Читать книгу "Сокрытые лица - Сальвадор Дали"

– Не нужно мне разбираться ни в каких законах! – вопил Грансай. – Я все знаю! У меня три тысячи лет опыта, я стар, как этот мир!

Д’Ормини разражался желтым смехом, показывая желтые зубы, и, прежде чем отойти ко сну, приводил бумаги в порядок, раскладывая их на столе у графа, чтобы тот мог наутро применить их к своим замыслам. По правде сказать, Грансай на следующий день чаще всего использовал эти документы странным и неожиданным манером. Ибо, по его мнению и цитируя его же, «нет на свете ни единого закона, который руками «подлинного характера» нельзя было использовать без искажения для целей, строго противоположных тем, ради которых он был придуман». Это свойственное ему, по сути – иезуитское, качество приспосабливать все, даже самое неблагоприятное, под свои вкусы и интересы Грансай называл «благодатью», «макьявеллиевым талисманом». Свою улыбку он считал язвительнейшей из всех, на какие способен мужчина, и она, по его мнению, помогала ему скрывать удовольствие в мгновенья успеха и позволяла сохранять серьезное выражение лица.

Грансая послали в Виши со специальным заданием – договориться об увеличении импорта из Северной Африки, особенно сахара и хлопка: в этом отношении такая поддержка оставшегося во Франции месье Эдуара Кордье, оказалась неоценимой – она тут же позволила ему представлять большинство влиятельнейших французских промышленников и морально, и материально. Все это облекло его персону внезапной важностью в таких кругах, о каких он не мог даже помыслить, но свою вновь обретенную власть ценил лишь как средство эффективного ведения политических интриг. Пришел тот час, когда ради успеха замысла, служившего ему ширмой, и ради целей куда более сокровенных обстоятельства потребовали от него визита на Мальту. Граф с трудом сдерживал ярость, когда д’Ормини принялся перечислять непреодолимые трудности, встававшие перед этой поездкой.

– Для начала, – сказал д’Ормини, – большой вопрос, как туда добраться: вам придется найти самолет и пилотов…

– Вы можете меня отвезти, – прервал его Грансай, чуть отворачиваясь, словно избегая скверного запаха у князя изо рта, желая этим жестом еще и пробудить в князе острое чувство неполноценности. Продолжил сурово: – Иначе какой толк от того, что вы были десять лет пилотом и дослужились до лейтенанта?

– Я больше не служу. Мой самолет не в моем распоряжении, – ответил д’Ормини.

– А форма все еще при вас? – спросил Грансай.

– Позже разберемся, но я не думаю, что смогу вас отвезти. – При этих словах д’Ормини сел с видимым трудом, словно страдая сильной болью, поодаль, за стол графа.

– Погода хороша, – сказал Грансай, глянув в иллюминатор, и луна озарила его лицо, посеребрив только начавшие седеть волосы.

– Я вдруг увидел, каким вы будете в старости, – сказал д’Ормини, глядя на графа добросердечно. – Изменитесь вы мало, и все – к лучшему.

Грансай не ответил. Он размышлял: «Я позволю тебе повосхищаться мной еще пару мгновений, после чего оскорблю. Ты в правильном умонастроении – исключительно восторженном и преданном. Тебе себя жалко, думаешь, будто скоро помрешь, а я все переживу; ты даже нюни распускаешь. Самое время беспощадно атаковать тебя и тем оживить деятельный дух, растрясти до глубин, распечатать все источники энергии, чтобы все твои ресурсы пали на четвереньки к моим ногам, и ты сам ковром расстелешься под мои желанья». Затем он представил, как д’Ормини превращается в ковер-самолет и везет его на Мальту, и не смог подавить улыбку, хотя тут же придал ей презрительное выражение, прервал долгую тишину и сказал жестко:

– Подлинно отважный дух не станет в предложенных обстоятельствах потакать личным размышленьям, кои сейчас витают у вас в голове. Ваш комплекс самоубийцы истории неинтересен. Говоря сейчас о моей старости, вы думали только о себе. Я уважаю вас, но ваша смерть меня не тронет. Она по крайней мере избавит меня от выслушивания ваших дурно пахнущих секретов. Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь: надо следить за зубами.

Д’Ормини встал и вышел.

«Хорошо, – сказал себе Грансай, – ушел плакать обо всем этом Сесиль Гудро, дитя. Но его надо перехватить до того, как он примется за опий».

Его зубы, ослепительно белые, как гардения, блеснули в лунном свете, и он подумал: «Быть может, я далековато зашел, но смягчу письмом». Он уселся за стол и написал на одном дыханье:

Мой дорогой князь, я глубоко сожалею о том, какую дерзость себе позволил. Мало кто может усомниться в отваге Вашего духа и Вашей патриотической преданности, как это сделал я. Это несправедливо, но когда Вы поймете, насколько важно мне оказаться на Мальте, это объяснит мои нервы лучше любых извинений. Жду Вас тотчас. Время не ждет, и потому я взываю исключительно к нашей дружбе.

Эрве де Грансай

Князь Ормини вернулся, холодно поцеловал графа в щеку и вновь уселся. Тот на миг смутился, исподтишка осмотрев д’Ормини и отчетливо увидев по его глазам, что тот не плакал. И все же настроение князя, вопреки его сдержанности, казалось настолько благоприятным, насколько Грансай желал, ибо князь тут же заговорил о Мальте.

– Я вовсе не хочу вас разочаровывать, – сказал он, – однако, чтобы преуспеть, вам придется получить негласное или явное разрешение от пяти стран; все они должны быть и будут уведомлены о вашем отбытии и все они сейчас либо готовятся к войне, либо уже в нее вступили, и ваша миссия ни одной из них не должна показаться нежелательной!

– Более того, – сказал Грансай, упиваясь сложностью ситуации, – моя задача потребует от всех сотрудничества… Знаете, в чем сила политика? В противоположном от ожидаемого всеми: вместо дальнейшего раскола меж теми, кто уже и так его враги, он должен объединять их в некоем подобии союзничества. Два врага, которых вынуждаешь ударить по рукам ради нападения на тебя, повержены сразу: их союз сделает их немощными. Но давайте на сегодня прервемся с рассуждениями о теории действия, – вздохнув, заключил он.

– Я всего лишь слушаю вас и сдаюсь на милость суровых принципов ваших политических действий, – снисходительно произнес д’Ормини.

– Тогда, быть может, станете записывать? Я продиктую вам общую стратегию, которую нужно будет приспособить под разные властные структуры, а потом мы подумаем о людях, которые лучше всего смогут донести мои цели до них, официально или конфиденциально.

Д’Ормини развернул список, который крутил в руках.

– Я все здесь отмечу, – сказал он. – Вот, в случае с британцами вам придется иметь дело с Министерством экономической войны.

– Вы же знаете, каким про-британцем я становлюсь, и только британцам об этом известно.

– Это само собой, – ответил д’Ормини, а когда Грансай поглядел на него с сомнением, добавил: – Вы же знаете: я совершенно одного с вами мнения по их поводу.

– Как британцы на это отреагируют?

– Позволят американцам сделать по-своему, – ответил князь.

– А какая американская организация может вмешаться? – спросил Грансай.