Читать книгу "Бегство от Франка - Хербьерг Вассму"

— Неужели ты думаешь, что кто-то по тебе заплачет? Спускайся вниз, идиотка!

Канал в Страсбурге

Я проснулась от непонятного звука и сразу почувствовала, что Фриды нет в номере. Тем не менее какое-то время я еще лежала и слушала. Все было тихо. Я зажгла настольную лампу. Два ночи. Я оставила ее в одиннадцать в баре отеля, поднялась и заснула, как только легла. Весь день мне казалось, что у меня начинается грипп или что-то в этом роде.

Сев на крышку унитаза, чтобы послушать, не раздадутся ли ее шаги, я пыталась понять, что же случилось. Возможность того, что Фриде захотелось провести ночь в баре отеля, была невелика. Будь это кто-нибудь другой, я бы могла предположить, что она, избитая и пьяная, валяется в сточной канаве или что ее ограбили и сбросили в канал. Но с Фридой такого случиться не могло.

Нет, это был один из ее приемов, позволяющих ей держать меня в напряжении. Она как будто наблюдала за моим страхом через вентиляционное отверстие. Оправдались мои наихудшие предположения: я не должна доверять Фриде. Да, она сама выбрала меня, но с таким же успехом она в любую минуту может выбрать кого-нибудь другого. Собственно, я всегда это знала. Во всяком случае, после того, как стало ясно, что она поддерживает отношения с женой Франка.

Мне не хотелось признаваться, что я сама не раз намеревалась расстаться с Фридой. Заглянув в платяной шкаф и под кровать, я заглянула даже под дверь, но, не успев лечь, снова вскочила и позвонила портье. При звуке усталого голоса ночного портье на другом конце провода мне стало стыдно. Что я могла ему сказать? Что чувствую себя одинокой? Спросить, не видел ли он, когда ушла Фрида? Я буркнула извинение по-норвежски и положила трубку.

На лампе был полотняный абажур. Когда-то он, безусловно, был красивый. Золотистый. Но слишком мощная лампочка превратила его в старую карту с нечеткими границами и стертыми обозначениями городов, в которых я никогда не была. Своеобразный подпольный мир с грязными трещинами и пятнами от вина, крови, кофе или воды. Кто их разберет. Дрожа, я поставила лампу на пол. Но не погасила ее. Отверстие наверху абажура образовало на потолке злой глаз.

Вскоре он начал мучить меня, даже когда я лежала, зажмурившись. Но я не могла заставить себя погасить лампу. Я принесла из ванной полотенце и прикрыла лампу сверху. Свет стал не таким ярким, и глазеющее око исчезло. Я попыталась заснуть, но одна мысль заполнила мою голову и я не могла прогнать ее. Она стучала у меня в голове и предупреждала: «Пожар!» Полотенце могло прикоснуться к лампочке. Я сдернула полотенце и спряталась под одеяло. Оно было тонкое и негнущееся, как тюфяк из тростника. Сейчас я предпочла бы перину, которая облегает тело, легко прикасается к спине и затылку и греет, не обладая тяжестью.

К утру, должно быть, я все-таки задремала, потому что проснулась от шума воды в трубах. Мне послышалось, что кто-то возится в ванной. Я вскочила и пошла туда. Разумеется, там никого не было. Лишь когда я вытиралась после душа, появилось бледное лицо Фриды. Несмотря на черноту под глазами, вид у нее был самый невинный.

— Привет! — сказала она.

— Где ты была?

— В порту, смотрела грузовое судно Гюнтера, — весело ответила она с таким видом, словно сообщила о ранней пробежке вдоль канала. Впрочем, я и так уже давно все поняла. Фрида пустилась в плаванье на всех парусах.

Мы сидели на скамье на солнышке. На берегу реки, а может, это был канал. Берега были выложены большими каменными блоками. Они были точно пригнаны друг к другу и держались благодаря собственной тяжести. Сила притяжения, думала я, одинаково опасна и надежна. В конце концов мы подчиняемся ей. И, если не падаем по своей воле, всегда найдется кто-то, кто позаботиться о том, чтобы подтолкнуть нас, семь локтей вниз, и мы падаем, замурованные в урны, или же наш развеянный прах свободно опыляет землю.

Кто-то отдается на волю воды. Течений. Это свободнее, но уж чересчур одиноко. Я увидела себя, плавающую вместе с мальками сельди по тому, что некогда было кишечной системой. Мы свободно вплывали и выплывали. По крайней мере, мы могли вымыться. Особенно, если речь шла о море. Вечный моцион. Ведь там, в глубине, ничто никогда не останавливается. Приятно было думать, что тебя вечно будет качать. Как бы глубоко там ни было.

Я не удостоила Фриду ни словом. Но было не похоже, чтобы ее это огорчило. Она начала что-то записывать в новом блокноте с листами из рисовой бумаги. Я помнила этот блокнот, купленный в какой-то лавочке в Праге. Спрашивать, что она там записывает, было ниже моего достоинства. Еще не хватало!

Вода из Рейна или неизвестно откуда текла у моих ног. Ее поверхность была неспокойна. Тени менялись и передвигались, как мели при слабом течении. У противоположного берега вода двумя потоками обтекала старую лодку, привязанную у края канала. Лодка сопротивлялась и пыталась отвязаться. Она хотела уплыть прочь. Поиграть с волной. Но была привязана двумя веревками и не могла сдвинуться с места.

Два лебедя, белый и серый, переругиваясь, плавали вокруг, иногда ныряя с головой в воду. Чайки и небольшие вороны пировали рядом возле перевернутого ведра с отходами. На соседней скамейке лежала дохлая мышь, подняв вверх все четыре лапки. Открытые глаза кололи застывшей в них смертью. Маленький рот поражал свежим розовым цветом. Вокруг нас вился воздушный запах мочи. По обоим берегам стояли дома разного размера и качества. Но все были старые. Некоторые были оштукатурены по последней моде, из чего явствовало, что кто-то потратил целое состояние на их ремонт. Город был похож на старый театр, он все время менял костюмы и декорации.

— Ты не хочешь спросить, как мне с ним было? — спросила Фрида и бросила камешком в дохлую мышь.

— Нет, — устало ответила я.

— Почему? Что тебя угнетает?

Пришли две подружки, неся между собой корзину. Они ногой столкнули мышь со скамьи и сели. Бесстрашная легавая тут же подхватила мышь и бросилась прочь, таща на поводке хозяина. Подруги сплетничали и смеялись, доставая из корзинки еду. Через мгновения их лиц было уже не видно из-за кусков цыпленка и белого хлеба. Тем не менее, поток хихиканья и слов не переставал течь из их жующих ртов.

— Ты меня бросила… Я испугалась, мне было обидно, — призналась я.

— Чего ты испугалась?

— Что будет, когда к нам приедет жена Франка?

— Предоставь все мне, — сказала Фрида, убирая блокнот.

— Как я могу все предоставить тебе, когда ты вдруг исчезаешь с незнакомым мужчиной?

— О Господи! Но я же вернулась! Я должна жить своей жизнью. Только тогда я смогу внести свой вклад.

— Во что?

Фрида помолчала, глядя на воду, потом положила руки на спинку скамейки и начала рассказывать:

— Он плавает на своем суденышке и пришвартовывается там, где ему взбредет в голову. Я думала, что у него большое судно, много грузчиков и глубокий трюм, но все оказалось не так.