Читать книгу "Тайпи. Ому - Герман Мелвилл"

В последние годы туземцы стали больше заботиться о прочности храмов. А когда-то они строили до сорока церквей на одном острове – простых сараев, скрепленных гибкими стеблями, которые разрушались через год или два.

Одна из них, построенная в таком стиле много лет назад, представляла собой в высшей степени замечательное сооружение. Она была воздвигнута королем Помаре II, проявившим поистине царственное рвение. Здание было длиной более семисот футов при соответствующей ширине; огромная коньковая балка поддерживалась тридцатью шестью цилиндрическими стволами хлебного дерева, стоявшими в ряд на некотором расстоянии друг от друга; верхняя обвязка опиралась на стволы пальм. Крыша, круто спускавшаяся до высоты человеческого роста, была из листьев, а стен не существовало вовсе. Вот такой просторной была королевская церковь, построенная при миссии в Папоаре.

В день торжественного открытия перед огромной толпой, собравшейся со всех концов острова, миссионеры произнесли одновременно три проповеди с трех кафедр.

Так как церковь сооружалась по распоряжению короля, то в ее строительстве принимало участие почти столько же народу, как и при возведении большого иерусалимского храма. Однако времени потребовалось все-таки меньше. Не прошло и трех недель после установки первого столба, как последний ярус пальмовых листьев уже свисал с карнизов.

Эту огромную работу распределили между несколькими вождями, которые приспособили к делу своих подданных; она значительно облегчалась тем, что каждый участник стройки приносил с собой столб, стропило или жердь с укрепленными на ней пальмовыми листьями. Подготовленный таким образом материал оставалось только скреплять прочными гибкими стеблями.

Но о самой замечательной особенности этого полинезийского собора я еще не рассказал. Островитяне любят селиться близ горных рек, руководствуясь при этом соображениями и красоты и преимуществ такого местоположения. Поэтому довольно большой ручей, спускавшийся с холмов и орошавший долину, перекрыли ниже ее в трех местах и направили прямо через церковь.

Но храм полинезийского Соломона давно заброшен. Его тысячи стропил из гибискуса сгнили и упали на землю. Теперь они загромождают русло ручья, который с журчанием пробегает над ними.

Нынешняя епархиальная церковь Таити совершенно не похожа на только что описанную. Она средних размеров, сплошь обшита досками и выкрашена в белый цвет. Оконные проемы не имеют рам, но закрываются ставнями; если бы не лиственная крыша, она напоминала бы простую церковь в каком-нибудь американском городке.

Все деревянные части здания были сделаны приезжими плотниками, которых всегда можно встретить в Папеэте.

Внутренний вид церкви весьма своеобразен и не может не заинтересовать чужестранца. Стропила обернуты тонкими пестрыми циновками; вдоль всего конька свисают украшения – то пучки кистей, то широкая бахрома из окрашенной травы. Пол настлан из нетесаных досок. Между рядами скамей с плетеными из волокон кокосовой пальмы сиденьями и спинками идут прямые проходы.

Но больше всего поражает кафедра из темного блестящего дерева, стоящая в одном конце храма. Она несоразмерно высока; взобравшись на нее, вы можете окинуть всю паству единым взглядом.

Есть в церкви и галерея, которая тянется с трех сторон и поддерживается колоннами из стволов кокосовых пальм. Тут и там она раскрашена в ярко-синий цвет; такие же пятна можно увидеть и в других местах (без всякой заботы о симметрии). В своем рвении украсить святилище новообращенные, должно быть, раздобыли каждый по кисти и усердно малевали где попало.

Как я уже упоминал, церковь производит весьма странное впечатление. Света в нее проникает мало, внутри все выдержано в темных тонах и потому мрачный языческий сумрак царит в ее стенах. К тому же стоит вам войти, как вы сразу же ощущаете странный запах древесины, которым пропитаны все большие строения в Полинезии. Он наводит на мысль об источенных червями идолах, спрятанных в чулане где-то поблизости.

Прихожане папоарской церкви принадлежат к высшим и более зажиточным сословиям; это вожди и их вассалы, короче говоря – аристократия острова. Они значительно превосходят красотой и физическим развитием простой народ, или «маренхоар», ведь на последних сильнее отразилось общение с иностранцами, которые завезли отвратительные, ведущие к вырождению болезни. По воскресеньям знатные люди наряжаются в самые пышные одеяния и появляются во всем великолепии. Их не приходится силой загонять в храм, как простолюдинов в другие церкви; напротив, чтобы щегольнуть красивой одеждой и обладая более высоким умственным развитием, они сами охотно проходят сюда.

Из-за колоннады, поддерживающей галереи, я прозвал этот храм Церковью кокосовых пальм.

Здесь я впервые увидел христианское богослужение на островах Полинезии: впечатление, когда я вошел уже после начала службы, было очень сильное. Там собрались величественные вожди, чьи отцы бросали боевые дубинки, и старики, видевшие, как дымились жертвы на алтарях бога войны. Но что это? Раздался звон колокола; он висит снаружи на ветви хлебного дерева, и юноша туземец ударяет по нему железным прутом. Когда-то именно здесь слышались трубные звуки раковин, призывавшие к войне. Но вернемся к тому, что происходит внутри.

Церковь полна. Повсюду видны яркие ситцевые одеяния самых различных фасонов и цветов – воскресные наряды высших сословий. У некоторых они скроены так, чтобы возможно больше походить на европейские костюмы, и свидетельствуют об исключительно дурном вкусе. Можно увидеть куртки и брюки, но они как-то не к месту и нарушают общее впечатление.

Но больше всего вас поражают лица. У всех они раскраснелись от особого возбуждения, в какое приходят полинезийцы, когда собираются толпой. Одежды шелестят, руки и ноги в движении, и непрерывный гул перекатывается по рядам сидящих. Шум так велик, что ровного голоса старого миссионера, поднявшегося на кафедру, почти не слышно. Относительная тишина, наконец, устанавливается благодаря стараниям полудюжины рослых парней в белых рубахах, но без брюк. Бегая туда-сюда по проходам, они стараются убедить прихожан в недопустимости шума, причем сами шумят невыносимо. Эта часть службы производит весьма комичное впечатление.

При церкви существует очень своеобразная воскресная школа; в тот день ее ученики, живая шаловливая компания, занимали часть галереи. Меня забавляла эта группа, разместившаяся в углу. На краю скамьи сидел учитель, а рядом с ним кроткий паренек. Когда другие нарушали порядок, этот юный мученик получал подзатыльник – очевидно, для примера остальным, чтобы те знали, что их ожидает, если они не угомонятся.

Посреди церкви стоял, прислонившись к столбу, какой-то старик, сильно отличавшийся от своих земляков. На нем ничего не было, кроме грубой короткой мантии из выцветшей таппы; по его изумленному и смущенному виду я понял, что это крестьянин из внутренней части страны. О таких говорят: совершенно неотесанный и непривыкший к странным зрелищам и шуму столицы. Кто-то сделал ему замечание за то, что он стоит и мешает смотреть сидящим сзади. Почтенный старец не понял толком, чего от него хотят, и тогда один из одетых в белое молодцов бесцеремонно схватил его за плечи и силой усадил на место.