Читать книгу "Семена времени - Джон Уиндем"

Рокот старенького лодочного моторчика напоминал Берту урчание кота. По правде сказать, Берт относился к мотору как к старому другу и всячески о нем заботился, а тот отвечал на добро добром – благодушно пофыркивая, неутомимо подталкивал лодку вперед. Порой Берт подбадривал мотор или делился с ним своими мыслями; ему самому эта привычка не нравилась, и он одергивал себя – всякий раз, когда замечал, что случалось достаточно редко. Он испытывал привязанность к мотору и был тому искренне признателен – не только за то, что мотор не капризничал, но и за то, что его рокот нарушал тишину.

Марсианская тишина наводила на мрачные мысли; Берт ее не воспринимал, однако бояться не боялся, в отличие от большинства, которое обосновалось в поселениях, где были соседи, звуки и иллюзия надежды. Ему не сиделось на месте, неугомонность пересиливала нелюбовь к великому безмолвию и звала в

дорогу – несмотря на то что другие искатели приключений возвратились домой, отчаявшись осуществить свои мечты. Берт довольствовался малым: как цыган, он нигде не задерживался надолго и продолжал путь.

Годы назад его звали Бертом Тассером, однако по фамилии к нему никто не обращался настолько давно, что он почти забыл ее сам, а остальные и подавно. Просто Берт – единственный, кстати, на Марсе человек с таким именем.

– Уже скоро, – пробормотал он, садясь, чтобы лучше видеть.

На берегу канала, среди чахлого кустарника, стали все чаще появляться другие растения – с тонкими ветками и блестящими, словно отполированными листьями, которые колыхались при малейшем дуновении ветерка. Заросли уходили вдаль, до горизонта. Берт знал – стоит заглушить мотор, и он услышит не тишину, а шелест множества листьев.

– Колокольцы, – проговорил он. – Да, совсем рядом. – Вынул из рундучка, что стоял на корме лодки, потрепанную нарисованную от руки карту, сверился с ней, раскрыл не менее потрепанную записную книжку и принялся перечитывать список имен на одной из страниц. Затем, повторяя имена вслух, спрятал карту и записную книжку обратно в рундучок.

Минуло около получаса, и за полосой прибрежного кустарника показалось приземистое черное сооружение.

– Прибыли, – заявил Берт, будто подбадривая мотор. Дескать, последнее усилие – и все…

Здание, выглядевшее издалека достаточно странно, оказалось на деле чем-то вроде основания рухнувшей башни, от которой осталась только одна стена высотой около двадцати футов. Стены здания украшали наполовину сглаженные временем резные узоры. Выстроенное из темно-красного камня, оно стояло ярдах в ста от берега. Урон, нанесенный ему минувшими столетиями, стал заметен лишь вблизи.

Берт подождал, пока лодка очутится прямо напротив здания, потом развернул неуклюжее суденышко и направил к берегу. Вскоре под днищем зашуршал песок. Он заглушил мотор; в ту же секунду послышался звон колокольцев, к которому примешивались скрип ветхого, медленно вращавшегося чуть левее колеса водяной мельницы и стук, доносившийся со стороны здания.

Берт пробрался в каюту, защищавшую его от ночного холода. Внутри царил сумрак – оконного стекла на Марсе не найти днем с огнем. Он пошарил вокруг, подобрал два мешка – один с инструментами, второй пустой, вскинул на плечо, затем вылез наружу, спрыгнул в воду, воткнул в песок железный крюк и привязал к нему веревку, что "лежала на носу лодки. Теперь можно не опасаться, что лодку унесет течением; хотя какое тут течение… Покончив с этим, Берт направился к зданию.

То окружали возделанные поля, на которых зеленели стройные ряды посевов. Вдоль полей тянулись узкие канавы с водой. К зданию примыкало странного вида сооружение, сложенное, должно быть, из обломков башни. Из-за него время от времени доносились звуки, которые явно издавали какие-то животные. В стене здания имелся дверной проем, по обе стороны от которого зияли дыры – судя по всему, окна, хотя и без стекол. Поблизости от двери темноволосая женщина молотила зерно, рассыпанное на плоском камне, по которому она била с размаха тяжелой дубинкой. Средних лет, однако фигура как у молоденькой; волосы собраны в высокий пучок, красноватая кожа отливает медью, единственная одежда – юбка из грубой желтовато-коричневой ткани, украшенная сложной вышивкой. Заметив Берта, женщина -произнесла на местном наречии:

– Добро пожаловать, землянин. Мы ждали тебя раньше, но ты задержался в дороге.

– Задержался? – переспросил он на том же наречии. – Знаешь, Анника, мне кажется, я пришел, как обещал.

Берт скинул наземь мешки, которые тут же принялись изучать невесть откуда взявшиеся банникуки. Не обнаружив ничего заслуживающего внимания, похожие на мартышек зверьки, которых было около дюжины, обступили Берта и начали жалобно мяукать. Берт достал из кармана пригоршню орехов, сел на лежавший неподалеку камень и, припоминая прочитанные в записной книжке имена, стал расспрашивать Аннику об остальных членах семьи.

Все как будто в порядке. Янфф, старший сын, ушел, зато младший, Таннак, дома, вместе со своими сестрами Гуйкой и Заило. У Гуйки и ее мужа родился еще один ребенок. Кроме младенца, все сейчас на дальнем поле, скоро вернутся.

Берт посмотрел в ту сторону, куда показала Анника, и различил вдалеке, среди зелени, несколько черных точек.

– Второй урожай обещает быть неплохим, – заметил он.

– Спасибо Великим, – отозвалась Анника.

Цвет кожи Анники и окружающая обстановка неожиданно напомнили Берту картины, которые он видел много лет назад. Вроде бы кисти Гогена. Впрочем, Анника непохожа на тех женщин, которых рисовал Гоген. Вполне возможно, она не была красавицей даже в молодости и даже по здешним меркам. Землянам обитатели Марса, отличавшиеся менее плотным сложением, казались ходячими скелетами. Правда, Берт скоро привык и перестал обращать внимание; пожалуй, теперь у него вызовут отвращение земные женщины – если он когда-нибудь встретит хотя бы одну.

Анника почувствовала на себе взгляд Берта и повернулась к нему. Улыбнуться она не улыбнулась, но взор ее выражал доброту и сочувствие.

– Ты устал, землянин.

– Я устал давным-давно.

Анника понимающе кивнула и снова взмахнула дубинкой.

Берт знал: она догадывается, что у него на душе. Все до единого марсиане относились к землянам с искренним сочувствием. И очень жаль, что поселенцы, которые поначалу называли марсиан не иначе как «дикарями» и недоумками", пригодными лишь на то, чтобы выполнять за них самую грязную работу, поняли это далеко не сразу. Теперь-то они сообразили, что к чему; некоторые, подобно Берту, узнали аборигенов гораздо лучше, а большинство, проживавшее в поселениях, встречалось с местными крайне редко. Тем не менее Берт, когда вспоминал о первых годах на Марсе, по-прежнему испытывал жгучий стыд за своих соплеменников.

– Сколько времени у нас не был? – спросила Анника чуть погодя.

– Лет семь, если считать по-вашему. А по-нашему – четырнадцать.

– Долго. – Женщина покачала головой. – И все один. Так не годится. Впрочем, вы, земляне, такие странные… – Она пристально посмотрела на Берта, словно пыталась увидеть эту странность. – Только ты другой. – И вновь покачала головой.