Читать книгу "Лорд Байрон. Заложник страсти - Лесли Марчанд"

Байрон медленно продвигался на север, остановившись по пути в Ньюстеде. В Сихэме Аннабелла изо всех сил пыталась скрыть от родителей свое волнение. Байрон не сообщил, когда приедет. Она также пыталась скрыть досаду от того, что он не завалил ее стихами и подарками. Она была бы разочарована еще больше, если бы узнала, как щедро одаривал он украшениями и портретами других женщин.

Байрон приехал только в среду 2 ноября. Аннабелла читала в своей комнате, когда раздался стук колес экипажа. Напряженное ожидание изнурило ее. Она приняла решение не встречаться с ним при всех и вышла в гостиную, когда он был там один. Байрон стоял у камина. «Он не шагнул ко мне навстречу, но взял мою протянутую руку и поцеловал ее». Возможно, Аннабелла почувствовала бы досаду, что Байрон сам не подошел к ней, если бы позднее не поняла, что он стыдился своей хромоты.

Два дня спустя Байрон написал леди Мельбурн: «Аннабелла кажется более душевной, чем мы предполагали, однако это самая молчаливая женщина из всех, что мне встречались, что ужасно озадачивает меня». К счастью, лед отчуждения был сломлен другими людьми, которые оказались более разговорчивыми. Тревога родителей Аннабеллы вскоре рассеялась, потому что, когда Байрон намеревался быть очаровательным, ему это всегда удавалось. Он даже терпеливо выслушивал скучные рассказы сэра Ральфа. На следующий день Аннабелла пригласила Байрона на прогулку к своему излюбленному месту у утеса, стоявшего на берегу холодного Северного моря. Она «трепетно сжала» руку Байрона, когда он смотрел на катящиеся волны. Но он предпочитал моря, омывающие более теплые земли, хотя и не сказал этого.

Когда Аннабелла молчала, Байрону всегда казалось, что она наблюдает за ним и делает нелицеприятные выводы. Он сообщил леди Мельбурн: «Не могу вам сказать, будем ли мы счастливы или нет. Я готов относиться к ней со всем уважением, но боюсь, что она не сумеет «вести» меня. Если это правда, то ничего не выйдет… Я никогда не мог любить того, кто не отвечал мне взаимностью. Могу с точностью сказать, что мои чувства крепнут, встречаясь с ответными чувствами, и никогда не меняются в присутствии предмета моей страсти…» На четвертый день Байрону удалось немного расшевелить Аннабеллу, но он все еще не был уверен, что понимает ее. Письмо Байрона к «тетке» звучало ободряюще, но не слишком взволнованно: «У нас с Аннабеллой все благополучно… Она, как вы знаете, очень хороший человек, но думаю, что не только ее чувства и привязанности, но и страсти сильнее, чем мы предполагали».

Казалось, все складывалось. Юристы согласились на условия Байрона без излишней тяжбы. Аннабелла должна была получить двадцать тысяч фунтов, к тому же она возлагала надежды на своего дядю, лорда Уэнтворта. Однако и через неделю обрученные не стали ближе друг другу. Аннабелла не понимала грусти Байрона, хотя зачастую причиной его тоски были ее собственные перепады настроения. Он много говорил об Августе с «печальной нежностью», а когда заметил, что «когда ты в веселом настроении, то похожа на нее», то Аннабелла восприняла это как ключ к своему будущему поведению, хотя и не могла полностью побороть своего смущения. Байрон говорил: «Если бы ты согласилась выйти за меня два года назад, то избавила бы меня от того, с чем мне никогда не удастся справиться». В этом высказывании, сделанном в минуту досады, Аннабелла увидела зловещие намеки.

В итоге Аннабелла пришла к выводу, что Байрон не любит ее, и слишком буйная фантазия заставила ее устроить сцену с предложением разорвать помолвку. Когда Байрон «совершенно пал духом», Аннабелла решила, что, «должно быть, он все-таки любит меня». Однако Байрон пришел в замешательство. 13 ноября он написал леди Мельбурн: «Знаете, у меня появились серьезные сомнения в успехе нашего брака. Характер Аннабеллы оказался прямо противоположным нашим ожиданиям. Ее одолевают сильные чувства, угрызения совести в отношении себя и, думаю, меня… Любое слово или даже тон таят для нее в себе какой-то скрытый смысл. Иногда мы очень похожи, а порой совсем разные. Это происходит постоянно и полностью соответствует ее взглядам».

