Читать книгу "Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел - Джо Марчант"

В частности, похоже на то, что среда, в которой проходит детство, влияет на нашу подверженность стрессу в дальнейшем. Так, дети из некоторых бедных семей напряженно работают, поступают в колледж и делают хорошую карьеру, а после живут не хуже своих более привилегированных сверстников. Они реже употребляют наркотики, у них меньше поведенческих проблем, и они выглядят совершенно здоровыми, – так говорит Броди. «Но если снять оболочку и заглянуть глубже, они другие». У них выше давление, выше уровень гормонов стресса в крови, и отмечается воспаление{224}.

Независимо от нынешних обстоятельств, выросшие в неблагоприятной среде также отличаются повышенной частотой развития рака, заболеваний сердца и смерти от всех прочих болезней. В одной работе наблюдалось свыше 12 тысяч приемных детей из Дании, и было обнаружено, что смертность в возрасте старше сорока зависела от социального положения биологических, а не приемных отцов{225}. В другой – наблюдали за студентами-медиками, поступившими в университет Джона Хопкинса, с анализом их состояния по достижении сорока лет и после{226}. Из этих просвещенных, обеспеченных врачей те, что происходили из бедных семей, к пятидесяти годам более чем в два раза чаще страдали от заболеваний сердца.

Создается впечатление, что неблагоприятные условия жизни и неравенство также выступают главной силой, разъедающей теломеры. Так, у людей, не окончивших среднюю школу или подвергающихся домашнему насилию, теломеры короче. По данным исследований, есть и связь между короткими теломерами и низким социоэкономическим статусом, посменной работой, криминализированной округой и загрязненной окружающей средой{227}. У афроамериканцев, подвергающихся расовой дискриминации, обнаруживаются различные биологические маркеры стресса, в том числе укороченные теломеры{228}.

Опять же особому риску подвергаются дети. Насилие или внутриутробное воздействие материнских гормонов стресса укорачивают теломеры на всю оставшуюся жизнь.

Подобные результаты заставляют некоторых ученых утверждать, что для борьбы с нарастающей эпидемией хронических заболеваний правительства обязаны уменьшать социальное неравенство и особо поддерживать женщин детородного возраста. В 2012 году Элизабет Блэкберн и Элисса Эпель опубликовали в престижном научном журнале «Nature» призыв к политикам сделать приоритетным «снижение социального стресса»{229}. Стресс, претерпеваемый женщинами во время беременности и при воспитании детей, вредит здоровью и чреват экономическими издержками на десятилетия вперед, даже если впоследствии этим детям удастся обустроиться в более благоприятных условиях.

Эпель говорит мне, что сейчас имеются убедительные доказательства того, что биология нашего старения закладывается на ранних этапах жизни. «Если мы это проигнорируем и лишь продолжим латать эти дыры в будущем, то никогда не придем к профилактике и не преуспеем в лечении»{230}.

Идея борьбы с социальным неравенством едва ли нова, однако чистый объем того вреда здоровью, что наносится стрессом и нищетой, – а также открытие того, что условия нашего роста пожизненно определяют степень риска заболеть, – бесспорно, являются новым, более убедительным поводом для правительств перейти к действиям. Но видимо, политики по-прежнему не готовы перескочить через междисциплинарную пропасть, которую десять лет назад перекрыли Блэкберн и Эпель. По словам Эпель, реакция на статью в «Nature» была вялой. «Заявление сильное, и я рассчитывала на критику или поддержку, – говорит она. – Так или иначе!»{231}

Однако некоторые усилия по осуществлению ее предложений делаются, и в 10-й главе мы увидим, что происходит, когда исследователи пытаются смягчить действие стресса в ряде самых проблемных общин, включая Милледжевилль. Но можно ли тем временем нам, отдельным людям, каким-то образом защититься от разрушительных последствий стресса?

Убрать из жизни всякий стресс удастся вряд ли, не больше чем Сьюзен может изменить свое окружение или Лиза – отказаться от Брендона. Но есть и просвет. Проблемы внешние – долги, напряженные отношения, ребенок с аутизмом – обычно не повреждают организм напрямую. Нам вредит наша психологическая реакция на эти обстоятельства: состояние не среды, а сознания. А над ним у нас есть определенная власть.

Уэнди Мендес, психолог Калифорнийского университета, Сан-Франциско, приводит в пример лыжника, которого вдруг выносит на крутую обледенелую трассу – иначе с горы не спуститься. Сердцебиение наверняка участится, тело начнет готовиться к спуску. Но в зависимости от опыта и веры в себя его главной эмоцией может быть либо страх, либо веселое возбуждение{232}.

По словам Мендес, эти противоположные состояния сознания – варианты одной и той же реакции «бей или беги», но совершенно по-разному влияют на организм{233}. Оба сценария активизируют симпатическую нервную систему (СНС), но возбуждение – в большей мере. В эволюционном смысле это склад ума охотника, намеревающегося убить; беглеца – но уверенного в спасении; бойца, который знает, что сильнее противника. Периферические сосуды расширяются, а сердце работает эффективнее, нагнетая оксигенированную кровь в конечности и мозг. Люди, испытывающие этот вариант реакции, успешнее действуют и физически, и умственно.

С другой стороны, страх переводит организм в режим самосохранения и готовит к поражению. Охотятся за нами, и убежать не удастся. Мы сражаемся с сильнейшим противником. СНС активизируется, но меньше. Периферические сосуды сужаются, а сердце работает менее эффективно, а потому по организму разносится меньше крови. Это призвано минимизировать кровопотерю в случае травмы. Но это нарушает дееспособность и напрягает сердечно-сосудистую систему, поскольку сердце вынуждено работать с большей нагрузкой, разнося кровь по телу. Вдобавок выделяется гормон кортизол, так как иммунная система готовится к ранению и заражению.