Читать книгу "Закон Шруделя - Всеволод Бенигсен"

— Мне просто надо понять, чего я хочу, — говорит Марина.

— Снять комнату, — мрачно напоминаю я.

— Я не про это. Я вообще.

Один вопрос тянет за собой второй, второй третий, и вот мы уже обсуждаем смыслы бытия.

У Марины в голове четко сформированная каша из дзен-буддизма, индуизма, фатализма и пофигизма. Я ей завидую. У меня даже каши нет. Пустая вылизанная тарелка.

— Я не чувствую дыхания жизни, — жалуюсь я. — Только сплошное старение. Раньше я думал, что познакомиться с симпатичной девушкой — уже счастье. А теперь я быстро проигрываю в голове все, что последует за этим знакомством: первый смех, первое прикосновение к ее лицу, замаскированное под желание убрать непослушную прядь волос, первый поцелуй в щеку, первый поцелуй в губы, ее грудь в моей ладони, моя ладонь между ее ног, поиск уединения, ее прерывистое дыхание в постели, лицо, искаженное страстью или желанием страсти, что, в общем, одно и то же, неудобный сон вдвоем на узкой кровати и, наконец, отношения и мучительный разрыв, потому что нормально уходить я никогда не умел. И прежде чем пригласить эту девушку или взять у нее телефон, я задаю себе самый страшный из всех вопросов. Вопрос, который разрушает то, что еще даже не построено.

— Какой? — спрашивает Марина.

— «А зачем?» Страшнее него нет ничего. Кроме другого вопроса. Он еще страшнее.

— Какого?

— «А зачем это было?»

Марина смеется. Я тоже смеюсь. Смеется даже десятимесячная Марта, хотя вряд ли она способна оценить мое остроумие. Ей просто нравится смеяться. Тем более у нее только что прорезались два зуба внизу. Можно похвастаться восхитительно белозубой (хотя и малозубой) улыбкой.

— Значит, ты уже с кем-то познакомился, — проницательно резюмирует мой монолог Марина, которая знает меня слишком хорошо, чтобы верить каждому моему слову. Тем более когда я начинаю вещать о воздержании и усталости в отношениях с женщинами.

— Да, — киваю я. — Она из Донецка. Работает официанткой в баре, где я смотрю футбол. Она здесь до конца сезона. Зовут Галей.

— Ну и как?

— Никак. Выяснилось, что она приехала сюда с молодым человеком, который работает поваром в том же ресторане, что и она. Собственно, он ее и устроил официанткой. Они живут в одной комнате, но спят в разных кроватях, поскольку у них ничего не было и вряд ли будет. Хотя он отчаянно лезет к ней в постель.

— Почему?

— Почему что? Почему «лезет»?

— Почему «вряд ли будет»?

— Потому что он — ее брат.

— Ты шутишь?

— Четвероюродный.

— А его самого их родство не смущает?

— Видимо, нет. Но, кстати, и ее не смущает. Просто она его не любит и ничего ему не обещала. Более того, она чувствует себя крайне некомфортно оттого, что спит в одной комнате с человеком, который ее страстно хочет. Она не ожидала, что он столь хитро поселит ее с собой.

— А ты тут при чем?

— Я ни при чем, но этот ее брат сходит с ума от ревности и уже пригрозил, что зарежет каждого, кто попытается к ней подкатить. Кстати, я пока и есть тот самый «каждый».

— А у вас уже что-то было?!

— Да нет… Точнее, в данный момент я нахожусь между первым вопросом и вторым. Первый вопрос «А зачем?» я уже успешно преодолел, ибо, несмотря на все мои рефлексии, всегда поразительно легко его преодолеваю. А вот перед вторым вопросом долго разминаюсь. Потому что понимаю, за ним ничего нет. Точка невозврата.

— Блять, — ругается Марина, которую раздражают мои философские сентенции. — Вы трахались или нет?

— Нет.

