Читать книгу "Птицы небесные - Вера Ветковская"

Год назад покончил с собой один из его друзей. Хороший журналист, он вдруг сломался, стал пить, сделался обузой и наказанием для близких. Сергей Петрович горевал о нем, но все же в глубине души упрекал за этот малодушный для мужчины поступок. Ну что ж, сытый голодного не разумеет. Тогда он был счастлив и не поверил бы, какие беды падут на его голову.

Да, это малодушие и большой грех. Он всегда считал себя слабым человеком. Сдается без боя, выбрасывает белый флаг. Он даже не принимал никакого решения, ничего не обдумывал, ни с кем мысленно не простился. Все произошло быстро, за полминуты. Он слегка пододвинул стул, чтобы приклад уперся в стену. Сначала положил висок на дуло, почувствовал приятное прикосновение прохладной стали. Нет, так неудобно. Он не раз слышал о самоубийцах, уходивших из жизни таким способом. Быстро сбросил тапку и большим пальцем ноги нажал спусковой крючок.

Неизвестно, сколько дней пролежал бы Сергей Петрович в своем садовом домике, не случись это под утро в воскресенье. Съехались на выходные все соседи. А близкие никогда не обделяли Сережу Колесникова вниманием. Примерно в полдень соседка, сердобольная пожилая женщина, сказала своим:

— Отнесу-ка я Сереже борща. Он один, без жены, будет есть всухомятку.

Бедная женщина, осторожно неся в вытянутых руках полную миску, взошла на крылечко, постучала в дверь. Никто не ответил. Она толкнула дверь. Дверь была не заперта. Рано утром Колесников вышел на свой маленький огород, по-хозяйски обошел надел, проверил саженцы, которые посадил с Катей прошлой осенью, постоял на крыльце…

…День премьеры стал днем ее и Левиного триумфа. Спектакль прошел, что называется, на одном дыхании, в «бешеном», как и мечталось Леве, ритме. Занавес поднимался девятнадцать раз, зрители еще долго не расходились. Сцена была завалена цветами, как в старые добрые времена на «Фуэнте Овехуны» в исполнении Ермоловой. Наташа и Лева, держась за руки, кланялись на авансцене.

— У меня сейчас голова отвалится, — шепнула Наташа.

— Она тебе больше не нужна, — счастливым шепотом ответил Лева, — теперь все будет идти как по маслу…

Выпили по бокалу шампанского в гримерной, отмечая успех, затем покатили на такси к Москалевым. Наташа ничего не видела и не слышала. Она давно не ощущала в душе такого мощного прилива счастья. Во-первых, не прошло еще то ощущение полета и вдохновения, которое не покидало ее во время всего спектакля. Во-вторых, когда в последний раз упал занавес и артисты начали качать Леву, а актрисы обнимать и целовать Наташу, к ней протиснулся сквозь толпу поздравляющих Николай Николаевич.

У него дрожали губы. Он ничего не мог сказать, только наклонился и поцеловал ей руку. Когда он выпрямился, она увидела в его лице выражение, какого не видела еще никогда. Казалось, его переполняет то же ощущение счастья, что и ее.

— Да-да, — сказал он, — я безмерно рад за тебя… Наташа, от тебя на сцене искры летели…

Он впервые обратился к ней на «ты». Наташа усилием воли сдержала слезы. Но Диана, ее графиня, пришла ей на помощь.

— Букет, который вы прячете за спиной, — это мне? — ослепительно улыбнувшись, сказала она.

— Да-да, чуть не забыл, конечно, тебе…

В эту минуту она услышала дружный смех и, оглянувшись, увидела Сашу, который, пыхтя, вкатывал на сцену реквизиторскую тележку, полную апельсинов…

Когда она оглянулась, Николая уже не было. Наташа поискала глазами Катю, но подруга не пришла.

Они с Галкой резали на кухне салаты, и Наташа тихо изумлялась: она всегда считала Галину суховатой и немного завистливой, но сейчас подруга выглядела такой же оживленной и счастливой, как она сама.

Они то и дело призывали из гостиной Сашу: то ножи надо было наточить, то открыть консервы. Саша, успевая все, поминутно чмокал обеих женщин в щеки, в затылок, в шею, куда придется. Он тоже был очень счастлив и оживлен, и это удивляло Наташу. Он вообще-то всегда равнодушно относился к ее успеху на сцене.

— Галя, милая, спасибо тебе, — не удержалась Наташа и вдруг припала к Галине, обняла ее.

— За что? — В голосе Гали почему-то прозвучало смущение.

— За то, что ты пожертвовала этой ролью для меня.

— Ох, Наташка, ну что ты мне приписываешь? Я ничем ни для кого не способна жертвовать. Просто комедийная роль — не моя, это козе понятно…

— Все равно спасибо!

— За что ты ее благодаришь? — На кухне снова возник Саша.

— За доброту, которую Галка от всех нас скрывает, — объяснила Наташа.

— Тогда и я хочу поблагодарить…

Наташа увидела, как муж, вдруг сделавшись серьезным, приблизился к Гале и, взяв ее лицо в ладони, поцеловал в губы. В уме Наташи промелькнуло, что Саша благодарит Галю на много секунд дольше, чем позволяют приличия, и что Галя, кажется, с восторгом, вся подавшись к нему, принимает эту благодарность.

Но тут послышался пьяный голос Левы:

— Наташка, тут тебя настойчиво требуют к телефону.

Голос Кати звучал глухо, как будто она говорила из какой-то страшной дали:

— Приезжай. Я не могу быть одна. Сергей Петрович покончил с собой…

Прошло несколько дней после похорон Колесникова, а Катя по-прежнему лежала на диване, безучастная ко всему, и, казалось, не реагировала на Наташино пребывание в доме. Но только казалось. Когда Наташа уходила на репетицию или на спектакль, Катя поднималась, провожала ее до дверей и умоляющим, почти детским голосом говорила:

— Приходи поскорее, мне страшно одной.

Анна Алексеевна по утрам звонила Наташе и успокаивала ее: Ивушка ест хорошо, они много гуляют. Саша привозит продукты, Саша крутится как белка в колесе, арендовал помещение под магазин… Пусть Наташа не волнуется, она, Анна Алексеевна, со всем справляется.

Катя отпускала Наташу только в театр, но, когда та пробовала отпроситься в магазин — в доме хоть шаром покати, Катя жалобно говорила:

— Мне страшно одной. Не уходи.

Наташа за ее спиной раздавала вещи Сергея Петровича соседям. Потихоньку плакала. Отдавая пуховый свитер Колесникова, который она помнила еще со своих студенческих времен, она не выдержала и в голос разрыдалась у соседей. Ее напоили валерьянкой. Когда вернулась, увидела, как Катя, сидя на полу, яростно рвет на мелкие кусочки фотографии.

— Что ты делаешь! — крикнула Наташа, вырывая у нее из рук альбом. — Ты с ума сошла!

— Не могу видеть, как он смотрит на меня, — прошептала Катя. — У него такая фотография на памятнике… Когда мы с тобой уходим с кладбища, кажется, он смотрит вслед и укоряет нас за то, что мы оставили его одного, в земле…

Поздно вечером позвонил Петя и сказал, что бабушке плохо, она просит маму немедленно приехать.

— Я с тобой, — сказала Катя.

Мария Игнатьевна лежала на кровати с мокрым полотенцем на груди.