Читать книгу "Вирус Зоны. Кочевница - Дмитрий Лазарев"

Мое особое восприятие начинает бить тревогу раньше, чем я успеваю додумать эту мысль до конца. Нечто приближается. Нечто очень опасное. Научник этого скорее всего не чувствует. По крайней мере повышенной тревожности не проявляет, хотя куда уж выше! Бесправное положение моего сознания в чужом теле все же накладывает ограничения на мои способности, а потому мне сложно определить, откуда исходит угроза и что она собой представляет.

Мутантов я никогда не чувствовал, как и обычных людей. Почему-то мои способности были заточены исключительно на порождения Зоны, причем такие, которых нельзя было отнести к живым существам в привычном понимании: Черный Сталкер, Пятна, аномалии, белые фантомы… Почему так? Потому что мое особое восприятие проснулось при контакте с черным фантомом-убийцей? Или все-таки зародилось? Оно не могло быть во мне с рождения! Просто не могло, потому что тридцать пять лет назад, когда я только появился на свет, Зоны еще не существовало… А с другой стороны, у меня еще особый контакт с Агнешкой… Неужели и он тоже входит в планы чуждого разума, который здесь правит бал?

Эта мысль изрядно нагоняет жути, потому что из нее следует весьма неприятный вывод – что «позитив» ошибся, и способности мои ведут свое происхождение от Зоны…

Владелец тела останавливается внезапно, будто налетает на невидимую стену. И я вижу причину его глазами: из-за угла выходят трое и заступают ему дорогу. Выглядят они совершенно по-человечески, но почему-то мне, глядя на них, становится жутко. Почему, я понимаю не сразу, а только несколько секунд спустя. Лица двоих из них знакомы даже мне – запомнились по моим видениям. Седоватый мужчина чуть за пятьдесят, стоящий в середине, – явно профессор Афанасьев, Глава экспедиции. Покойный. Жгучего брюнета справа я видел всего раз и мельком… как раз когда его поглотил выброс Провала на Князь-Владимирском кладбище. Кажется, его звали Шамиль. А слева – крепкий коротко стриженный светловолосый мужик примерно моих лет. На вид, скорее, оперативник, чем научник. Тоже, видимо, из членов экспедиции и тоже, держу пари, мертвый.

Чувствую, что хозяина тела колотит, и я его понимаю, потому что творится форменное безумие – практическая некромантия в действии. Но мертвых не может оживлять даже Зона… Или может? В таком случае эти зомби – продвинутые, совсем не похожие на ковыляющих по улицам мертвых городов мычащих уродов, которых мы неоднократно видели во всяких там голливудских поделках на постапокалиптическую тему.

«Мой» научник тем временем отступает на шаг, затем на второй.

– Хватит бегать, Влад! – спокойно произносит «профессор». – От нас не убежишь! И от себя тоже. Все кончено. Это твоя судьба. Прими ее и смирись.

Ага, Влад, – вот как, значит, зовут хозяина тела!

– Нет-нет-нет-нет!!! – Научник, пятясь, яростно мотает головой. – Профессор, это не вы! Шамиль! Виктор! Вас тут нет! Вы – иллюзия, внушенная Зоной!

– Да что ты говоришь? – нехорошо улыбается «Виктор» и достает из кармана нож. – А давай проверим!

Пока хозяин тела не сводит глаз с ножа, я в полуступоре, в пределах доступного мне сектора обзора, смотрю на лицо того, кого Влад назвал Виктором. Неужели это тот самый парень, в теле которого я пребывал во время первых ментальных визитов во Владимирскую Зону? Если так, то сюжетец закольцовывается еще тот! Потому что я прекрасно помню, как на Князь-Владимирском кладбище одержимый Черным Сталкером охранник выстрелил мне… то есть ему в лицо.

Влад продолжает пятиться, а вся троица не спеша надвигается на него. Спокойные, уверенные, улыбающиеся. Как будто на вечеринку пришли, а не убивать. Не сомневаются, что никуда жертва от них не денется. А ведь и правда не денется: Влад смертельно устал, а эти трое свеженькие… Хотя глупо подходить к этим созданиям с человеческими мерками. Фантомы ли они, клоны или оживленные Зоной мертвецы, это уже не люди.

«Виктор» опережает двух других, сближается с Владом и внезапно делает выпад ножом. У Влада реакция заторможенная. Он отскакивает, но слишком поздно: нож «Виктора» оставляет на его руке неглубокую, но кровоточащую рану. Резкую боль от нее чувствую и я. «Виктор» смеется.

