Читать книгу "Прекрасная посланница - Нина Соротокина"

На деле все получилось совершенно не так. Корабли с французами направились не на запад, а на восток и приплыли в Кронштадт. Там произошла сортировка пленных. Высокие чины, а также офицеры были оставлены в Петербурге, прочих же перевели в маленькое местечко между Петербургом и Нарвой — Копорье. Там пленные солдаты встали лагерем, довольствие им было назначено самое скромное.

О пленных поляках разговоров пока не было. Как-то считалось, что их вообще не вывозили в Россию, а оставляли дома, в Польше. Но при этом все знали, что как только французы будут отпущены на родину, то дойдет очередь и до поляков, если таковые сыщутся.

Миних пока оставался при армии. В Петербург приехали данцигские депутаты во главе с бургомистром. Императрица дала им аудиенцию во дворце. Бургомистр Велен произнес покаянную речь. Он долго и трогательно восхвалял Анну Иоанновну, ругал себя и свой город за безрассудную опрометчивость, с коей они ввязались в войну с Россией. «Мы торговые люди, и нам совсем не свойственно… только происки врагов…» ну и так далее. Императрица растрогалась и спустила долг в миллион ефимков, тот самый, за побег Станислава. Но оговоренный миллион контрибуции Данциг должен был уплатить в свой срок.

А дальше — бал во дворце в честь победителей. На бал были приглашены и побежденные. В парадных мундирах французские генералы и офицеры должны были «шаркать ножкой», слушать победные тосты и поднимать куверты с вином за здравие императрицы. Русская знать обращалась с ними с подчеркнутой предупредительностью, которую впоследствии в мемуарах они назовут «оскорбительной». Боже избавь, никому в голову не приходило их оскорблять. Это совершенно в русском характере — забыть причиненное зло и брататься с недавним врагом. Дамы вообще были в восторге, французские офицеры такие душки!

А Париж негодовал. Как же так — французские войска сдались на определенных условиях. По этим условиям их должны были вывезти из Данцига в балтийскую гавань. Франция готова принять своих сынов, но где они?

Русские отвечали: название балтийской гавани не было оговорено, но почему бы таковой не считать Кронштадт? И мы бы никогда не нарушили условий капитуляции, если бы не получили весьма огорчительную для нашей государыни новость. С прискорбием мы узнали, что французская эскадра без объявления войны пленила наши корабли: пакетбот, два галиота, а также фрегат «Митава» (помните двух друзей французов?). Про «Митаву» теперь известно, что он был отведен во Францию. А потому ее величество за нужное находит удерживать у себя французских пленных до тех пор, пока России не будут возвращены ее суда с полным вооружением и сданы в каком-нибудь русском порту. Вот так: «Кто заказывает музыку, тот ее и танцует».

Поведение России вызвало негодование Европы. Надо сказать, что Европа исстари негодует по поводу нашей страны. И как-то всегда на Западе все для всех очевидно. Возможно, России не следовало мешаться в дела Польши и надо было позволить ей очередного короля, даже если он сын предыдущего. Но будем объективны: Франции бы тоже следовало быть скромнее и не пытаться усадить на польский трон зятя Людовика XV. Вот ведь откуда берут начало пресловутые двойные стандарты.

Посланники всех европейских стран строчили отчеты своим правительствам, часть их, как уже говорилось, перлюстрировалась «черными кабинетами». Именно поэтому в Петербурге стала известна фраза французского посланника в Швеции, который написал про русскую царицу: «Эта женщина слишком высоко задрала нос, надо ей посбавить спеси. Моему повелителю королю обойдется не дороже ста червонцев отравить ее, потому что русские способны за сто рублей убить отца родного».

Надо ли говорить, что Анна Иоанновна пришла в ярость. Они нам, победителям, будут диктовать условия! Она не стала закручивать гайки, но о возвращении пленных на родину вообще отказалась говорить.

И тут же встал вопрос: а нельзя ли из этой прорвы людей, которых надо охранять, содержать и кормить, извлечь хоть какую-нибудь пользу? После этих размышлений появился приказ, один из самых фантастичных на свете. Привожу экстракт, как говорили в XVIII веке, то есть выдержку, из этого приказа, сохраняя стиль того времени. Приказ императрица адресовала флотскому капитану Полянскому: «Ехать тебе в Копорье в лагерь, где обретаются французы, и объявить наш указ гвардии майору Альбрехту или Астраханского полка подполковнику Лопухину, что мы указали быть тебе при тамошней команде обще с ними, потому что ты французского языка умеешь, и французам также объявить, что ты для них нарочно прислан. Притом майору или подполковнику секретно объявить, чтоб они помянутых французов впредь так крепко не держали как ныне, и ежели б кто из них стал уходить тайно, то за теми присматривать, и от того их удерживать не велеть, а для сыску за ними никуда не посылать, понеже из них многие есть мастеровые люди, и буде они будут уходить, то тот их побег к лучшему нашему интересу воспоследствует, чего ради не токмо б их от того удерживать, но еще по крайней возможности в том способствовать и к тому приговаривать, и как можно тайно отправлять в Санкт-Петербург».

Странный приказ, да? Причем нельзя толком понять — сами ли беглецы должны добираться до Петербурга и искать там работу или же после побега, который сами же стражники и спровоцируют, они будут насильно привезены в столицу и пристроены на принудительные работы.

Приказ был действительно тайный, и только случай дал возможность Люберову ознакомиться с его содержанием в канцелярии Бирона. И тогда Родион понял, что время для освобождения Ксаверия из плена подошло.

19

Позднее Родион вспоминал эту поездку как одну из самых нелепых в жизни. Они ехали в сурмиловской карете, в великолепном новеньком экипаже имени св. Фиакра, доставленном из Франции. Напротив Родиона сидела Лизонька в легком розовом платьице, в кокетливой соломенной шляпке, украшенной газом, лентами и цветами, вся возвышенная, нервная, отвергающая все преграды, а попросту говоря, взвинченная до предела. Рядом с Лизой примостилась горничная, которая «страсть как боялась дороги», потому что «вы знаете, барин, меня лошади в детстве понесли». Страх перед путешествием не мешал резвой девице с интересом пялиться в окно, весело подпрыгивать на ухабах и звонко ойкать. Горничная неимоверно раздражала Лизу, что она и не пыталась скрыть. Девицу из дворни навязала Клеопатра, потому что не отпускать же Лизоньку одну в дальнее путешествие, ей надо и одеться, и причесаться, и вообще не пристало девице ехать одной в мужском обществе. Лакея Касьяна, который привез Лизу в Отрадное, с собой не взяли, потому что если взять Касьяна, то куда потом посадить Ксаверия?

Отъезд Лизы в Отрадное был сопряжен с большими трудностями. Карп Ильич не хотел никуда отпускать дочь, потому что Павла приболела, а без дуэньи куда ехать? Но Лиза поведала отцу сон, и с такими подробностями, что ясно было — не выдумывает. Во время рассказа она старалась быть спокойной, и ей это почти удалось, только уголок рта угрожающе дергался, но кончилось все слезами. И Сурмилов сдался. Но ему и в голову не могло прийти, что Лиза рассматривает Отрадное только как перевалочный пункт.

Что Лизонька решилась ехать в Нарву дабы выручать Ксаверия из плена, мы удивляться не будем. В нее вдруг словно бес вселился, она жаждала полезной деятельности. Но то, что Родион Люберов пошел у девы на поводу, требует объяснения.