Читать книгу "Зимняя война 1939-1940 гг. - Гордон Франк Сандер"

Прижатый к стене, явно подавленный министр ответил, что решение будет принято в течение нескольких ближайших дней. «Если предложения будут неприемлемыми, то боевые действия продолжатся».

«Голос министра Таннерa был усталым и тревожным. Бои все еще идут на всех финских фронтах. Переговоры о мире никак не повлияли на военные действия», — сообщил корреспондент «Экспресс».

Таннер был прав по поводу военной ситуации: боевые действия шли на всех фронтах, включая фронт к северу от Ладоги, где стойкие солдаты 12-й дивизии на реке Коллаа отражали атаки 8-й армии Григория Штерна уже с начала декабря. Там боевые действия шли более-менее хорошо. Но на самом важном фронте, у Виипури, дела шли плохо.

Тем временем в Хельсинки политическая ситуация оставалась сложной, как стало сразу понятно после начала заседания для обсуждения телеграммы Рюти из Москвы.

Сказать, что собравшиеся члены правительства были шокированы, — это ничего не сказать, как вспоминает Таннер.

«Члены правительства были потрясены жесткостью условий мира. Мысль о том, что Финляндия будет полностью отрезана от Ладоги, что два важных города и несколько важных промышленных районов будут утрачены, и что нам только что предъявили абсолютно новое требование о районе Салла, была столь столь новой, что сначала они даже не смогли сформулировать свою позицию».

По словам Таннера, дискуссия была «длинной и вялой».

Трещины, которые Таннер и Рюти сумели прикрыть, снова начали появляться, так как несколько разъяренных министров, в особенности Ханнула и Ниуккапен, призвали правительство немедленно подать сигнал «СОС» западным союзникам, чтобы они высылали экспедиционный корпус. Финляндия, в свою очередь, должна была продолжить сражаться. Таннер же, главный защитник мира, как и Рюти в Москве, устало напомнил о «неэффективности западной помощи и трудностях с получением права транзита через Швецию».

Беспокойное заседание было прервано звонком Маннергейма, который сказал, что он ждет новостей о ситуации на фронте и просит «не принимать решения до получения этих новостей и его выводов». Маннергейм обещал представить свое видение ситуации вечером 9 марта. На этой ноте рассорившиеся министры расстались.

* * *

Два фактора в результате решили дело.

Первым была оценка ситуации на перешейке, которую приготовил генерал Хейнрике по просьбе Маннергейма. Этот доклад Маннергейм и передал правительству.

«Как командующий Карельской армией, я считаю своим долгом сообщить, что нынешнее состояние армии в таких боях приведет только к дальнейшей потере боеспособности и утрате территорий. — Так начал Хейнрике свой доклад. — В подтверждение моего взгляда я посылаю данные о потерях личного состава. В батальонах осталось примерно по 250 человек, а совокупные ежедневные потери исчисляются тысячами. Серьезные потери среди офицеров снижают боеспособность этих поредевших частей. Артиллерия противника уничтожает наши пулеметы и противотанковые средства с такой эффективностью, что их недостаток ощущается даже на самых важных фронтах.

Вдобавок на правом фланге события развивались так, что свежие силы пришлось вводить на неподготовленных участках обороны и за счет оголения других участков, и стойкость нашей обороны стала критически низкой.

Действия ВВС противника решающим образом затрудняют переброску и снабжение наших войск. Командующий Береговой группой, генерал-лейтенант Эш, подчеркнул мне малочисленность и психологическое истощение своих войск. Он не… верит, что он с ними может успешно обороняться. Командующий 2-м армейским корпусом, генерал-лейтенант Эквист, выразил мнение, что если не будет сюрпризов, то его фронт продержится неделю, не более, в зависимости от того, как будет использован личный состав, в особенности офицеры. Командующий 3-м армейским корпусом, генерал-майор Талвела, выразил мнение, что все висит на волоске.

Генерал-лейтенант Хейнрике».

Правительство, за исключением двух железобетонных министров, Ханнула и Ниукканена, было сильно впечатлено. Особенно впечатлил прогноз Эквиста о том, что фронт продержится не больше недели. Ясно, что любая помощь из-за границы пришла бы слишком поздно и была бы слишком малой, чтобы изменить ситуацию.

Другим фактором, склонившим министров в пользу мира, помимо рапорта Хейнрикса, стали пугающие нестыковки в британских и французских обещаниях помощи.

Французский посол в Хельсинки «озвучил» 100 000 солдат к 15 марта. Более осторожные британцы ничего такого не обещали. Плюс оставалась нерешенной проблема с транзитом через Норвегию и Швецию. Как могла Финляндия доверить свою судьбу этим людям?

Но вдобавок к этому, даже если союзники и договорились бы о транзите и даже если альпийские стрелки достигли бы Финляндии вовремя и попали на фронт, то что будет потом? — спросил всех Таннер. Хотело ли правительство нести ответственность за превращение Скандинавии в поле боя между союзниками, с одной стороны, и альянсом русских и немцев — с другой? Какую долгоиграющую катастрофу это предвещало? И была бы от этого польза Финляндии, которая и так уже столь сильно пострадала?

Таннер в Хельсинки так не считал, его трое коллег в Москве — тоже. Жестокое, но неизбежное решение было принято. Условия мира Кремля будут приняты.

* * *

Были и такие, которые считали предложение Кремля достаточно щедрым. Одним из таких людей был покойный Джордж Кеннан, который считал, что перспектива англо-французского вмешательства и заставила Молотова и Сталина пойти на мир быстрее, чем в другой ситуации. В конце концов, русские уже побеждали. Финская армия, как было ясно из записки Хейнрикса, была на грани коллапса.

Командарм 1-го ранга Семен Тимошенко, в свою очередь, хотел только продолжения наступления на Хельсинки после неизбежного падения Выборга. И кто знает, что бы русские потребовали, если бы они дошли до столицы? К тому времени британцы — предполагая, что финны наконец решили позвать их на помощь, — появились бы на сцене, а Сталин и Молотов явно этого не хотели. «Если бы британский удар был направлен против северо-западных русских границ, — пишет Кеннан, — это бы все изменило». Далее Кеннап делает вывод, что именно это, скорее всего, и побудило их «закончить войну с Финляндией уже в марте, на достаточно мягких для финнов условиях».

Но Кеннан не был финном. Для правительства новые условия Молотова были неприемлемыми и немыслимыми. «Ни один человек, знающий и ценящий значение слова справедливости, правосудия и честности, не мог назвать условия мира, выдвинутые Москвой, разумными». Так написал Дэвид Хиншоу, финнофил, в книге «Героическая Финляндия». Он выразил чувства каждого финна тогда — и чувства некоторых финнов сегодня.

Но в конечном итоге какой выбор — разумный или моральный выбор — был у финнов, кроме как принять эти условия?

* * *

В Москве Рюти, в фактическом плену, вместе с Паасикиви и Войонмаа изо всех сил старался убедить русских изменить свои требования. Московское государственное радио осудило финского премьер-министра, когда он все еще был в Москве, что только добавило ему стресса и дискомфорта. «Русские не поддаются», — отправил он телеграмму правительству в Хельсинки. Единственное важное требование, от которого отказался Молотов, было заключение договора о дружбе и взаимопомощи. Однако триумвират Молотова, Жданова и Василевского категорически отказался от обсуждения прочих территориальных вопросов.