Читать книгу "Начало звёздного пути - Александр Санфиров"

Через день или два он попросил познакомить его с кем-нибудь из местных и в скором времени начал пропадать у одного из местных аксакалов, проводя у него целые вечера.

А через несколько дней поручик Целищев с изумлением услышал, как князь почти свободно разговаривает с несколькими черкесами на их родном языке.

– Вы представляете, господа, он говорил, как будто сам черкес! – удивлял он всех вечером в офицерском собрании.

Но даже больше этого остальных офицеров удивляло нежелание князя играть в карты. Все знали, что деньги у него водятся, это явно было видно по качеству его мундиров и амуниции его денщика. И его начали потихоньку считать слегка трусливым скупцом.

Вот и сейчас за карточным столом разгоряченные выпивкой офицеры слегка заспорили о выигрыше. И тут один из них громко сказал:

– Господа, ну что вы меня хотите с этим скрягой сравнить, с Шеховским.

Наступило неловкое молчание.

Головы всех присутствующих невольно повернулись в сторону сундука, на котором Николай Андреевич сидел в непонятных мечтах.

Но, оказывается, он все прекрасно слышал и, ядовито улыбнувшись, встал и обратился к обидчику:

– Значит, по-вашему, господин поручик, Иван Юрьевич, я скряга? Может, поясните, в чем вы это увидели?

Хмель у поручика сразу прошел, собственно, ему стало неловко за сказанные слова, потому что доказательств у него не было никаких.

Но Шеховской продолжал напирать:

– Иван Юрьевич, я понимаю, что вы меня хорошо не знаете и сделали ваше замечание, как бы сказать, нечаянно, поэтому если вы извинитесь и возьмете свои слова назад, я буду удовлетворен.

Но поручик за время этой речи несколько пришел в себя и ответил:

– Николай Андреевич, вы сами дали повод для моего высказывания, за эти две недели ни разу ни присели с нами за карточный стол. Что я, позвольте вас спросить, должен думать о вас?

– Хорошо, Иван Юрьевич, вы согласны сыграть со мной карты? – неожиданно спросил князь, – Может, после этого вы больше не захотите предлагать мне игру.

Поручик презрительно усмехнулся. Опытный тридцатилетний воин, он видел перед собой восемнадцатилетнего корнета, совершенно неопытного как в воинском искусстве, так и в картах.

– Согласен, – сказал он без тени сомнения.

Командир эскадрона вмешался в последнюю минуту:

– Иван Юрьевич, надеюсь на вашу порядочность, постарайтесь его не раздевать догола, – прошептал он тихо на ухо поручику.

– А это как получится, – также тихо ответил тот.

Николка прекрасно слышал весь этот тихий разговор.

И вскоре они вдвоем сидели за столом, окруженные десятком наблюдателей.

Ставки росли медленно, начатые с мизерных цифр, но постепенно удваивались, и вскоре на столе лежали золотые монеты и редкие банковские билеты.

Николка сидел с бесстрастным лицом. Он даже не держал карты в руках, они лежали в ряд на столе, и он, когда нужно было ходить, просто брал одну из них и выкладывал на стол. Точно так же он брал карты из колоды и, глянув, сразу укладывал рубашкой вверх рядом с остальными. Дураков среди присутствующих не было, все сразу поняли, что это значит. Во-первых, Шеховской показывает, что он играет чисто, а самое главное, он помнит все карты, которые прошли через его руки, Несмотря на все старания поручика и его эпизодические выигрыши, через полтора часа игры он проиграл всё. Когда он поставил на кон родовую усадьбу, раздался общий вздох.

И она тоже ушла вмиг к Шеховскому.

В сакле воцарилось напряженное молчание. И снова раздался голос князя:

– Господа, вы понимаете теперь, почему я не хотел садиться играть?

– Конечно, – тихо сказал кто-то из офицеров, – с эдаким талантом надо в салонах высшего света играть. Послушайте, корнет, только скажите правду, вино вы по похожей причине не пьете?

Николай Андреевич позволил себе слабо улыбнуться.

– Да, именно по этой, – сообщил он офицерам, – не берет меня вино совсем.

Это его заявление вызвало волну сомнений, хотя князь был, пожалуй, по комплекции крепче всех из присутствующих, но не производил впечатления человека, могущего перепить любого пьяницу. Но на этот раз его слова никто не решился комментировать.

– Господин поручик, – обратился князь к Целищеву, – хоть карточный долг почти что святое, я вам его прощаю, но в следующий раз, надеюсь, вы будете более благоразумным, когда решите оскорбить незнакомого вам человека.

Лицо поручика налилось кровью.

– Мальчишка, сопляк! Господа! Будьте свидетелями, он еще издевается надо мной. Нет, только стреляться! Он же шулер, господа, неужели вы не видите?

И тут в первый раз за две недели Николай Андреевич потерял самообладание.

– Что вы сказали, сударь? – спросил он неожиданно сильным рокочущим голосом, и от него так явно повеяло смертельной опасностью, что некоторые из офицеров схватились за оружие. – Вы меня в чем обвинили?

Поручик, испуганный превращением только что вежливого корнета в опасного хищника, побледнел, но повторил:

– Вы шулер, Шеховской!

Николка легонько мазнул поручика по щеке двумя пальцами, и от этого якобы легкого удара поручик улетел в дальний угол сакли, где барахтался в куче одежды, скинутой пришедшими.

Шеховской же скрестил руки на груди и с усмешкой смотрел, как Целищев выбирается из этого угла, скидывая с себя чью-то шинель.

– Господа офицеры! – закричал пришедший в себя командир эскадрона ротмистр Невструев, когда все вокруг встали в напряженных позах, он обратился к Николке: – Князь, что вы себе позволяете, как вы могли ударить поручика?!

Видя, что тот молчит, он поспешил добавить:

– Отвечайте, я приказываю!

– Господин ротмистр, докладывает корнет Шеховской, в вашем присутствии мне было нанесено оскорбление, которое может смыть только кровь. В связи с этим я вызываю поручика Целищева на дуэль, выбор оружия оставляю за ним, мне все равно, на чем драться.

Ротмистр задумался, он хорошо понимал, какое оскорбление князю нанес в запале поручик, проигравшийся до последнего гроша, но с Целищевым он прослужил не один год и был, можно сказать, дружен с ним, а Шеховского он не знал вовсе. Хотя, конечно, был в курсе об его отце, герое войны 1812 года.

Несколько минут он напряженно размышлял, потом его лицо прояснилось.

– Господа офицеры, вольно! – скомандовал он и потом сообщил: – Что-то у меня голова разболелась, я, пожалуй, прилягу, а вы тут решите это недоразумение без меня.

Для офицеров было ясно, что своим уходом Невструев дал негласное согласие на дуэль.

В исходе этой дуэли никто не сомневался, Поэтому, пока пара человек помогали ничего не соображавшему поручику выбираться из тряпья, один или два офицера тихо посоветовали Шеховскому извиниться перед Целищевым. Они, конечно, больше беспокоились за своего старого сослуживца, которого после дуэли могло ждать разжалование, чем за неизвестного им молодого корнета, судьба которого пока их не волновала.