Байрон научился смягчать «бурные порывы» Аннабеллы так же, как делал это с другими женщинами, хотя не со столь неопытными, как она. Он говорил леди Мельбурн: «Что касается меня, то недавно я использовал способ «красноречивого действия», который Демосфен называет первым принципом ораторского искусства, и нахожу его очень эффективным, потому что он успокаивает Аннабеллу. Это дает надежду на успех «теории невозмутимого спокойствия», хорошо известной в нашей философии. Между нами, все это очень забавно. В данном отношении она совсем как ребенок, который легко откликается на доброту…»

Аннабелла, вероятно испуганная тем, к чему могут привести эти проявления доброты, сознавая, что родители могут понять, в чем дело, и опасаясь дальнейших скандалов перед свадьбой, просила Байрона уехать, хотя он гостил в Сихэме всего две недели. Она не была уверена, что сумеет сдерживать Байрона или сдерживаться сама в его присутствии, хотя и убеждала себя, что, когда они поженятся, все будет по-другому. Байрон был слегка задет и на следующую ночь после отъезда написал: «Если это доставит вам удовольствие, то я чувствую себя так же неудобно, как паломник с горохом, насыпанным в туфли, и так же холодно, как рядом с Милосердием, Целомудрием или другой подобной добродетелью».

Когда Байрон уехал, Аннабелла могла писать ему с меньшей сдержанностью: ей легко было любить на расстоянии придуманный ею идеал. «Мой любимый, нет ни одной минуты, когда мое глупое сердце не хотело бы увидеть тебя. Я знала, что это случится, наверное, это справедливая кара за мои дурные поступки».

В Кембридже Байрон встретился с Ходжсоном и Хобхаусом, которые убедили его остаться там до 23 ноября и голосовать за доктора Кларка, путешественника по Востоку и кандидата на получение звания профессора анатомии. Оставшиеся дни Байрон провел в поместье Сикс-Майл-Боттом. Испытывая чувство опустошения и раздираемый противоречивыми эмоциями, он всего один раз написал Аннабелле, предоставив Августе самой успокаивать встревоженную невесту.

Когда Байрон в Кембридже вошел в палату сената, чтобы отдать свой голос за доктора Кларка, ему рукоплескали студенты на галерке. Хобхаус вспоминал: «То, что случилось, незабываемо. Он покраснел и смутился. Мансел, магистр Тринити-колледжа и епископ Бристоля, и доктор Кларк почли за честь сопровождать его». На следующий день Байрон с Хобхаусом отправились в Лондон, где Байрон вновь зажил холостяцкой жизнью на своей прежней квартире. Байрон особенно привязался к ней, когда должен был покинуть ее навсегда. 26 ноября с Хобхаусом он ходил в театр «Друри-Лейн» посмотреть игру Кина в «Макбете». Несколько дней спустя они ужинали в узком кругу в доме Дугласа Киннэрда вместе с великим актером, который был в превосходной форме и рассказывал множество забавных историй. Байрон любил такие вечера и, возможно, сравнивал их с вечерами, проведенными в Сихэме, когда приходилось слушать однообразные повествования сэра Ральфа.

Аннабелла писала о приготовлении свадебного торта, и, вне всякого сомнения, ее родители предпочли бы венчание в церкви в присутствии всех богатых соседей. Но Байрон наотрез отказался, настояв на получении специального разрешения пожениться в домашней обстановке. Постоянные задержки дня свадьбы вызывали в душе Аннабеллы беспокойство, которого она уже не могла скрывать, а уверения Байрона звучали колко: «Жаль, что мы не поженились два года назад, но не беспокойся: я уверен, мы будем любить друг друга всю оставшуюся жизнь так сильно, как будто никогда не сочетались браком».