Читать книгу "Новый мир - Олег Дивов"

— И ты с такой внешностью будешь уверять меня в своем русском происхождении.

— Моя мать наполовину ассирийка, наполовину персиянка. Отец чистокровный русский. У меня, кстати, еще сестра есть. Родная. От того же отца. Собственно, я с ее помощью и разыскал папашу. Варвара Дмитриевна Колосова, в девичестве Щепетнова. Алексеем меня звали бы, родись я на полгода раньше, потому что мать ушла от отца с полуторагодовалой дочерью и трехмесячной беременностью. Назвала Павлом. Я бы отказался от этого имени на фиг, но мой приемный дед тоже Павел. Обалденный мужик. Фактически до пяти лет меня воспитывал он. Мое нынешнее имя — оно, в сущности, в честь отчима, Дмитрия Павловича Щепетнова. Можешь заказать энциклопедию «Кто есть кто на Сибири» и все про него узнать. Меня оттуда выпилили, по понятным причинам, точней, переписали уже на новое имя, но про мою семью там есть все. Он известный художник. Моя сестра вышла замуж за его агента.

— И почему я тебе не верю, а, Дима?

— Потому что моя биография слишком похожа на выдуманную. Я старался.

Я скептически глядела на него и молчала.

— Ну хорошо, — Павлов засмеялся. — Ну сдаюсь, сдаюсь. Моя мать увидела моего биологического отца уже после того, как я родился. Щепетнов — бесплоден, она заказывала сперму в Банке Воспроизводства. Она выбирала биологического отца для своих детей с таким расчетом, чтобы тот был похож на красавца Щепетнова. Самому Щепетнову, кстати, было глубоко по фигу, на кого смахивают дети. Ему вообще идея с искусственным оплодотворением не нравилась — ну зачем жене девять месяцев мучиться с беременностью, потом рожать? Это тяжелое испытание для организма. Совершенно незачем так терзать себя, если просто нужны дети в семью — можно усыновить пару сирот. Мать настояла на своем. Когда мне был год, мать поругалась с Щепетновым и решила познакомиться с биологическим папашей своих детей. Тогда-то и узнала, что вся видеоинформация в Банке была поддельной. Для фото и видео позировал сосед папаши. А тот был старый хрыч, поперек себя шире, низенький и кривоногий, ни капельки на Щепетнова не похожий. Зато башковитый. Мозги я унаследовал от него, амбиции от матери, честь — от отчима. Моей сестре повезло меньше. Она унаследовала папашины кривые ноги и материны мозги. Но ее чертовски удачно выдали замуж. Когда я говорю «выдали», это означает, что ей было глубоко насрать, за кого идти, лишь бы секс случался регулярно. Думать она начала после вторых родов. Впрочем, как и наша мать. Как раз вовремя, чтобы удержать мужа и сохранить семью. В итоге она родила пятерых, и сейчас у нее целое стадо внуков. Потомство некрасивое, мои дети сильно лучше, ну так мне никогда не было все равно, с кем спать. Но, что характерно, уровень интеллекта достаточно высокий — что у моих детей, что у племянников. Это вообще особенность биологических потомков нашего папаши. Он ни разу не был женат, но если верить записям в Банке, у него порядка сотни детей.

— И никто из перечисленных тобою родственников тебе не дорог.

— В общем, да. Я привык быть одиночкой. Дорожу только собственной семьей.

— Кстати, что твоя жена думает о твоей работе?

— А мы развелись.

— О как.

— Ничего, я еще реабилитируюсь.

— Вернешься в ореоле героя?

— Да, только жене о том нельзя будет рассказать. Ничего, я справлюсь, — Павлов протянул мне левую руку.

Я не пошевелилась. Он медленно, опасно улыбнулся:

— Молодец. Я уже верю, что мы сработаемся.

Достал карточку и согнал пакет на нее. Карточку бросил на чайный столик.

— На словах, — тон его был спокоен и деловит. — Тебе Мигель Баш что-нибудь рассказывал?

— Слишком мало. Строго в присутствии сестры и Скотта-младшего.

— Адамит, но умный. Его забросили сюда для выполнения задачи. Он то ли струхнул, то ли хорошо просчитал все последствия. И переметнулся на нашу сторону, но был неосторожен, за что и поплатился. Его сестра — на самом деле его любовница и куратор.

— Было у меня подозрение, что они не родственники.

— У него действительно вся семья погибла. Сестра выжила. Поехала к брату в столицу. Он сам ее и ликвидировал. А под ее именем стала жить наша разведчица, нелегалка, Радха Шетти. Выпускница Таналийского военного университета, по специальности — диверсант. Я, как авторитет в этой области, могу сказать: диверсант прекрасный, несмотря на молодость. Четкая и сообразительная дамочка.

— Интересно, как ее завербовали в секту. Таналийский университет славится своим патриотизмом. Или она уверена, что выполняет приказ?

— Нет. Интересно, как ее пропустили при отборе курсантов. Она в секте с четырнадцати лет. Убежденный, фанатичный и отлично подготовленный враг. Нашими же руками подготовленный. Встретишь — убей.

— Сам не справишься? — Я постаралась не подать виду, как меня его «убей» насторожило.

Нет-нет, я бы завалила эту тварь, убийцу детей, охотно. Из танковой пушки, с расстояния километров в пять, не меньше. А нос к носу… Будем честны перед собой: шансов маловато.

— Если ты еще встретишь ее, значит, я мертв.

— Как понимать твои слова? Она превосходит тебя, потому что так хороша или потому что ты стал так плох?

— Первое.

— А я, конечно, уложу ее одной левой? Ха-ха.

— Просто на тебя есть виды. Ты ценная фигура, намного более ценная, чем Радха. И она об этом знает. У тебя есть фора в полсекунды, пока она будет соображать, как ей уцелеть и по возможности тебя не грохнуть. Вот и лови момент.

— И чем же таким я ценна?

— Своим имуществом, родственными и личными связями. Заговорщикам нужна хорошо укрепленная база. Сонно подходит. Поэтому твоему сыну ничего не грозит, пока он не достигнет совершеннолетия — ведь все решения будешь принимать ты.

— А меня будет контролировать какой-нибудь муж, в крайнем случае любовник.

— Представь себе, у них хватило ума отказаться от этой идеи. Во-первых, это нерационально. У тебя есть имущественные права, связанные с Маккинби, и есть добрые отношения с этим кланом, что позволяет использовать еще и эти дополнительные ресурсы. А во-вторых, мужа ты можешь убить или перевербовать. Куда надежней поручить управление тобой… например, твоим родителям.

Так. Я тут же вспомнила нового отцовского любимчика — отставного диверсанта, которого он с упорством, достойным лучшего применения, уже почти год подсовывал мне в телохранители. Август даже провел с ним собеседование, но на работу не взял. О причинах своего решения сказал уклончиво, мол, дискомфортный человек. С тех пор отец при каждом нашем разговоре пытался рекомендовать этого мужика мне в обход Августа. Странно только одно: как Август во время собеседования не понял, что говорит с сектантом?

И тут до меня дошло, что я, в сущности, не знаю, чем дышат мои родители. Я привыкла считать их своим тылом, чем-то неизменным. Я погрузилась в свои дела и проблемы и даже не спрашивала, как они живут, что новенького случилось. А они и не рассказывали.