Читать книгу "Волчица советника - Елена Литвиненко"

А к утру все шкуры — отлично выделанные медвежьи шкуры, устилавшие пол палатки, — покрылись плесенью и протухли, невредимым остался лишь тот угол, где сидела я.

Бессонная ночь не прошла даром — ноги заплетались, голова раскалывалась, и в итоге я вернулась в седло, надеясь, что верхом будет проще. И едва не убилась, свалившись под копыта Вороне, но этого я совсем не помню. Помню лишь, как проснулась — мужская грудь за спиной, крупная рука поперек живота, щелканье костяных амулетов, привязанных к косичкам.

— Доброго дня, госпожа.

— С ума сошел… Отпусти, — прошептала я, испуганно косясь на мечников.

Солдаты шагали, неодобрительно поблескивая наносниками шлемов и горжетами.

Вообще, после нескольких боев — порталы с нежитью начали открываться чуть ли не каждые четыре-пять часов — они стали смотреть на меня совершенно другими глазами: не как на красивую игрушку, которую потащил за собой Главнокомандующий, но как на товарища, что ли. Боевая подруга, да. Тем более что дралась я хоть и не лучше — все же опыта и сил у меня маловато, — но, по крайней мере, не хуже многих. И еще я была гораздо быстрее и увертливее, а фламберг, врученный мне Йаррой, мог перерубить как гвоздь, так и брошенный на него волосок, — я проверяла.

В войске меня полюбили. Мила, красива, не дура, не зазнайка, знаю, с какой стороны браться за клинок, а после налетов лизарийцев еще и жизни в госпитале спасаю — когда я все это услышала, то почувствовала, что между лопатками свербит, и, на всякий случай, проверила, не режутся ли крылышки Светлой.

Но все это было потом, спустя несколько недель, а пока что я затылком чувствовала возмущенные взгляды тех, кто еще вчера восхищался моим умением держать меч.

— Отпусти, Сэли.

Варвар спустил меня на землю, и я, пряча горящее от смущения лицо, отошла от него подальше.

Рядом с Сэли я всегда чувствовала себя неловко — слишком уж дерганой, нервной, по-глупому порывистой выглядела я рядом с невозмутимым степняком, теперь же к чувству неловкости добавился еще и стыд за ту ночь, когда я рыдала на его плече над осколками дружбы с Аланом. Всхлипывала, жаловалась, выкрикивала бессвязные проклятия… Даже драться пыталась, требуя, чтобы выпустил меня из спальни графа, что я сейчас вернусь в госпиталь и искалечу этого дурака, который решил меня осчастливить, а потом всю жизнь напоминать о собственном благородстве. «Не важно, что ты не девушка!» И спустя пять минут: «Ты стала девкой Йарры!» И эта ненависть, эта брезгливость на его лице…

— Хотите, я ему язык вокруг шеи завяжу, госпожа? — спросил тогда варвар, и мышцы на его руках затвердели.

А я вдруг испугалась — и правда ведь завяжет.

— Не надо! Я сама могу! И вокруг шеи, и на узел… Морской…

А Сэли засмеялся — я впервые услышала его смех:

— Вы очень грозная, госпожа…

Потом сработал связник, и я, отвернувшись от варвара, наврала Йарре, что сплю в его покоях, а нос заложен, потому что книжка грустная была. Граф еще посмеялся, мол, снова ерунду читаю, а я начала спорить, что «Сметенные штормом» — никакая не чушь, а самая настоящая правда, лишь чуть-чуть приукрашенная… Когда я закончила разговор, Сэли уже не было.

Вечером был еще один бой — на этот раз с умертвиями, но, слава Светлым, нам помог Сибилл. Умертвил хуже, чем гидры, — я рубила, рубила, рубила эту заразу, а она снова срасталась, несмотря на порезы, и сдохла, только когда кто-то из солдат ткнул в нее факелом.

— Ложитесь! — прогремел голос мага, и над нашими головами прошла стена огня — аж кольчуга раскалилась, оставив на спине ожоги.

