Читать книгу "На задворках Солнечной системы - Михаил Михеев"

– Я? – Петрова удивилась, насколько пискляво это вышло.

– Ты, ты. Хотя я вначале и не понимал, что это именно ты. Но еще на Марсе понял, что здесь не все чисто.

– А-а…

– Вот, – на стол легла карта памяти. Владислава впилась в нее взглядом. Басов усмехнулся. – Ее мне передали на марсианской базе. Данные зашифрованы, да мне они и не интересны, честно говоря. Что надо, сказали на словах. Но это к делу не относится, здесь главное другое.

– И… что?

– Понимаешь, подруга, тут ведь как… Человек, который передал мне этот никчемный кусочек пластика, ошибся. Ошибся потому, что те, кто формулировал задание, не все знали. Ему было сказано, что связного он будет знать в лицо, и не подумали, что таких людей на борту «Седова» может оказаться несколько. Если конкретно, двое. Ты и я.

– Ты?

– Ну, да, так и было. Я потом осторожно расспросил остальных. Так вот, никто с ним раньше знаком не был. А вот ты, я помню, с ним поздоровалась именно как со знакомым, хоть и не самым близким. Уж скорее, шапочным. Моего… гм… товарища подвело восприятие, связной и знакомый – слова мужского рода, вызывающие соответствующие ассоциации. К тому же он знал меня и дольше, и лучше, чем тебя. Дальше простая логика. Ну и на финал, я показал тебе эту хрень, – Басов небрежно кивнул в сторону карты памяти. – Видела бы ты свое лицо. Вывод простой. Ты – связной, неясно только, чей. И мне очень интересно это узнать. Потому что я не хочу рисковать, оставляя за своей спиной неизвестно кого. И, поверь, лучше нам разобраться здесь и сейчас, в узком кругу, чем буквально через несколько минут, но в присутствии всего экипажа. Итак, я жду.

Улыбка у него была сейчас, как у анаконды. Такая же спокойная, с полным осознанием того, что захочет сожрать – сожрет, и никто и ничто не сможет ему в этом помешать. Петрова едва смогла подавить внезапный позыв икнуть. А потом вздохнула – и рассказала.

К ее удивлению, профессор с замашками тяжелого танка поверил. Только вздохнул, выругался сквозь зубы на подковерных интриганов и подбросил на ладони карту памяти:

– Не волнуйся, вопрос останется между нами. И игрушка тоже останется у меня. Пока твои наниматели не смогут доказать, что действуют не во вред стране. Сама понимаешь, ликвидировать меня им не стоит. Да и тебе пытаться не стоит, это я на случай, если от истерики крышу сорвет. А так… Вы мне не друзья, но и не враги. Разбирайтесь в своих проблемах сами.

Встал и вышел, окатив холодным, словно антарктический ледник, взглядом. И осталось ощущение, что ее, Петрову, космонавта и планетолога с многолетним стажем, только что хорошенько изваляли в помоях.

Вряд ли планетологу стало бы легче, узнай она, что их разговор не был тайной ни секунды. Что контрразведчик, человек по долгу службы проницательный, и обученный куда лучше, чем какой-то профессор-геолог, слушал их разговор от начала и до конца. И, выслушав, лишь хмыкнул довольно.

Ну, в самом-то деле, ничего страшного. Информация о том, что на корабле отправляется агент, которого используют «втемную», у него была. Самый лучший агент – это тот, который не знает, кто он и что он. Зато он, человек, отвечающий за безопасность корабля, теперь знает его имя. Оставалось только поаплодировать мастерству коллег, столь ловко сумевших внедриться в ученую братию. И они, конечно, сдержат слово – Петрова получит свои маленькие плюшки и начнет строить карьеру, и без того успешную, семимильными шагами. Ну а прочие мелочи, вроде морали, так кого они волнуют? Невозможно копаться в дерьме и оставаться с чистыми руками. Главное, что теперь он знает: оборудование, найденное у планетолога во время негласного обыска, не несет угрозы кораблю. А вот то, которое у двух других прохиндеев, практически одинаковые комплекты… За ними придется смотреть еще тщательнее. И, хотя он хорошо умел преодолевать эмоции, сам факт того, что кто-то, с кем ты еще сегодня, час назад, сражался спина к спине, может оказаться предателем, наводил на мрачные размышления.

