Читать книгу "Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов"

— Бурмакин, ты чересчур вызывающе себя ведёшь. Мало того, что у тебя синяк под глазом, так ты ещё и хамишь. Ты пьян?

— Я обкурен, но к делу это не относится. Давно, давно, враг мой Зайнетдинов, я собирался высказать тебе своё «фэ». Всё никак руки не доходили.

— Бурмакин, ты уволен! — заверещал Хоттабыч.

— И это всё, что ты можешь? — усмехнулся Переплут, — придумай что-нибудь пострашнее.

— Ты, наверное, не понял, Бурмакин? Ты уволен и с этой самой минуты пополнил армию безработных. Что может быть страшнее?

— Страшнее безработицы? Ну, например, скоропостижная смерть.

— Страшнее безработицы ничего нет и быть не может! — рявкнул Зайнетдинов, и все работники отдела согласно закивали.

— Вы ороговели? — изумился Переплут, — вы что, с ним согласны?

Все опять дружно закивали.

— Ну, славяне, вы докатились. Чтобы потомки свободных славянских племён боялись потери ярма? Чтобы безработица стала страшнее смерти? Куда уж дальше? — обалдел Переплут, — раньше, хоть понятно, грозили отсечением головы или погребением заживо. А сейчас наказывают отстранением от трудовой повинности. Чудеса, да и только.

Зайнетдинов ретировался в свой кабинет, а работники окружили «Ваню» и стали наперебой предлагать ему свои варианты мира с Инвером Фаттаховичем. Чемоданов предложил сослаться на смену погоды и резко континентальный московский климат, способный вызывать приступы безумия. Вислогузов, посоветовал просто встать на колени и из этой кроткой позиции объяснить Хоттабычу ванину пиковую ситуацию с кредитом за машину. Вера ничего не предлагала, она смотрела на жениха влюблёнными глазами, и в её взгляде читался ужас и восхищение.

— Спокуха! Спорим, что после нашего с ним разговора, он попросит у Кандаурова удвоить мне зарплату, — Переплут в сутулой шкуре Бурмакина прошагал к двери шефа и толкнул её ногой.

Планктон охнул и застыл в ожидании чудовищных последствий, а «Иван» переступил порог зайнетдиновского кабинета и жалобно заныл:

— Иновер Хоттабыч, у меня неподъёмный кредит за машину, мне нельзя в безработные. Хоттаб Иноверыч, пожалейте меня, сироту уколовскую, не выгоняйте на улицу.

— Как ты меня назвал? — заиграл желваками Зайнетдинов.

— При встрече? — услужливо припомнил Переплут, — толстопузом, упырём, вурдалачищем, а, в оконцовке, пеньком трухлявым.

— Ты опять за своё? — побагровел шеф.

— Никак нет, пришёл умолять вас о снисхождении. Во всём виноват континентальный московский климат, вызывающий приступы безумия.

— Бурмакин, ты что, за завтраком борзятины объелся?

— Прости-и-ите меня, — заныл брат два.

— Прости-и-ите меня, — передразнил Зайнетдинов, — отработаешь по полной.

— У меня долги-и-и, креди-и-иты, — стал подвывать Переплут.

— Да хоть грыжа и геморрой, — ухмыльнулся Инвер Фаттахович, — мне-то что? Премии лишаешься, бонусов лишаешься, в отпуск не идёшь.

— За что-о-о?!

— За наглость.

— Я свободен?

— Нет. Посмотри мой компьютер, в нём опять какой-то червь завёлся. Откуда только эти черви берутся?

— Знамо дело, откуда — из порносайтов, — усмехнулся Переплут, копаясь в загрузках, — что, Хоттабыч, порнушкой активно интересуешься?

— Что ты сказал?! — выкатил глаза от гнева руководитель среднего звена, — да как ты смеешь?!

— А откуда у тебя всё время черви заводятся? — брат два прищурил левый глаз, — ты, Хоттабыч, с похабных сайтов не вылазишь, всё рабочее время в них сидишь. Поздравляю тебя, ты хоть и немолод, но по порнонухе шаришься, как недоросль. Припекала бы тобой гордился.

— Это ложь и клевета!

— Хоттабыч, сейчас браузер запоминает адреса и регистрирует самые посещаемые сайты. Хочешь, покажу, на какой срамной сайт ты последний раз заглядывал?

— Не надо! — запаниковал Зайнетдинов.

— Нет, я покажу, — стал настаивать Переплут, — мне кажется, ты ставишь мои слова под сомнение. Ты мне не доверяешь?

— Доверяю, доверяю.

— Уверен?

— Клянусь.

— Так мир или война?

— Мир! — взвизгнул Зайнетдинов.

— Итак, — брат два уселся на край стола и принялся диктовать условия мира, — бонус получаю, премию получаю, в отпуск иду.

— Без вопросов.

— Я становлюсь твоим заместителем, и моё денежное пособие возрастает в два раза.

— Хм, — кашлянул Инвер Фаттахович, — видишь ли, Бурмакин, всё не так просто.

— Ну, я пошёл, — криво усмехнулся брат два, — извини, Хоттабыч, но мне придётся таки пойти и заложить твою срамоту Глебу Игоревичу.

— Я согласен, — сдал в голосе Зайнетдинов.

Глава 12. Порядочное приданое

1. Лера

Секретарша, а по совместительству любовница хозяина, Лера Кобылкина прихорашивалась, глядя в зеркало. Ещё десять лет назад подобных особей было не так уж и много, но сегодня этот вид расплодился, расселился по всем странам и континентам и даже служит темой для анекдотов. Лера являлась характерной представительницей вида блондинок: у неё были тугие, белокурые локоны, безмозглые, голубые глаза и непроходимая тупость, доставшиеся ей от матушки природы. А вот надувными губами и грудью под размер ладони Кандаурова её наградили рукастые хирурги. Лицо и фигура Кобылкиной тешили взгляд, тупость же не умиляла и не бесила, она поражала воображение. Лера поправила прядь волос и призналась:

— Глеб Игоревич, я, кажется, беременна.

— Замечательно, — отозвался Кандауров, продолжая шарить в карманах, в поисках ключей от машины, — сегодня вечером в ресторан идём?

— Идём.

— А на дачу едем?

— Едем.

— Тут Кандауров ощутил в груди некий дискомфорт.

— Что ты сказала?

— Что мы едем с вами на дачу.

— А перед этим?

— Что идём с вами в ресторан.

— А ещё перед этим?

— Что я беременна.

— Раскудрит твою через коромысло, — ругнулся Глеб Игоревич, — с чего ты взяла?

— Я сегодня была у визажистки, она взглянула на меня, и шепчет: «Лер, да ты никак на сносях».

— Визажистка нашептала? — облегчённо выдохнул Кандауров, — много она понимает, твоя визажистка. Поехали в клинику, там разберутся.

Из кабинета гинеколога Кандауров вышел темнее тучи и яростней грозы.

— Целых пятнадцать недель! — засопел и забрызгал слюной на весь этаж Глеб Игоревич, — куда ты только смотрела, дура?! На таком сроке никто, ни за какие деньги за аборт не берётся. Придётся тебе рожать, бестолочь, другого выхода нет. Зачем я, вообще, с тобой связался?!