Читать книгу "Невозможность страсти - Алла Полянская"

– Пёхом с полчаса идти будем.

– Меньше. Вон его дом, смотри.

Метров за триста виднелся коттеджный посёлок, начинавший свою историю ещё со времён советской партийной номенклатуры. Правда, тогдашним номенклатурным работникам даже не снились дворцы, которые сейчас воздвигли здесь нувориши всех мастей.

– Я это место ещё днём пробил. – Павел достал из багажника одежду и прибор ночного видения. – Обойдём пост охраны с севера и попадём на территорию. А там уже дело техники.

– Тогда нечего мешкать, переодеваемся и идём.

Конечно, охрана в посёлке была. Они миновали её, понимающе переглянувшись, – край непуганых идиотов, не иначе. По-другому эту «охрану» не назовёшь, как и жильцов. С другой стороны, на обитателей этого посёлка отродясь никто не покушался – тут были дома мэра и начальника полиции, и все прокурорские тоже жили здесь, как и судьи. Это был посёлок не просто номенклатуры, а «своих» – тех, за чьей спиной маячила система, непобедимая и вечная. Ну, якобы.

Ведь с такой охраной этих домовладельцев можно перебить за ночь, включая их болонок и рыбок в аквариумах.

Дом господина Лаврова стоял посреди лужайки – совсем в английском стиле, и трава аккуратно пострижена, и наружное освещение как полагается. Сигнализация оказалась включена, Андрей достал крохотный декодер.

– Готово.

Они проникли в дом через заднюю дверь. Бесшумно поднявшись по лестнице, прошли по верхней галерее. Лавров жил один. Судя по интерьеру, он далеко не бедствовал, его дело процветало – но, судя по охране этого посёлка, ему платили совершенно напрасно. Или же ему платили за совсем другие дела.

Хозяйская спальня была расположена в правом крыле дома. Дверь оказалась приоткрыта, в комнате мерцал экран телевизора. Павел сделал знак Андрею оставаться на месте, а сам проскользнул внутрь.

– Ну, блин, приехали.

Андрей вздрогнул – Павел говорил это своим обычным голосом, а это значит, что либо в комнате никого нет, либо есть, но всё равно что нет.

– Мы с тобой часа на два опоздали всего-то.

Хозяин дома лежал на кровати, и можно было подумать, что он спит, если бы не дыра у него посреди лба. Рядом, сражённая выстрелом в грудь, лежала маленькая, субтильная брюнетка. Кровь успела свернуться, но ещё не засохла, Павел прав: часа два убитые здесь лежат. Ну, что ж – на войне как на войне.

– Думаю, заказчик его убрал. Комп спёкся, кстати.

– Обыщем дом. – Андрей огляделся. – Ты здесь, я там.

– И осторожно, тут может быть прислуга. Тихо.

Через двадцать минут они покинули посёлок тем же путём, каким сюда проникли. Сигнализация в доме Лаврова снова была включена.

* * *

Ровена проснулась от прикосновения.

Серый полосатый кот с красивой круглой мордочкой и со смышлёными глазами цвета спелых абрикосов ткнулся в её щеку, и Ровена улыбнулась – кот был очень милый. Ей захотелось его погладить, но левая рука была закована в гипс, а в правую воткнута игла от капельницы.

– Видишь, никак.

Ровена вздохнула и огляделась. Она лежала в небольшой комнате, кровать была не больничная, а самая обычная. В углу белый полированный шкаф, столик-трюмо у окна, книжные полки, маленький телевизор на тумбочке и два кресла, бело-розовые прозрачные гардины, забранные в складки красивыми клипсами. Комната явно служила гостевой спальней. В открытое окно были видны верхушки елей – спальня находилась на втором этаже дома.

Она вдруг ужасно заскучала по своему дому, который так долго обустраивала для их маленькой семьи, и о цветах вспомнила. И об обещании Павла поливать их. И о том, что произошло в больнице.

Она не видела ни раненую медсестру, ни расстрелянную кровать, но помнила, как сидела в душевой, где её оставил Павел, и злилась на свою беспомощность. Ровена не привыкла болеть, она терпеть не могла никаких ограничений, а тут её тело выставило ей барьер, из-за него ни-ни, лежи и набирайся сил. Но как набираться сил в этом совершенно чужом доме?

– Мам…

Тимка заглянул в приоткрытую дверь и, увидев, что она не спит, мгновенно прошмыгнул в комнату. Она так соскучилась по своему ребёнку, он словно вырос за эти дни и ещё больше загорел.

– Мам, ты как?

– Не знаю… вроде бы ничего. Смотри, какой котяра.

– Это Буч. – Тимка погладил кота, и тот выгнул спинку, блаженно щурясь. – Давай и мы заведём такого? Ну, когда вернёмся домой. У дяди Лёши на работе их прорва, он сказал, что если ты позволишь, то он возьмёт меня с собой и я выберу нам котёнка. А потом он вырастет.

– Давай заведём, я не против. – Ровена смотрела на Тимку и не могла наглядеться. Всё-таки в больнице было совсем не то. – Как ты здесь?

– Нормально. Ника хорошая, и дядя Лёша тоже, а малышка у них смешная такая – представляешь, её зовут Стефания, как бабушку Стефу, это Никина мать, она полька. И Ника тоже. Лена здесь, только они с Никой куда-то уехали ещё утром, ты всё спала, и Лариса меня сюда не пускала, а сейчас она с детьми на улице, ну и я сразу к тебе.

Он выпалил это на одном дыхании – всё-таки он ещё не совсем взрослый, её Тимка.

– Так, это что за антисанитария?

Лариса вошла в комнату, строго посмотрела на Тимку и кота.

– Это я – антисанитария? – Тимка обиженно засопел. – Я вообще-то даже руки вымыл.

– И ты, и кот. – Лариса взъерошила ему волосы. – Убери Буча, его мне только около больной не хватало. И сам убирайся, нечего бациллы таскать. Тим, пойди к детям, пожалуйста, чтобы Стефанию Романовну не нагружать. Юрка у нас чересчур шустрый.

– Нет у меня никаких бацилл. Так бы и сказала, что за детьми присмотреть надо, а то сразу про бациллы… между прочим, Буч тебя тоже слышал, и его моральная травма – размером с Род-Айленд. Я-то переживу, а вот коту это очень обидно слышать, у него тонкая душевная организация, и я не знаю, как теперь ты будешь жить в его доме.

– У Ники нахватался котопоклонства? Видимо, это заразно. Секта какая-то – Свидетели Котовы. Брысь отсюда.

– Ника всё понимает насчёт Буча. Ладно, мам, ты выздоравливай, а мы вместе с бациллами пойдём за детьми смотреть. Иди сюда, Буч, – карету нам, карету!

Подхватив кота, Тимка гордо удалился, в дверях обернувшись и подмигнув Ровене.

– О господи… – Лариса засмеялась. – Ну, надо же. Весь в тебя.

– Ты так это сказала, словно в этом сходстве есть что-то ненормальное. Мы всё-таки с ним родственники, заметь.

– С Валентином вы тоже родственники.

– Ты забыла? Я же позор семьи и паршивая овца.

– Давай температуру померяем, позор семьи. – Лариса достала градусник и подала Ровене. – Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю. Вроде бы болит меньше, но всё равно как-то по-дурацки. Ларис, что всё-таки в больнице случилось? Что Валентин говорит?