Читать книгу "Наработка на отказ - Александр Громов"

В связи с имеющим место массовым недовольством рабочих, чей контрактный срок истек, создавалась специальная комиссия для ускоренного рассмотрения подобных дел во главе с заместителем Арбитра по законности и правопорядку.

Все без исключения плантации ползучего гриба объявлялись государственной собственностью (с выплатой компенсаций бывшим пайщикам) и подлежали строгому учету и контролю. Особо подчеркивалась ответственность за самовольный посев гриба, а сбор, переработка и реализация урожая приравнивались к государственным преступлениям.

Обращение к населению было составлено в бодром тоне. Населению предлагалось сохранять спокойствие, не терять исторически присущего народу Редута оптимизма, оказывать всяческую поддержку и помощь новой администрации и ни в коем случае не поддаваться панике, поскольку короткий период эксцессов деструктивного характера благодаря решительным действиям нового руководства страны остался, к счастью, позади. Некий неведомый Конвент Спокойствия по поручению нового руководства извинялся за неизбежный хаос, вследствие которого праздничный отдых истинных добропорядочных граждан оказался нарушенным и вина за который целиком возлагалась на прежнее руководство, и уведомлял о том, что праздник по случаю завершения прокладки тоннеля будет дополнительно продлен на один день. Добропорядочным гражданам рекомендовалось сотрудничать с уполномоченными Конвента Спокойствия в деле выявления террористов и мародеров, препятствовавших установлению режима подлинно народной власти, а ныне напрасно пытающихся укрыться от суда народа.

Вот я уже и террорист, равнодушно подумал Шабан. Или мародер? Штуцер, Штуцер… Кто бы мог подумать? Мелкий жучок, вечный должник всех и всякого… Еще полшага – и диктатор. Диктатура не устанавливается сразу, она вырастает постепенно. Сейчас еще можно рыпнуться, если с умом, еще можно пытаться пикнуть, играя на интересах то Штуцера, то Живоглота – через несколько месяцев, когда один из них перегрызет другому глотку, это станет невозможно. Люди привыкнут, да ведь они уже сейчас не против, вот что самое похабное. Люди против того, чтобы застрять в Редуте сверх контрактного срока.

Может быть, на первых порах в самом деле ускорят ренатурализацию и вывоз наиболее отъявленных горлопанов – толку от них все равно немного, – а вместо них наберут новых. Через пару лет горлопанов станут просто расстреливать. Станут шире использовать убегунов и раздавят Коммуну – это может дать одну-две тысячи военнопленных, в перспективе, после соответствующего трудового воспитания, – новых лояльных подданных. Остальных уже завтра начнут вызывать поодиночке и с пристрастием допрашивать, в какой части Порт-Бьюно был такого-то числа в такое-то время, да что делал, да какие свидетели могут подтвердить…

Сзади неслышно подкралась Лиза, потерлась о плечо, как ласковый котенок. Разве что не мурлыкала. На всякий случай Шабан пощекотал ее за ухом, а она, прильнув к нему всем телом, полузакрыв глаза, тихонько гладила его по голове, и он совсем не думал о редеющих волосах. Порт-Бьюно просыпался. Редко, теперь совсем редко и очень далеко бухали одиночные выстрелы: не то охрана просто веселилась, не то творила суд народа.

…Будет ночь, и когда все утихнет, когда над Прокной хвостиком вниз повиснет Терей, дрогнут и раскроются ворота Порт-Бьюно и из его темной глубины, галошно блестя в свете прожекторов, беззвучно выползет грузовая платформа, до отказа набитая людьми, неторопливо проползет мимо вышек с развернутыми на куб пулеметами и, прибавляя ход, призраком уйдет в степь. Потом она остановится, и из ее лопнувших бортов посыплются люди: вооруженные выпрыгнут сами и распределятся широким полукругом; невооруженных выведут силой и поставят на край ямы в резком свете бьющих в глаза фар. Это – мелкую сошку. Поздняков, пожалуй, выкрутится, подумал Шабан. Даже наверняка: должен же кто-то объяснять разведчикам, что новая власть руководствуется исключительно интересами народа и чувством высокого патриотизма… А потом вся эта гниль попрет на Юг – Винсент сказал правду: тоннель только ускорил дело, – если бы не перспектива все ближайшие годы снимать сливки с южных месторождений, Штуцер, может быть, и не решился бы…

– Тебе хорошо со мной? – спросила Лиза.

