Читать книгу "Две свечи - Татьяна Бочарова"

А Марина из своего рюкзачка достала коробку шоколадных конфет.

— Угощайтесь. — Она, смущаясь, поставила конфеты на край столика.

— По какому поводу роскошь? — оживился лысый. — У вас день рожденья?

— Не у меня. — Марина снова потупила глаза. — У сына.

Костя едва не подпрыгнул на полке.

— Милочка, что вы говорите? — заохала тетка. — У вас есть ребенок?

— Да. Ему сегодня исполнилось четыре годика. Зовут Артемом.

— Но вы ведь еще совсем девочка. Сколько вам, если не секрет?

— Не секрет. — Марина улыбнулась. — Двадцать.

А она не такая уж и скромница, — подумал Костя Его хорошее настроение, как ветром сдуло. Он мрачно уставился себе под ноги.

— Пойду в туалет, — сообщил лысый. Взял полотенце, зубную щетку и вышел в коридор.

Его жена собрала со стола пустые стаканчики и тоже была такова.

Костя и Марина сидели друг напротив друга и молчали. Обоим было отчего-то неловко. Она заговорила первой.

— А вы ведь так и не представились. Как ваше имя?

— Константин. Можно просто Костя. — Он мельком глянул на ее лицо. Пожалуй, что-то в ней есть. Не такая смазливая, как проводница, но зато в чертах чувствуется порода. Эти тонкого рисунка брови, маленький, гордый рот, нос с заметной горбинкой.

— Вы разочарованы, Костя? Считаете меня распутной? — Марина смотрела на него пристально, без давешнего смущения.

— Я? Почему? Вовсе нет. Да и какое мне дело? — пробормотал он, теряясь, и от этого грубовато.

— Мне казалось, я вызвала у вас интерес, — просто проговорила Марина и пожала плечами.

Ее слова прозвучали так естественно и обезоруживающе, что Костина хмурость испарилась сама собой. Ему вдруг стало невероятно легко и комфортно. Захотелось поговорить по душам с этой странной девушкой, рассказать ей обо всем: о себе, о несчастной любви к Ксюше, о порванном билете, о нежелании ехать в отпуск.

Марина молча ждала, что он ответит.

— Да, — твердо произнес Костя. — Да, Марина, вы мне интересны. Я бы даже сказал, очень. В высшей степени.

Она весело рассмеялась и взяла конфету из коробки.

25

Ксюша лежала в объятиях Николая и слушала, как тихо тот дышит во сне. Самой ей никак не спалось — то ли от переизбытка свежего воздуха полей и лесов, то ли от обилия новых впечатлений. К тому же ощутимо саднило обгоревший на солнце нос.

Она осторожно сняла со своего с плеча руку Николая, вылезла из постели и босиком прошлепала на кухню. Налила воды из графина, выпила. Достала из аптечки крем, аккуратно смазала обожженный нос. Зачем-то глянула в темное окно. Прошло минут десять. Ксюша почувствовала, что глаза у нее начали слипаться. Еще бы, уже половина второго ночи, а встала она сегодня в семь. Ксюша погасила свет, вернулась в комнату и нырнула под одеяло.

Ею тотчас овладела дрема, однако, это был не полноценный сон, а лишь состояние полузабытья. Она отчетливо видела погруженную в сумрак комнату, и в то же время перед ее глазами мелькали картинки прошедшего дня. Река, камыши на берегу, огромные, разлапистые ели. Яркое солнце в небесах, пестрые лямки Аниного купальника. Загорелое, улыбчивое лицо Коли-маленького. Задумчивый взгляд Николая. И снова вода, снова ели.

Где-то наверху, у соседей протяжно скрипнула дверь. Ксюша недовольно мотнула головой и натянула одеяло до самого носа. Ей хотелось полной тишины и покоя. Скрип, однако, повторился, и гораздо громче. «Чертова слышимость», — выругалась про себя Ксюша.

Раздались мерные и тихие шаги.

«Что же им не спится, извергам!»

Она вздохнула с досадой и села на постели. Шаги приближались. Они были так реальны, будто ходили совсем рядом, в прихожей. Ксюша почувствовала, как сбилось дыханье.

Разбудить на всякий случай Николая? Нет, это чушь собачья. Входная дверь заперта на два замка, в квартиру никто не мог проникнуть. Ясно, что ходят наверху.

«Топ-топ-топ» — отчетливо прозвучало из коридора. Ксюша сжалась на кровати, обхватила голые плечи руками.

«Топ-топ-топ». — Так мог ходить ребенок. Или хрупкая, худощавая женщина. Или…

«Топ-топ-топ». Дверь дрогнула и медленно подалась вперед.

Ксюша сидела, затаив дыхание, и щурилась в темноту. Кожа ее покрылась мелкими пупырышками. Нет, это бред, такого не бывает в реальности.

Дверь плавно открывалась. Ксюша хотела крикнуть, но голос не повиновался. Руки и ноги онемели. По спине струился ледяной пот.

Дверь уже наполовину была открыта. Она старалась разглядеть того, кто там прячется. Но ничего не видела. Перед ней была черная пустота. Пустота, уверенно толкающая ручку от себя.

— А-а-а! — шепотом крикнула Ксюша. Звук собственного голоса придал ей силы. Она заорала, не помня себя, захлебываясь, сбрасывая одеяло на пол. — А-а-а! Помогите-е!

…В глаза резанул яркий свет. Ей в лицо тревожно и недоуменно смотрел Николай.

— Что случилось?

Она шевельнула спекшимися губами. У нее вырвался слабый стон.

— О-ох.

— Что такое, Ксюня? Отчего ты кричала? — Он ласково погладил ее по щеке.

— Дверь, — жалобно пробормотала Ксюша и, сделав над собой усилие, приподняла голову.

Дверь в комнату была плотно закрыта, так, как она оставила ее, вернувшись с кухни. Николай глядел на нее, не понимая.

— Кто-то… кто-то ходил. В прихожей. Только что, — пролепетала Ксюша и вдруг поняла, что яркий свет — это не электричество, зажженное Николаем, а солнце. Ночь по волшебству превратилась в утро.

— Кто ходил? Ксюня, ты о чем?

— Господи! — Она закрыла лицо руками. На глаза навернулись слезы. — Так это был сон!

— Тебе приснился кошмар? — догадался Николай.

— Да, да. — Она продолжала плакать, и со слезами постепенно приходило облегчение.

Какое счастье, что ничего этого не было наяву. Она просто заснула и спала до самого утра.

— Принести тебе чего-нибудь? — произнес Николай участливо. — Может быть, валерьянки?

— Принеси, — всхлипывая, проговорила Ксюша.

Он поднялся и ушел в кухню. Вернулся со стаканом в руке.

— На, выпей.

Она, стуча зубами о стекло, отхлебнула остро пахнущую жидкость.

— Ты, видно, вчера перегрелась на солнце. Или перекупалась. — Николай поправил подушку под ее головой.

Понемногу Ксюша приходила в себя. Ее начало волновать, как она выглядит, ведь рядом Николай. Наверняка, нос красный и блестит, глаза заплыли от слез. Да он ее разлюбит в два счета, такую уродину.