Юпитерианская база. Медотсек. Шесть часов спустя

Она открыла глаза с таким усилием, будто к каждому веку какой-то шутник привязал по гантеле. И тут же закрыла обратно – свет, хоть и неяркий, резанул, как ножом, да и вообще в глаза словно песку насыпали. Больно…

Второй раз она рискнула повторить это действо лишь через несколько минут. Получилось чуть лучше – то ли глаза немного отошли, то ли просто уже притерпелась. Моргнула несколько раз, давая глазам привыкнуть к свету, и тут же ощутила, что хочет одновременно и пить, и, не к столу будет сказано, в туалет.

Только вот проблемы были и с первым, и со вторым. Тело было вялым, а руки, казалось, весят по тонне каждая. Даже голову повернуть у нее получилось с трудом. Только для того, чтобы увидеть совсем рядом, руку протяни, большую кружку на белом, больничного вида столике. Дотянуться до нее сейчас было сродни эпическому подвигу.

К счастью, ничего делать не потребовалось. Послышались уверенные шаги, и женский голос по-английски, с неистребимым славянским акцентом, произнес:

– Очнулась, девочка. Сейчас…

Она не успела даже обидеться на девочку. Несчастные пять минут – и вот она уже напоенная, справившая надобности, вытянулась на хрустящих от чистоты простынях. Какое блаженство! У них на базе, из-за вечной экономии воды, со стиркой имелись серьезные проблемы, русские же в этом плане жили куда богаче.

Русские. Только сейчас до нее дошло, что она, похоже, в плену. Все логично – как бы она иначе здесь очутилась? Впрочем, сейчас это было уже неважно. Главное, невероятных размеров тетка ловко помогла ей принять более удобное полусидячее положение, а потом принялась кормить. И, судя по тому, что еда мало напоминала больничные харчи, есть можно было все и без ограничений. А стало быть, и жизни ее ничего не угрожало.

Жизни-то, может, и не угрожало, но, когда спустя пару часов в палату заявилась целая делегация весьма представительного вида, почувствовала она себя крайне неуютно. Впрочем, русским на это было наплевать. Зашли, расставили стулья, благо великанские размеры палаты это позволяли, сели не чинясь, вперемешку, и начали рассматривать больную, словно мышь какую-то. Едва ли не с усмешками. Впрочем, они имели на то полное право. Хотя неприятно было до жути. Особенно когда один выдал что-то явно скабрезное. По-русски она понимала с пятого на десятое, но интонации-то никуда не делись. А учитывая их, в Британии этого мужлана давно привлекли бы к суду за сексизм. И его приятелей, откровенно ржущих над сальной шуткой, тоже.

Впрочем, чего ждать от этих варваров, заслуги которых только в том, что они понастроили кораблей больше всех и лучше всех? Они ведь европейские ценности, включая равноправие полов, игнорируют напрочь. А самое паршивое, что их женщины совершенно не протестуют. Вон они, сидят тут же и смеются вместе со всеми. И тот факт, что их в экспедиции намного меньше, чем мужчин, совершенно никого не волнует.

Но русские мыслей не читали. А и читали бы – так, скорее всего, еще сильнее бы рассмеялись. Они были другие и мыслили иначе, совершенно не скрывая сей факт. Но и тянуть время зря не стали. Просто один из них, высокий, с благородной сединой на висках и шрамом над бровью, единственный, пожалуй, кто был одет в военную форму, заговорил. Язык его был вполне понятен, хотя и отличался некоторой книжностью и замедленностью, говорящей об отсутствии серьезной практики. Впрочем, это не мешало.