Читать книгу "Нет дефолту! Работа над ошибками - Виктор Геращенко"

— Ну погодите, Рузвельт спас страну после биржевого кризиса, а не после 70 лет социализма.

— При чем здесь социализм, проблема была одна и та же. Я говорил — нужно строить инфраструктуру и создавать рабочие места, настоящие, а не те, которые были. Безработица в Советском Союзе была чудовищная, хотя все делали вид, что работали. Нужно было переориентироваться на это, нужен был «новый курс». И сейчас нужен. Инфраструктура и рабочие места.

— Многим проще уехать туда, где инфраструктура уже есть.

— Я туда ездил еще задолго до вашего рождения. Когда вообще никто никуда не ездил. Ну, увидел, что вместо коньяка можно пить виски. Что дальше? Это вредная иллюзия, что можно куда-то уехать и тем самым решить все проблемы.

— Я вообще не удивлюсь, если лет через двести вас будут считать слишком западным человеком, а не советским чиновником.

— Это потому, что у меня жизнь сложилась очень удачно благодаря многим обстоятельствам. Во-первых, у меня родители простого происхождения. Мать у меня была костромская из-под Галича, деревня Акулинино, это была такая благополучная деревня: хотя занимались там скотоводством, но дома все в деревне были двухэтажные. А отец до революции успел даже в гимназию походить, два класса отучился, а потом поехал учиться в Ленинград, в Политехнический институт имени Калинина, там был экономический факультет.

— Вы же все равно потом были номенклатурной семьей: отец — член правления Госбанка. Пайки там всякие, спецраспределители.

— Паек у него, конечно, был, но когда сейчас Сванидзе разглагольствует, он не понимает простую вещь — это не было какое-то фантастическое изобилие. У меня отца забрали в МИД, когда там сделали экономический отдел, он часто бывал на всяких конференциях, отсутствовал, и мать с его карточкой или талоном ездила в Дом на набережной, где давали паек. Она ездила с судками — один для супа, другой для второго плюс компот, колбаса и сыр какой-то. Привозила этот паек домой, и еды хватало только вот нам с братом и сестре. А себе и сестрам старшим она варила из того, что удавалось достать на рынке или еще где. Так что насчет изобилия все вранье. Секретари ЦК или генералы, наверное, получали паек другого размера, но их мало было таких. Да, была прикормка. Я когда стал зампредом Госбанка в 1983 году, мне тоже стали давать эти карточки — Хрущев их ни хрена не отменил, их отменил только Горбачев.

— Вы себя считали по тем временам золотой молодежью какой-нибудь?

— Мы учились в нормальной школе. Жили в доме на углу Новослободской и Бутырского Вала, где к дореволюционному дому надстроили пятый говенный этаж для сотрудников Госбанка, он потом обвалился. И у нас в доме в основном жили работники, которые на улице Марины Расковой работали, на заводе, который производил авиационные двигатели. У нас полно было ребят, которые жили в бараках — была линия бараков от Белорусского вокзала до Каланчевки. Мы туда ходили в футбол играть. То есть у нас в семье все было просто, и когда отец приезжал из командировки и привозил какие-то вещи… Однажды привез шорты и курточку какую-то светлую, мать нас одевала в это, а потом в футбол с ребятами поскользнешься, и отец ругал мать: «Я ж тебе говорил, не давай им новое». В пионерлагеря не ездили, только однажды после шестого класса за деньги родителей съездили в «Артек» — я там первый раз обгорел и с тех пор стараюсь не загорать, кожа у меня такая. Какого-то такого выкобенивания не было. Я был в восьмом классе, когда вышел фельетон «Плесень» (фельетон, описывающий судебный процесс против стиляг, опубликован в «Комсомольской правде» 19 ноября 1953 года. — Прим. ред.). Пришла председательница родительского комитета, такая баба противная, устроила собрание по этому поводу. Нам до жопы эта тема была — ну ходят в бар какой-то, пляски какие-то, рок-н-ролл, прически — ну и хер с ними, больше денег парикмахеры заработают. Мы понимали, что осуждают чего-то, но нас это не касалось. А после того, как Сталин умер и до Венгрии (имеются в виду венгерские события 1956-го. — Прим. ред.) не глушили радио — ни «Голос Америки», ни Би-би-си, все можно было слушать. Я к семинарам всегда готовился под двухчасовую передачу «Голоса Америки» на английском языке, два часа подряд передавали джаз. Пол Анка, Элвис Пресли — это мне не нравилось, нравился классический джаз — и Гудман, и Миллер.

— Хорошо, потом вы стали топ-менеджером советских загранбанков, жили в Ливане и в Лондоне. КГБ с вами как-то работал?

— Во-первых, КГБ никогда не разрешали вмешиваться в загранбанки. Потому что совзагранбанки — они были как форточки, особенно в послевоенные годы. Как пробились страны Восточной Европы на кредитный рынок? Моснарбанк и Эйробанк их кредитовали. Работали на silent participation — молчаливое участие с местными банками, которые через нас лезли сюда. И поэтому было интересно работать. И когда в 1965 году начались переговоры о долгосрочных кредитах, их нам стали давать, потому что у загранбанков репутация уже была. И КГБ не лез. Был единственный случай, я был в Лондоне тогда, когда мне сказали, что вам придет шифротелеграмма, и такой-то мужик, не англичанин, придет, и вы ему заплатите два с половиной миллиона фунтов наличными. И вот он пришел, и у нас два директора англичане — стоят, удивляются: «Что за операция? Мы же не кредитовали никого». А потом еще Гордиевский написал, что они ходили к нашему парнишке, который издавал банковский бюллетень на английском и на русском, и на этом основании его включили в список людей, которые работали на КГБ. Мы были уверены, что он на КГБ не работает, но все равно быстро его в Вену убрали. А в КГБ было свое валютное управление.

— Шпионам деньги выдавали?

— Было три наличных кассы. Касса Госбанка — доллары, фунты, марки и швейцарские франки. Была еще касса ЦК КПСС, они время от времени брали у нас эти деньги и, насколько я понимаю, самолетом потом отправляли в наши посольства в страны, в которых компартии были не вполне легитимные. Лимит покупки валюты ЦК был небольшой. Рублей у них было до хрена, а валюты мало.

— А насколько это было законно — КПСС, негосударственная структура, приходит в Госбанк и берет деньги?

— Это очень просто. Был валютный план неторговых операций. Там, где были дружественные режимы, которые надо было поддерживать, — в Африке, в Азии, — самый большой наличный лимит, чтобы постоянно лежало в сейфе, был у КГБ. Но он был в основном не в свободной валюте, а в какой-нибудь гвинейской или еще каких-нибудь эскудо. Так что по поводу золота партии у меня ответ один: вы что, дураки, что ли? Может быть, были какие-то фонды, которые подчинялись ЦК или ЧК, но мы к этому точно никакого отношения не имели. У нас золота в валютном резерве почти не было.

— Та история, когда к вам в августе 1991 года приходил комиссар от демократов и просил ключи от хранилищ, она с этим рифмуется.

— Это был неплохой парнишка, просто он смотрел фильм «Выборгская сторона» и думал, что у меня под кабинетом подвал с золотом. А у нас тогда даже кассы не было, хотя раньше касса Внешторгбанка была у нас на Неглинной. А потом переехала в переулок Аркадия Гайдара.