– Да, – сказал Шабан. – Хорошо.

– А без меня тебе хорошо?

– Мне сейчас просто, – сказал Шабан. – Понимаешь, все было очень сложно… Я не знал, что делать, – так мне было сложно. А сейчас мне просто.

Глава 8

Прожженный шлюзовой створ, терзая ноздри вонью дымящегося металла, с грохотом выпал наружу. С крыши Порт-Бьюно мир выглядел плоским, как поднос. Унылое солнце, размытое по краям дрожащей дымкой, корчилось низко над хребтом, примеряясь к спуску; где-то вдали, там, где не торчали отвалы шахт, серая равнина сливалась с серым небом, и только на севере небо наливалось чернотой – оттуда шел грозовой фронт. Запоздавший период дождей спешил наверстать свое. На космодроме было сонно: судя по всему, никто из последних защитников Порт-Бьюно не сделал попытки вырваться.

Шабан лег на край крыши, достал и настроил бинокль. В зрачки уперлась темная поверхность колоссальной колонны «Юкона», исчерченная прожилками сварных швов, мелькнул под дюзами щербатый бетон. Въездной пандус грузовика был опущен. По обе стороны от пандуса, положив руки на висящие на шеях карабины и переминаясь с ноги на ногу, тосковали два охранника. Шабан пошарил биноклем по летному полю. Других кораблей на космодроме не было, их и не могло быть в этот сезон, только на посадочных площадках выделялись неровные круги опаленного бетона. Космодром казался вымершим. Обслуживающий персонал, если он вообще присутствовал, сидел сейчас по служебным помещениям и не высовывал носа. Охранников тоже не было видно, если не считать еще одной парочки у складов да часового на вышке при въезде на летное поле. От складов по направлению к «Юкону» неторопливо пылил энерговоз. Водитель в синем комбинезоне сидел за рулем истуканом, словно боялся сделать лишнее движение. Один из охранников отошел так, чтобы его было видно в зеркало заднего обзора, снял с шеи карабин и шутя прицелился – лицо водителя сделалось серым.

Север застилала мгла. Если на Базе что-то и происходило, то разглядеть это не было никакой возможности. Только вряд ли там что-то происходило. Где-то очень далеко, почти сливаясь с наползавшей на небо чернотой, висела летающая платформа, посланная, по-видимому, для наблюдения за миграцией убегунов. Больше в небе ничего не было.

Шабан оторвал глаза от бинокля и обернулся. Лиза подошла, и он зашипел на нее и замахал рукой: «Дальше! Дальше! От края!» Потом осторожно отполз сам. Четверо охранников, пятый на вышке… И еще неизвестно, сколько их в самом корабле. Идеально было бы сразу завалить вышку, но тогда они могут успеть поднять пандус. «Ничего, – сказал он себе, – прорвемся. Если нахрапом, только умным нахрапом, – должны прорваться. Второй попытки никто не даст, но и одну никто не отнимет…»

Прыжок, прыжок, прыжок! Уклон винтового коридора заставлял бежать. Вперед! Теперь больше ничего, только вперед и вниз, сквозь все пятьдесят пять ярусов – вниз! Прочь отсюда. А вы думали, голубчики, что я стану с вами жить? Я – с вами? Живите сами, жрите своих лангустов, любитесь с моделями и друг с другом, нюхайте натощак свой порошок… Убивайте друг друга. Вы мне не нужны, вы вообще никому не нужны, кроме самих себя, вы удержите свою власть, укрепите ее, оградите специальными институтами подавления, тщательно застрахуетесь от случайностей и сгниете живьем, отравив миазмами все, что только сможете. Но вы сгниете без меня, слышите вы!..