Читать книгу "Нефертити. Повелительница Двух Земель - Эвелин Уэллс"

Скульпторы и художники работали вместе. Сначала голова изготавливалась из камня или гипса, а затем ее расписывали художники. Реалистичность скульптурного изображения дополнялась цветом.

Для амарнского искусства было характерно умение увековечивать моменты быстротекущей жизни. Толпы, группы людей, рабочие бригады и марширующие солдаты изображались не в застывших позах, как это делалось веками, но в движении. Первый шаг в этом направлении сделали отец и мать Эхнатона, позволившие изображать себя в натуральную величину. Свою семейную жизнь Эхнатон и Нефертити разделили с горожанами. В домах Амарны были сделаны ниши наподобие домашних молелен, в которых вместо идолов стояли портреты царя и царицы с их маленькими дочерьми, обычно благословляемые теплыми руками Атона.

Ужас, внушаемый восемнадцатой династией, перестал быть барьером между дворцом и остальными людьми. Пусть беднейший раб разделит счастье вместе с царем. На изображениях публичных появлений рядом с Эхнатоном неизменно находилась Нефертити. Каждая из вновь родившихся маленьких принцесс сразу добавлялась к групповым портретам царской семьи, так составлялся амарн-ский семейный альбом.

Интимность этих сцен была внове для Египта и до сих пор трогает сердце. Лишь эмблемы царской власти выдают в этих людях царя и царицу.

Существует много домашних портретов Эхнатона и Нефертити, где они сидят прижавшись друг к другу, обмениваются цветами, он дотрагивается до ее груди, она положила голову ему на плечо.

Вот они, съежившись от ветра, проезжают по улицам на царской колеснице, вот они целуются, и этот миг увековечен в камне. Существует изображение царской семьи в колеснице, где не замеченная родителями маленькая принцесса тычет в круп одной из лошадей палкой.

На другой картине Эхнатон расслабленно сидит на троне, а у него на коленях сидит Нефертити. Ее ноги не достают до пола, а его – стоят на носках. Явно царь двух Египтов качал свою великую царскую жену на коленях.

Рядом с ними двое их детей берут фрукты с овального, разделенного на четыре части блюда.

На другом фрагменте мы видим женскую грудь, к которой приближается жадно раскрытый рот младенца; это, очевидно, грудь Нефертити.

Петри писал об Эхнатоне: «Его семейная жизнь была его идеалом правды жизни».

Египетскому менталитету всегда была присуща некоторая очаровательная непочтительность. Искусство и литература высмеивали напыщенность и обжорство. Однако до сих пор смех замирал перед алтарем и троном.

Египтяне были первыми, кто придумал комиксы. Многие картины они рисовали в виде длинных полос с развивающимся сюжетом, включая кружки, в которые заключались слова персонажей, которые могли быть как людьми, так и животными. Этими «комиксами» наслаждались и молодые, и старые. Их даже помещали на могильные плиты, чтобы порадовать умерших.

В своем близком к естественной природе мире, не так далеко ушедшем от примитивного, египтяне зачастую узнавали в поведении людей черты характера, свойственные животным, и подчеркивали эти черты в своей мифологии. Они были первыми, кто очеловечил животных. У их богов были головы животных и птиц. Люди были животными, животные были людьми, и все они принадлежали к числу богов. Художники, скульпторы и поэты помогали усилить эту иллюзию.

В «комиксы» попадали все, даже самое почитаемое животное – кошка, и это не считалось обидным.

На одном из часто воспроизводимых рисунков мы видим сурового, решительного кота с пастушьим посохом, стоящего на задних лапах. Он пасет стаю птиц.

На другом – гиппопотам взгромоздился на дерево, и, чтобы обслужить его, официант-ворона взбирается по приставной лестнице.

Еще один рисунок изображает маленького мальчика, стоящего перед судейским столом. Полицейский, который привел его в суд, держит полицейский жезл и изображен в виде кота, а судья, также со служебным жезлом в лапе, – в виде мыши.

На третьем рисунке армия мышей штурмует крепость, которую защищают голодные коты.

Некоторые из этих карикатур могли иметь политическую подоплеку. Теперь мы уже не можем объяснить смысл рисунка, изображающего гигантский палец, вдавливающий теленка во что-то, напоминающее остроконечную шляпу.

Египтяне могли посмеяться над теми, кого любили, и даже над тем, кому молились. Но художники Амарны обладали свободой, которой прежде не было ни у кого в Египте, где его величество царя всегда изображали больше чем человеком – совершенным существом, божеством на земле.

Прибавив к своему имени «живущий в правде», Эхнатон отказался от устрашающего авторитета власти и потребовал реализма от амарнских художников. Они откликнулись с энтузиазмом, который должен был повергнуть Египет в шок и смутить последующие поколения. Отказавшись от традиционного благоговейного ужаса, являвшегося неотъемлемой частью образа фараона, собственным эдиктом отвергнув божественное происхождение от Амона, Эхнатон явился амарнским художникам обычным, таким же, как все, человеком, который ел, пил и занимался любовью.

Освобожденные художники становились все решительнее в средствах выражения, покуда портреты и скульптуры Эхнатона не стали напоминать карикатуры. Некоторые физические недостатки фараона изображались не только правдиво и безжалостно, но и нарочито подчеркнуто. Они не упустили ни одной детали его внешности: ни странной выпуклой удлиненной головы, ни узких глаз, ни длинного подбородка, ни полных бедер, ни выпирающего живота. Один дружеский шарж изображает его с затуманенным взглядом и явно нуждающимся в бритье.

Непочтительность достигла своего пика в одном наброске, где Эхнатон и его дети изображены в виде обезьян.

Нефертити всегда была любимицей художников, но никогда не становилась предметом насмешек. Теперь, когда ей было едва за двадцать, она была матерью четверых детей, еще две дочери, Анкесенатон и Нефернеферуатон, родились в 1365-м и в 1361 годах.

Второй из известных нам ее скульптурных портретов, выполненных из песчаника, еще прекраснее первого. Он был сделан позже. На этом незаконченном портрете царица прекрасна той неувядающей красотой, которой не страшны изменения во вкусах, неизменно происходящие с течением времени.

Все, чем она была, все, что бы она ни сделала, становилось достоянием общественности и с любовью запечатлевалось на камне, фаянсе, гипсе, на глиняных горшках, тротуарах, стенах и свитках папируса. Ей посвящали поэмы, гимны и слова любви. Похороненные в песке, они сумели ее пережить.

Художники и скульпторы были не единственными, превратившими Амарну в величайший творческий центр. В столярных мастерских производилась мебель, которая на века исчезнет с лица земли, но, будучи найденной, удивит своим удобством и красотой настолько, что ее станут копировать. Ее делали из ценных сортов древесины. Изготовленные с помощью медных инструментов отдельные части соединялись между собой деревянными шпонками – этот метод до сих пор используется при изготовлении дорогой мебели. В завершение мебель полировали и украшали инкрустацией. Столяры пользовались не меньшим уважением, чем художники, которыми они, в сущности, и были.