Читать книгу "Последний Фронтир. Том 1. Путь Воина - Вероника Мелан"

Они поют, но она не знает мелодии… Черт. Ладно, будет просто плыть по течению, там разберется — или присоединится, или переждет.

Хоровод ожил — поочередно, передавая эстафету один другому, принялись поднимать и опускать сцепленные руки монахи — по кругу пошла волна. Ладно и светло запели. К песне присоединялись все новые и новые голоса — пели знакомые ей старцы и незнакомые мужи. Пели послушники. Каждый покачивался. Лин покачивалась тоже. Зазвучали слова.

Что петь, она не знала, но поняла, что растворяется в существующем хоре, что испытывает все меньше дискомфорта — настолько доброзвучно звучала песня. Пропала неловкость, пропала робость — осталось любопытство и благоговение. Речь не разобрать, но и не нужно — энергия, что шла от людей к мандале, а затем к потолку, ощущалась кожей.

Хор набрал мощь через минуту. Где-то (возможно, в ее воображении?), вторя ритму, бил на фоне гулкий барабан, тонко и ровно звучали трубы. Храм радовался.

Белинда радовалась тоже. Просветлело на сердце. Она смотрела в благословенные лица и пила доброту из глаз, словно нектар. А доброта была у всех. Раскачивался круг, раскачивалась она сама, передавала бегущую по колесу эстафету «волны», радостно сжимала чужие пальцы. Забылось, что незнакомцы.

Лучей, что лились из сердец, не было видно, но они были — она их чувствовала. То были лучи счастья, которыми люди делились с миром — говорили спасибо за себя, за жизнь, за близких, за все хорошее, что наполняло каждый их день. И в ее груди вдруг тоже исчезла заслонка — та самая, что мешала свету течь наружу. Открылось вдруг сердце.

И Лин — вот никогда бы не подумала, принялась радостно мычать вместе со всеми. Нет, не как фанатик, попавший под влияние момента, но как человек, искренне желающий присоединиться к прославлению жизненных благ. Ведь было хорошее, было! И за него в эту самую минуту хотелось сказать спасибо.

Все мощнее, все ярче бежала по кругу волна, все чаще вздымались и опускались руки, все громче, все красивее звучала песня. И пропала вдруг разница — между молодыми и стариками, между умными и глупыми, между всеми ними. Стерлись границы — в зале остались равные другу другу люди, желающие поделиться добром.

Храм пульсировал; будто дрожали и гудели стены, наполнялись светом и безмятежностью старые камни. Дождь? Может быть, снаружи, но не внутри.

Белинда никогда не испытывала подобного — себя единой с кем-то. Цепочка людей сделалась цельной — нет лиц, пальцев, нет раскрытых ртов — есть беспрерывный поток энергии. «Спасибо, спасибо, спасибо», — пела песня. «Спасибо», — излучали сердца. «Спасибо», — сияли души.

Ей хотелось купаться в этой энергии вечно, постоянно, утром и вечером. Каждый-каждый день, чтобы без перерыва…

Но… в какой-то момент трубы и барабаны в ее голове стихли, волна плавно унялась, голоса стихли. А свет в зале остался. Много света. Сияла позолота, волновались от счастья фрески, новым смыслом наполнилась каждая спираль узора мандалы на полу.

Члены хоровода кланялись друг другу.

Незаметно расцепились пальцы, разъединились люди.

Кто-то открыл входные двери.

* * *

Народ валил из зала сплошным потоком, как публика в театре во время антракта. Белинда отыскала Уму.

— Послушай, это ведь поразительно! Почему мы не делаем так каждый день? Я бы… Я бы…

Она не находила слов.

Ума улыбался.

— Энергия долго держаться. Сильная. Каждый день не нада.

— А я бы… Эх…

Она бы да — пела каждый день. Выучила бы слова, первой бы бежала в зал, чтобы еще раз испытать странное и прекрасное чувство единения с людьми и всем сущим. Ведь даже Рим просветлела во время песни лицом — Лин видела, — и они даже на секунду соприкоснулись не взглядами, а душами. В которых нет ругани.

— Ума, а часто идут дожди?

— Не часта.

— Жаль.

В эту самую минуту Лин подумала, что, если бы знала, как разозлить духов на холме, однозначно воспользовалась бы этой возможностью. Чтобы Великая Молитва обязательно прозвучала еще раз.

* * *

К шести вечера дождь кончился — она не удивилась. Но удивилась другому — снаружи на поле играли ее коллеги-ученики. Играли в игру, похожую на футбол: гоняли мяч, пытались закатить его меж двух вертикально стоящих палок. Подскальзывались в сырой траве, падали, покрикивали друг на друга. Расслаблялись. Носился по полю Лум, бегал долговязый незнакомец; среди длинноволосых голов мелькал ирокез Рим — она играла тоже.

Белинда завидовала.

Сидела поодаль на огромном булыжнике, поверхность которого хоть и не просохла, но осталась шероховатой, — она сумела забраться на плоский верх. К игрокам не просилась — не чувствовала в себе ни смелости, ни умения. Наслаждалась выплывшим из-за облаков солнцем; над холмами живописно в разводы розового и сиреневого окрасилось небо. Посвежело.

— Сидишь?

Взявшийся неизвестно откуда Ума-Тэ ловко вскарабкался на камень — места хватило на двоих.

— Угу.

Она только сейчас заметила, что его не было среди игроков.

— А ты чего?

— Вот. Принес.

В его руках обнаружилась деревянная коробка, в которой палочками-перегородками были сделаны отсеки. И в каждом отсеке что-то лежало — где-то оливка, где-то травинка, где-то кусочек сырой моркови, брюквы, цельный спелый помидор.

— Это зачем?

— Пробай. Суй в рот и умей различать. Я не отвлекай, пойду.

И он ловко соскользнул на землю, оставив ее сидеть со странной коробкой «овощей и трав».

Белинда хмыкнула. Некоторое время выбирала объект для изучения, затем остановилась на капусте, сунула листик в рот, принялась медленно жевать. Закрыла глаза.

Уже разбрелись с поля игроки, и скатилось за горы солнце, а Лин все сидела на камне. Капуста, которую она давно прожевала, показалась ей похожей на добрую наседку, готовую вычистить из нутра грязь, — некой женщиной с метлой и совком в руках. Морковь насыщала и обволакивала, обладала энергией… трезвости? Ясного видения — лучше Белинда подобрать не могла. Оливка с солью давала нечто хмурое, спокойное и… несерьезное. Ячмень, который она сразу не заметила, показался ей таким же тусклым, как усилия во имя знаний. Но они того стоили — усилия. Травинка пьянила диковинным ароматом — ей, Белинде, впрочем, неприятным. И, если помидор походил по ощущениям на тетушку-капусту — был таким же чистильщиком, — то с мясом она определиться так и не смогла. Вроде бы хотела его, но в то же время не хотела. Чувствовала неправильную для себя энергию.

Соскальзывая с камня, она думала о том, что нужно будет спросить о мясе Уму. И обязательно тренироваться еще. Возможно, однажды она сможет понять, что и для какой цели складывает в рот. Какая диковинная, оказывается, наука — еда.