* * *

Мы гуляем с Галей по ночной набережной. Мне приятно обнимать ее. Приятно целовать ее губы. Мы проходим мимо очередного пляжа, и Галя говорит, что это тот самый нудистский пляж, на который она ходит загорать. Я с удивлением гляжу на пустынный участок между морем и набережной.

Признаться, я никогда не видел, чтобы нудистский пляж не был ничем огорожен. То есть вообще ничем. Рядом те же ларьки, дорога вдоль побережья, бродящие туда-сюда туристы. Последние невольно смотрят на лежбище нудистов. Бесплатный стриптиз.

Иногда сюда забредает наглая молодежь с пивом — на «познакомиться». Сами они сидят в шортах, но при этом отчаянно пытаются закадрить девушку, которая вынуждена лежать перед ними абсолютно голая. На самом деле шансов у них ноль, ибо положение девушки в данной ситуации настолько дискомфортно и даже унизительно, что она не только не даст им свой номер телефона, но и имя-то вряд ли скажет. Впрочем, если они приходят только попялиться на сиськи-письки, то, может, им вполне хватает процесса знакомства. Есть еще какой-то извращенец, который гуляет по пляжу туда-сюда с зонтиком над головой. У него непрекращающаяся эрекция. Вечный стояк, так сказать. Невольно задаешься вопросом, как можно поддерживать член в таком состоянии круглые сутки, ну, или хотя бы несколько часов в день. Можно, конечно, обожраться виагры, но ведь это крайне вредно, да и просто неудобно.

Галя говорит, что больше всего не любит момент выхода из моря.

— Загорелое тело, мокрая грудь и торчащие от холода соски. На меня все пялятся. Я пытаюсь как можно быстрее добраться до своего полотенца и лечь.

— Зачем же тогда туда ходить? — спрашиваю я нарочито флегматично, хотя образ торчащих сосков будоражит мое воображение.

— На нудистском пляже самая чистая вода.

* * *

Мы присаживаемся прямо на набережной за столик напротив небольшого кафе. Столик обслуживается, и мы терпеливо ждем официанта. Внутри кафе два гитариста играют русский рок. Выбор неожиданный, но оправданный — такую музыку больше никто нигде не играет. Колонки выведены наружу, так что слышимость запредельная. Если звучат выкрики с мест, солирующий гитарист тут же срезает выкрикнувшего ответной репликой в микрофон.

— Может, паузу? — спрашивает какой-то доброжелатель — то ли жалеет музыкантов, то ли просто хочет посидеть в тишине.

— Паузу дома на плеере будешь жать, — громко отвечает в микрофон гитарист.

Эти короткие перепалки развлекают зрителей и идущих мимо зевак.

Неожиданно я вижу знакомую пару из Москвы — Антона и Алену. В течение трех дней я смотрел с ними бок о бок чемпионат мира по футболу. Мы перебрасывались какими-то шутками, замечаниями по поводу игры и все такое, даже не удосужившись познакомиться. На четвертый день случайно выяснили, что работали с Антоном в одной и той же конторе почти в одно и то же время. И у нас есть общие знакомые. Теснота мира забавляет и пугает одновременно.

К Антону с Аленой часто присоединяется саксофонист из выступающей здесь рокабильной группы. Его зовут Андрей, хотя Алена утверждает, что его зовут Паша. Я его зову Сережей. Бывают такие люди, которым каждый новый знакомый дает свое имя, подсознательно считая, что оно подходит больше. Интересно, что Андрей смирился с этим обстоятельством и откликается на любые имена. Он ироничен, печален, одинок и нетрезв одновременно. По возрасту он старше своих коллег-музыкантов и не вписывается в их тусовку. На сцене все вполне складно, но в межконцертное время он мыкается в поисках более подходящей компании. Недавно прибился к Антону с Аленой. Когда они уедут, он, вероятно, запьет. Или, наоборот, завяжет. Тут есть простор для маневра.