Читать книгу "Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти - Виктор Бакин"

Так все сошлось. Неожиданно оставив грузинский акцент: “В театре должна быть жесткая диктатура!” Артисты-зэки притихли. А Любимов после паузы повторяет: “Жесткая!”»

Премьера «Шарашки» состоялась в честь 80-летия Любимова 11 декабря 1998 года. Но вернемся в год 1990-й.

Чтобы реализовать давнишнюю мечту, Любимов решает ускорить внедрение капиталистических методов хозяйствования в театре. Заматерев в своих западных вояжах, Любимов задумал создать из своего театра гастрольную труппу, с которой можно разъезжать по миру и зарабатывать деньги. Причем неплохие деньги, учитывая ту популярность, которую «Таганка» имела на Западе, в основном благодаря своему антисоветизму. Однако в этой гастрольной труппе Любимов хотел видеть не всех актеров, а всего лишь половину. Остальных он считал «балластом» и мечтал от них избавиться: «Театр не богадельня, и на дворе рыночные отношения. Я уже давно в эти ваши советские игры не играю. Почему я должен обеспечивать людей в полном расцвете сил и энергии?» Как раз в это время Ельцин, Кравчук и Шушкевич подписали так называемые «Беловежские соглашения» о создании СНГ и прекращении существования так ненавистного Любимову СССР. 25 декабря 1991 года Президент СССР Михаил Горбачев произнес свою самую короткую и последнюю речь. Советская империя рухнула под тяжестью собственных достижений. Очевидно, Любимову казалось, что в обстановке хаоса в стране он осуществит свои идеи приватизации театра. События в стране и театре развивались почти параллельно, как бы по одному сценарию.

Л. Филатов: «Пять лет и еще полтора года Любимова не было в стране, а люди продолжали держать этот дом и сохранили его. В своем интервью Любимов сказал, что страна должна пройти безработицу. Должна – и все… Она, может, и пройдет. Но почему именно Любимов, живущий сейчас за рубежом, должен стимулировать этот процесс?

Юрий Петрович вернулся, побыл немного и уехал – у него контракты. Но здесь он подписал контракт, обещал, что его контракты за рубежом окончатся и он начнет работать в стране. Никто не собирается его силком затаскивать на эту территорию. Человек вправе решать, где ему жить. В конце концов, можно приезжать, ставить спектакли и отбывать за рубеж. Но должна быть определенность. Люди хотят работать, а не бесконечно играть ставшие уже допотопными спектакли. Вместо этого за спиной всех втайне рождается проект приватизации театра. Вот это и стало основой конфликта, который продолжается при попустительстве властей, более того – подогревается ими».

При помощи грамотных западных адвокатов Любимов составляет проект контракта с мэрией Москвы. В случае утверждения контракта Любимов обеспечивал себе право на самостоятельность – «…Все заключенные контракты в рамках международных должны состояться без вмешательства города и министерства и должны быть утверждены без согласования.

Если будет назначена приватизация театра, у меня должно быть право приоритета покупки или создания акционерного общества с правом привлечения иностранных коллег по моему выбору…»

Трудовой коллектив театра посчитал этот проект незаконным, а поведение Любимова по отношению к бесконечно преданной ему труппе – неэтичным. Многие артисты, прослышав о контракте, проявили вполне здоровое беспокойство за свою судьбу, и на фоне газетных высказываний Любимова оно им показалось далеко не беспочвенным.

«Мы лишь стороной слышим, – сказал Л. Филатов, – что вот-вот подписывается контракт, задумываются какие-то реорганизации, увольнения… Возникла такая ситуация: Любимов выразил желание сначала приватизировать театр, недвижимость, которую он считает своей собственностью, но когда выяснилось, что это невозможно, решил устроить здесь вместо театра некий международный экспериментальный центр искусств. Короче говоря, так или иначе, приобрести право на эту собственность, чтобы хотя бы сдавать в долгосрочную аренду. В основе всего – деньги. На это он имел бы право как организатор, как бессменный руководитель театра, но – живи он здесь! Чтобы принимать такое решение о кровавой реорганизации, он обязан жить в России и делить с людьми их баланду.

Почему не заняться творчеством? Почему не сделать спектакль? Не может здесь подолгу жить – приноровимся, попробуем быстро репетировать, как на Западе. Ну, об искусстве-то хоть бы немножко! Нет, все о капитализме, о положении в стране… В чем виноваты артисты? И не просто артисты, а именно эти, столь много и для него лично сделавшие: они таскались по начальству, защищали, не спали ночами, противостояли, когда надо было. Они делали многое, не получая ничего. В этом театре вообще никогда не работали за деньги. Работала любовь, работала команда. Они не ждали за это даже нравственной платы. И вот теперь, когда им по пятьдесят лет, он решил, что им надо умирать. Умирать раздельно».

В труппе были и те, кто не собирался умирать просто так. Из интервью В. Золотухина «Комсомольской правде» (8—14 августа 2008 года): «И когда началась наша сумасшедшая перестройка, когда рухнуло все – от кинопроката до театра – не многие из нас смогли заработать своим трудом. А я вышел в метро, взял гитару, спел – и мне люди набросали денег. И я пошел в ресторан и пел. Профессия может тебя прокормить в трудные времена».

Панически испугавшись массового увольнения в случае утверждения контракта, большая часть труппы (примерно 3/4) решила организовать объединение, которое будет заботиться о работниках театра и решать их проблемы вне зависимости от творческих интересов Любимова.

Л. Филатов: «Когда половина людей поняла, что ей придется идти на улицу, то эта половина решила отделиться в самостоятельный театр. Артисты решили пригласить в качестве своего художественного руководителя Губенко – фигуру, которая всегда пользовалась и пользуется авторитетом здесь. Коллектив театра распался на две части. В ход тут же пошли все те же совковые понятия – «долг», «учитель», «честь», и Юрий Петрович встал в позу короля Лира. Хотя все наоборот: ты замахнулся, а не на тебя замахнулись. Ты хочешь убивать, а не тебя хотят убивать».

Небольшое отступление.

Этих и других слов Любимов Филатову не простит. Леонид Филатов ушел из жизни 26 октября 2003 года. На похороны, которые состоялись 28 октября, пришло огромное количество людей, пожелавших с ним проститься. Хоронили Леонида с воинскими почестями! Единственный человек, не пожелавший прийти на похороны и не пустивший артистов, назначив им репетицию, был Ю. Любимов.

Это будет потом, а 9 января 1992 года на старой сцене «Таганки» собрался коллектив театра. В начале собрания мудрый Д. Боровский пытался объяснить актерам о праве Любимова уволить неугодных ему: «В любом театре может наступить момент, когда режиссер, беря три, четыре или десять лет назад актера молодого, перспективного, через десять лет может ему сказать, что «у меня так складывается: или ты не вырос, или ты мне уже не нравишься». Я сейчас говорю о модели любого театра».

Но актеры понимали, что в стране, находящейся в страшном раздрае, в случае увольнения – они обречены. Собранию был предложен устав общественного объединения, которое, став юридическим лицом, было бы способно защитить права членов объединения. Решили голосовать в присутствии Любимова…