафу на землю и, набросив шнурок на шею, удушили его.

Тело Мустафы, положенное перед шатром на ковре, было выставлено на обозрение всей армии. Скорбь и причитания, ужас и гнев охватили янычар. Но перед смертью желанного ими лидера, лежащего бездыханным, они были бессильны. Чтобы успокоить воинов, султан лишил Рустема – вне сомнения, полностью против воли последнего – его поста командующего и других званий и отослал его обратно в Стамбул. Но уже через полгода, после казни его преемника, Ахмеда-паши, он вновь был вызван как великий визирь, бесспорно, по настоянию Роксоланы.

Три года спустя скончалась сама Роксолана, горько оплакиваемая султаном. Она была похоронена в усыпальнице, которую Сулейман построил для нее позади своей огромной новой мечети Сулеймании. Женщина добилась осуществления своих целей. Она получила наследование султаната одним или другим из двух ее сыновей: Селимом, самым старшим и ее любимцем, который был ничем не интересующимся пьяницей; и Баязидом, средним, несоизмеримо более достойным преемником. Более того, Баязид янычарам напоминал своего отца, от которого наследовал лучшие качества его натуры. Самый младший из братьев, Джихангир, горбун, не отличавшийся ни здравым умом, ни крепким телом, но самый преданный поклонник Мустафы, заболел и пораженный печалью и страхом за свою дальнейшую судьбу, вскоре умер после убийства своего сводного брата.

Два оставшихся брата испытывали взаимную ненависть, и, чтобы развести их друг от друга, Сулейман дал возможность каждому наследовать в разных частях империи. Но уже через несколько лет между ними началась гражданская война, в которой каждого поддерживали его собственные местные вооруженные силы. Селим с мощью войск своего отца в 1559 году нанес Баязиду поражение под Коньей, заставив его с четырьмя сыновьями и небольшой, но боеспособной армией искать убежища при дворе шаха Персии. Здесь Баязид был сначала принят с королевскими почестями и дарами, полагающимися османскому принцу. На это Баязид ответил шаху подарками, которые включали пятьдесят турецких скакунов в богатой сбруе и восхитившую персов демонстрацию мастерства верховой езды его кавалеристов. Затем последовал дипломатический обмен письмами между послами султана, требовавшими выдачи или, на выбор, казни его сына, и шахом, первый сопротивлялся и тому и другому, исходя из законов мусульманского гостеприимства. Сначала шах надеялся использовать своего заложника для того, чтобы поторговаться относительно возвращения земель в Месопотамии, которые султан захватил. Но это была пустая надежда. Баязида подвергли пленению. В конце концов шах был вынужден склонить голову перед превосходством вооруженных сил османов и согласился на компромисс. По договоренности принц должен был быть казнен на персидской земле, но людьми султана. Таким образом, в обмен на большую сумму золота шах передавал Баязида официальному палачу из Стамбула. Когда Баязид попросил дать ему возможность увидеть и обнять перед смертью своих четырех сыновей, ему посоветовали «перейти к предстоящему делу». После этого на шею принцу набросили шнурок, и он был удушен.