– И как тебе иллюзия, Влад? Нравится? Реалистично, не правда ли?

Новый выпад «Виктора» уже не достает хозяина тела – тот уклоняется и отступает, но неудачно ставит ногу, подворачивает ее и падает. Проклятье! Неужели у него нет оружия? Как выясняется, есть: падает научник прямо на него. Это больно! Не так, как удар ножом, но весьма чувствительно. Противник обходит вокруг упавшего Влада, с усмешкой наблюдая за его неуклюжими попытками достать пистолет. Я удивляюсь, чего он тянет кота за хвост: сам был в его теле и знаю, что с боевыми навыками у него все в порядке. Если бы он захотел, то мог бы уделать Влада, как Бог черепаху, за десяток секунд, будь тот даже в оптимальной форме. Но он с ним явно играет. Зачем? Из чистого садизма? Или так больше выделяется негативной пси-энергии, которую так любят Зона и Кочевница? А может, тут еще более сложный и глубокий мотив? Вот «Виктор» вновь замахивается ножом, Влад пытается его лягнуть, но не попадает, а вот нож его противника располосовывает ему ногу. Хозяин тела кричит от боли, но зато ему удается-таки выдернуть пистолет. Он откидывает рычажок предохранителя и трижды стреляет в грудь и лицо «Виктору»…

Я чувствую боль Влада, но тут даже о ней забываю от удивления: ни одна из пуль не достигает цели! И не то чтобы аномальщик промахнулся – с такого расстояния попадет даже он, но пули, кажется, проходят сквозь «Виктора», не причинив ему ни малейшего вреда. Так и есть – фантом! Вот только боль от его ударов вполне реальная. Самовнушение? Сознание видит человека с ножом и достраивает картину в соответствии со своими представлениями об этом процессе. Нож – острый – удар – рана – боль. Вполне логичная ассоциативная цепь.

Пока Влад оправляется от шока, «Виктор» уже совсем рядом и наискось полосует своим ножом по животу лежащего. Боль сильная, и Влад кричит, но рана неглубокая. Владелец тела рвется прочь, пытаясь оттолкнуть убийцу и попробовать убежать, но зарабатывает только еще одну рану в боку и снова падает. У меня уже крыша едет от беспомощности и болевой пытки. Я ничего не могу сделать, только вместе с бедолагой Владом принять долгую и мучительную смерть. Какой смысл во всем этом? Показать мне фантомов? Спасибо – увидел и запомнил. Пора бежать отсюда, возвращаться в свое тело – я увидел и почувствовал более чем достаточно, а проходить всю эту мучительную процедуру до конца не имею ни малейшего желания.

Еще удар ножом, еще. Неглубокие, но болезненные раны, кровь течет отовсюду. Реальные раны от призрачного оружия. Казалось бы, внуши себе, что этого ничего нет, – и все! Да только не получится – уж слишком мощный ментальный натиск с той стороны. Сознание упорно видит этих призраков-убийц и воспринимает их как физические объекты, несмотря на пули, прошедшие сквозь «Виктора», как сквозь дым.

Очередной взмах ножа – располосована снизу вверх рубашка, и на животе появляется новая кровавая рана. Влад пытается отбиваться, но это бесполезно – противник неуязвим. Как и чем можно поразить иллюзию? Никак и ничем, а вот она тебя поражает вполне успешно. У Влада уже голос сел от непрерывного крика, а «Виктор» вошел во вкус и работает с таким изуверством, словно сдает экзамен на профпригодность в качестве специалиста по допросам. Только вот на допросе можно сдаться и признанием остановить пытку. Тут же фантомам от несчастного аномальщика не нужно ничего, кроме его мучений. А чем сильнее и продолжительнее они будут, тем больше психической энергии выделится. И убьют его, лишь когда поймут, что он больше не в состоянии ни чувствовать боль, ни страдать. Ужасная участь! А я, сидя в его теле, подключенный к его нервным окончаниям, но не способный ничего предпринять, постигаю истинный смысл слова «сочувствие» – самый что ни на есть буквальный. Я испытываю все то же, что и Влад, хотя тело не мое. В отличие от него я могу бежать, избавить себя от мучений, но терплю до последнего, пытаясь понять, ради чего все это… Ментальное давление извне и частые вспышки боли мешают мыслить связно, но я все еще здесь и не оставляю своих попыток. У Влада мутится в глазах. Еще немного – и зрительный канал закроется, но пока я могу видеть.