Читать книгу "Барон Унгерн - Андрей Жуков"

Их заработок также выплачивался в золотой монете. Всем взрослым служащим мужского пола, а также офицерам и казакам ежедневно выдавалось по пачке папирос и коробку спичек. (Заметим, что спички в условиях тотального дефицита, вызванного Гражданской войной, ценились ничуть не меньше золота.) Никаких производственных конфликтов — задержки жалованья, забастовок, случаев саботажа, сотрясавших тылы белых армий на Восточном фронте, у Унгерна не наблюдалось.

H.H. Князев писал в своих заметках-воспоминаниях о генерале Унгерне, публиковавшихся в 1930-х годах на страницах эмигрантского журнала «Луч Азии»: «Благодаря неусыпным заботам своего начальника Азиатская конная дивизия стояла на значительной высоте в смысле дисциплины и выучки. Боевые же качества этой части были вне критики. Основным недостатком дивизии был низкий культурный уровень и разношерстность ее офицерского состава. Правда, все офицеры имели большой боевой опыт и личную храбрость, но интеллектуальное развитие типичного для дивизии офицера было чрезвычайно низко. Этим недостатком особенно страдал старший командный состав, выдвинутый самим бароном из нижних чинов. Считая таких людей всецело ему обязанными, Роман Федорович вполне на них полагался и верил только им». Известен случай, когда вполне подготовленный и храбрый офицер был назначен заместителем Унгерна генералом Резухиным исполнять должность командира полка. Однако это назначение было отменено Унгерном, лаконически пояснившим свое решение: «Больно грамотен».

В недоверии, которое испытывал Унгерн к «интеллигентам» и интеллигентскому сословию вообще, не было ничего иррационального, как не было и скрытого ощущения собственной неполноценности. Подобное отношение барона к офицерам «интеллигентного типа» имело свои глубокие причины: основы подобной неприязни объяснялись социально-психологическими и идейно-мировоззренческими причинами, идеологическим расколом Белого движения на многочисленное «левое», республиканско-либеральное, политически гибкое крыло и на «правое», идейно-монархическое, к которому принадлежал и сам Роман Федорович. Позже Унгерн одной из причин своего ухода в Монголию объяснял «несходством взглядов» с большинством колчаковских генералов, которые, по словам самого барона, «начали розоветь». «Это мне не по пути», — говорил Унгерн.

В конце Гражданской войны идейное противостояние внутри белых армий нередко перерастало в вооруженные столкновения между представителями различных политических лагерей. Примером подобного противостояния на Дальнем Востоке стал раскол белой армии на семеновцев и каппелевцев. После трагической смерти В. О. Каппеля, человека кристально чистого, монархически настроенного, обладавшего непререкаемым авторитетом, в войсках, которыми он руководил до своей гибели, возобладали все те же демократические, либеральные настроения. «Состав армии в политическом отношении пестр до крайности… В армии тесно переплелись между собой элементы крестьянский, рабочий и интеллигентный. В среде их встречаются представители всех политических течений, до коммунистов включительно, не приемлющих беззастенчивого жульничества большевиков», — писал о каппелевской армии современник. У семеновцев подобное и представить себе невозможно. Сам Г. М. Семенов, как мы уже говорили, если и был монархистом, то глубоко в душе, внешне же подобных симпатий не проявлял. Он более склонялся к национально ориентированной военной диктатуре, социалистов (меньшевиков, эсеров) и либералов не любил, справедливо считая их пособниками большевиков. В результате многих столкновений, разборок и склок общего языка семеновцы и каппелевцы найти так и не смогли, что стало одной из причин (но весьма существенной) поражения белого дела на Дальнем Востоке.

Приведем лишь один пример, хорошо иллюстрирующий, насколько напряженными были отношения. 4 января 1920 года указом адмирала A.B. Колчака Г. М. Семенов был назначен Главнокомандующим вооруженными силами Российской Восточной окраины. В состав каппелевской армии была включена Азиатская конная дивизия барона Р. Ф. Унгерна. Среди каппелевских офицеров Унгерна именовали не иначе как «сумасшедший барон». Спустя некоторое время командующий Дальневосточной армией генерал-лейтенант H.A. Лохвицкий в ультимативной форме потребовал от Семенова убрать из армии барона Унгерна. «Или я, или он», — по слухам, поставил вопрос Лохвицкий. Причиной столь резкой постановки вопроса были многочисленные, как говорили каппелевцы, «чудачества» барона. В результате из армии ушел Лохвицкий. Тем не менее даже каппелевские офицеры отдавали Унгерну должное. Ротмистр В. Зиновьев в 1927 году так вспоминал о бароне: «… Несмотря на все темные стороны даурской контрразведки… невзирая на все чудачества Унгерна, вроде тех, когда он приказывал привязывать в конский станок офицера, проворовавшегося на фураже… у него нельзя не отметить… идейность и необыкновенную волевую энергию, что значительно выделяло его среди всех руководителей Белого движения в Забайкалье и вообще на востоке».

В офицерах-интеллигентах, из которых преимущественно и состояла каппелевская армия, Унгерна раздражало определенное высокомерие, их самоуверенность и всезнайство, желание руководить, быть всюду на первых ролях, высокомерное отношение к «кадровым». Отметим также, что вышеперечисленные качества вообще являются специфически характерными чертами сословия, именуемого «русской интеллигенцией». Однажды в лагерь Унгерна прибыл бежавший от большевиков статский советник Голубев, человек с большим самомнением и весьма высокомерный. «Унгерн принял его вежливо, беседовал с ним, — рассказывает очевидец этой встречи есаул Макеев, — чем Голубев, не знавший бароновского характера, решил воспользоваться и стал давать советы политического и иного характера. Барон долго крепился, потом приказал Голубева выпороть: «Выпороть Голубева. Он из интендантства, а следовательно, мошенник». Голубева повели на истязание. Жена, взволнованная и возмущенная, влетела к Унгерну в палатку, и… ее барон приказал также выпороть. Выпороли. Несчастную женщину после этого направили в обоз, а мужа назначили рядовым в полк». Можно, конечно, осудить Унгерна за издевательство над незадачливым статским советником и его женой. Но сколько было таких интеллигентов-«о5разованцев», «проговоривших» монархию, власть, саму Россию и в результате ничего не понявших, ничему не научившихся? Бегая от большевиков, они никак не могут успокоиться, не ощущают никакой своей вины в происшедшем, но продолжают считать себя «солью земли», давать многомудрые «ценные» советы… Какие чувства могли вызвать подобные люди у боевого офицера, ведущего реальную, а не словесную борьбу с большевизмом? Вопрос риторический…

Не мог терпеть Унгерн и «генштабистов» — выпускников Николаевской академии Генерального штаба. Весьма толковый и талантливый офицер, полковник Дубовик занимал в дивизии весьма скромную должность заведующего вооружением — барон не доверял ему, поскольку до революции Дубовик служил в Генеральном штабе. При представлении прибывших в дивизию новых офицеров часто происходили следующие картины: «Полковник-инженер Ф.». — «Вы нужны мне». «Генерального штаба полковник И.». — «Этой сволочи мне не нужно». Впрочем, в подобном отношении к генштабистам Унгерн совсем не был одинок. Еще во время Великой войны многие строевые офицеры (особенно в гвардии и кавалерии) генштабистов открыто недолюбливали, называли «серым (или «черным») войском». «Погубили гвардию, погубят и государя», — подобные отзывы звучали в войсках в отношении офицеров Генерального штаба.