Читать книгу "Людской зверинец - Десмонд Моррис"

Важной чертой супернормального стимула является то, что он не подразумевает преувеличения всех составляющих того нормального стимула, на котором основан. Кулик-сорока реагировал на подложенное ему супернормальное яйцо только с точки зрения его размера; по форме, цвету и фактуре от нормального яйца оно ничем не отличалось. Эксперимент же с птенцами чаек продвинулся ещё на шаг вперёд. В нём жизненно важные красные пятна были преувеличены, а другие (менее значимые) отличительные особенности родителей отсутствовали. Таким образом, налицо был двойственный процесс: усиление важных стимулов и в то же время исключение менее важных. В процессе проведения эксперимента это было сделано лишь с целью демонстрации того, что для появления необходимой реакции вполне достаточно красных пятен. С другой стороны, такой шаг, при помощи которого отсекалось всё ненужное, должен был также способствовать большей концентрации внимания на красных пятнах.

Во многих супернормальных стимулах человека этот двойственный процесс применяется необычайно эффективно. Его можно выделить в качестве дополнительного, второстепенного принципа борьбы за стимул. Суть его заключается в том, что при искусственном усилении выбранных стимулов для возведения их в ранг супернормальных можно достичь ещё большего эффекта, исключая остальные стимулы, несущественные. При одновременном создании субнормальных стимулов супернормальные стимулы кажутся намного сильнее. Это принцип экстремизма стимулов.

Если мы хотим развлечь себя книгами, пьесами, фильмами или песнями, мы автоматически посвящаем себя этому. Самую суть этого процесса мы называем «инсценировкой». Повседневные действия, произведённые так, как если бы они происходили в реальной жизни, были бы недостаточно увлекательными, — их необходимо преувеличить. Работа принципа экстремизма стимулов подтверждает, что незначительные детали убираются, а значительные раздуваются до неимоверных размеров. Даже в наиболее реалистичных школах актёрского мастерства или (если уж на то пошло) в документальных фильмах и книгах всё ещё действует негативный процесс: всё, что неважно, сокращается, а значит, в ход идёт непрямая форма преувеличения. В более стилизованных представлениях, например в опере, прямые формы преувеличения имеют большее значение, и поэтому очень интересно наблюдать, насколько далеки от реальности могут быть голоса, костюмы, жесты, действия и сюжеты и, несмотря на это, они всё же оказывают сильнейшее воздействие на человеческий мозг. Если это кажется странным, стоит вспомнить эксперимент с чайками: птенцы были готовы реагировать на макеты родителей, состоящие из чего-то, слишком отдалённо напоминающего взрослую чайку, — из палки с тремя красными пятнами. Наша реакция на в высшей степени стилизованные обряды оперы, пожалуй, не менее странна.

Яркой иллюстрацией этого же принципа служат детские игрушки и куклы. Например, в лице тряпичной куклы некоторые черты преувеличены, а другие отсутствуют вообще. Глаза становятся огромными чёрными пятнами, в то время как брови просто исчезают. Рот растянут в широченной ухмылке, в то время как нос уменьшен до двух маленьких точек. Входя в магазин игрушек, вы попадаете в мир контраста супернормальных и субнормальных стимулов. Более реалистично выглядят лишь игрушки для детей старшего возраста — в них столь разительных контрастов нет.

То же самое можно сказать и о рисунках самих детей. В изображениях человеческого тела черты, которые они считают наиболее существенными, всегда увеличены; те же, которые для них неважны, обычно уменьшены или отсутствуют вообще. Как правило, наиболее непропорционально увеличенными бывают голова, глаза и рот. Это как раз те части тела, которые для маленького ребёнка имеют самое большое значение, так как служат для визуального восприятия и общения. Уши же никакой особой выразительностью не обладают, поэтому они сравнительно неважны, а, следовательно, зачастую просто упускаются.

Зрительный экстремизм такого рода очень распространён и в искусстве первобытных людей. Размеры голов, глаз и ртов обычно супернормальны по сравнению с размерами тела, а другие черты, как и в детских рисунках, уменьшены. Тем не менее, в разных случаях для преувеличения выбираются различные стимулы. Если изображается бегущий человек, необычно длинными становятся его ноги. Если человек просто стоит и ничего не делает ни ногами, ни руками, они могут быть изображены в виде неких обрубков или же отсутствовать вообще. Если статуэтка доисторического периода должна была демонстрировать плодовитость, её черты, говорящие о воспроизведении потомства, становились супернормальными, а всему остальному ни малейшего внимания не уделялось. У такой фигурки огромных размеров живот, неимоверно выступающие ягодицы, широкие бёдра и большая грудь, но в то же время могут отсутствовать ноги, руки, шея или голова.

Графические манипуляции такого рода часто воспринимаются как некое уродство — как будто красоте человеческого тела нанесён ущерб и она искажена со злым умыслом. Ирония же заключается в том, что, если бы критики обратили внимание на собственное тело, они обнаружили бы, что оно не совсем «совершенно». Вне всяких сомнений, они не меньше обременены «деформирующими» супернормальными и субнормальными принципами, чем дети или первобытные художники.

Притягательность экстремизма стимулов в искусстве определяется тем, как эти преувеличения варьируются в зависимости от случая и места, а также тем, как при помощи модификаций образуются новые формы гармонии и равновесия. В современном мире такого рода зрительные преувеличения наиболее часто встречаются в рисованных мультипликационных фильмах, а некую особую их форму следует искать в карикатурных изображениях. Профессиональный карикатурист берёт естественно преувеличенные черты лица своей жертвы и делает эти (и без того существующие) преувеличения ещё большими, уменьшая при этом то, что внимания не привлекает. К примеру, большой нос можно увеличить до такой степени, что, в конце концов, его размер окажется вдвое или даже втрое больше настоящего, причём, несмотря на это, лицо станет ещё более узнаваемым. Дело в том, что мы опознаём отдельно взятые лица, сопоставляя их в сознании с неким идеализированным «типичным» человеческим лицом. Если у какого-то конкретного лица есть некие определённые атрибуты, которые сильнее или слабее, больше или меньше, длиннее или короче, темнее или светлее, чем у того лица, которое мы считаем «типичным», они оказываются тем, что мы запоминаем лучше всего. Чтобы нарисовать хорошую карикатуру, художник должен интуитивно чувствовать, какие именно черты являются для нас отличительными, а затем супернормализовать наиболее сильные из них и субнормализовать слабые. В основном это практически тот же принцип, который применяется в рисунках детей и первобытных людей, за тем лишь исключением, что внимание карикатуриста прежде всего концентрируется на индивидуальных особенностях.

Для всех видов творчества, связанных со зрительным восприятием, на протяжении практически всей их истории был характерен экстремизм стимулов. Супернормальные и субнормальные модификации в изобилии присутствуют почти во всех формах раннего искусства, но с течением времени в европейском искусстве стал всё более доминировать реализм. На художников и скульпторов легла нелёгкая задача — изображать внешний мир настолько точно, насколько это возможно, и только когда в XIX веке технике (благодаря изобретению фотографии) удалось взять эту нелёгкую ношу на себя, художники, наконец, смогли вернуться к более свободной манипуляции темами. Сначала их реакция была очень медленной, и, хотя цепи были разорваны ещё в XIX веке, лишь в XX от них удалось избавиться окончательно. По мере того, как экстремизм стимулов стал заявлять о себе всё громче, одна за другой прокатились волны протеста, и вновь воцарилось правило: "Усиливай нужное и отсекай лишнее".