Когда я поднялась, меня трясло. Вокруг валялись ошметки плоти и съеживались, догорая, клоки волос и шерсти. У Вороны обгорела грива, и кобыла даже не ржала, лишь мелко тряслась и отказывалась подниматься с колен. Я уговаривала ее, упрашивала, подстегнула флером, а когда она все-таки встала, едва удержала в желудке обед: к металлической сетке, защищавшей лошадиные бока, прикипел кусок человеческого лица — рваные ноздри, лопнувшие, сочащиеся гноем губы, — прежде чем подняться умертвием, труп пролежал в земле несколько недель.

И после этого вы хотите, чтобы я нормально спала?! Зная, что если из строя выйдет хоть один из амулетов, защищающих лагерную стоянку, могу обнаружить в палатке сросшийся труп? Или упыря — покажите мне того кретина, что романтизировал стриг! Я ему в глаза плюну… Вы ведь не видели упыря в боевой трансформе, верно? А я видела — он мне еще долго в кошмарах снился: узкое лицо, покрытое пергаментной кожей, острые мелкие зубы, длинные когти и тело, расчерченное багрово-синими венами. Отвратительный запах тлена от лохмотьев и невыносимая вонь свернувшейся крови изо рта. В глаза я не смотрела — достаточно мельком зацепиться за черные зрачки, и все, что ты сможешь, — это сдвинуть горжет, чтобы твари было удобнее тебя жрать.

Ну что, вы все еще хотите поцелуев с неумершим? А объятий с големом? А еще скелеты были. Они вылезли из-под земли и убили два десятка солдат, прежде чем их разнесли в пыль боевыми молотами. Пару раз налетали стимфалы — их перья запросто пробивали кольчуги, и вся колонна пряталась под щитами, превращаясь в гигантскую черепаху. За три недели марша я успела увидеть виверн, химеру и даже мар — неупокоенные души, питающиеся живыми. Они принимают облик самого близкого тебе человека, зовут, дразнят, и ты, совершенно забыв, что твоя мать умерла, что сестра находится за тысячу лиг, что отец давно сгинул в море, шагаешь в их объятия. Я увидела Тима.

Если я когда-нибудь вернусь домой, обязательно брошусь в ноги служителю Мийсу, ведь только благодаря ему, благодаря его терпению, его таланту объяснять и обучать я запомнила молитву, защищающую от духов.

Если вернусь домой…

Знаете, эти две декады непрерывного марша, постоянного напряжения, страха, ожидания боли, ожидания смерти — пусть не моей, чужой, все равно страшно! — сражений с чудовищами, которых я видела разве что в бестиарии, эти две декады, слившиеся в один бесконечный кошмар, превратили жизнь, которую я вела в замке, во что-то эфемерное, далекое, нереальное — будто и не было никогда библиотеки с ее широкими подоконниками, кушетки с потертой обивкой, алхимического кабинета… Я даже Тимара вспоминала с трудом, представляете?! Память играла со мной злые шутки, и я могла выудить из нее лишь узкую ладонь с нервными пальцами — печатка Орейо блестит платиной на безымянном, длинную косу с завивающимся кончиком, поднятую бровь, тревожные глаза, веснушки… И все. Будто и не жила бок о бок с ним столько лет.

Будто его никогда и не было, будто я его выдумала…

Будто вся моя жизнь — бесконечный марш, пыльная дорога, бряцание доспехов, бои, слава Светлым, с нежитью, не с людьми — лизарийцы и наемники Айвора атаковали фланги и обоз — палатка четыре на пять локтей, тарелка с какой-то бурдой, прошлогодние яблоки с вялой кожицей. Мокрая салфетка вместо купания, зимние шкуры снежных волков, на которые я падала по вечерам. Бессонница. Йарра.

Граф приходил в час совы, после объезда лагеря. Оставлял кхопеши у входа, снимал кольчугу, вытягивался рядом, обнимал меня и моментально засыпал. Я даже завидовала его умению отрешаться: стоило мне закрыть глаза — и снова дорога, и топот тысяч ног, блеск бацинетов и вой химеры, которая сожгла трех мечников, прежде чем ее уничтожили.