Читать книгу "Не изменяя присяге - Александр Лоза"

В 16. ч. 40 м., продолжая идти на открытые у Люзерорта тральщики будучи в y = 57 град. 42 мин. и l = 21 град. 54 мин., заметили под берегом, к W от Михайловского маяка, приблизительно по пеленгу 190 гр., силуэты малых судов. Пошли на сближение с ними.

В 16 ч. 45 м. 2 неприятельских аппарата, возвращаясь с налета на Церель, летят на пересечку нашего курса, на высоте не более 500 метров.

В 16 ч. 45 м., со “СК-17”, единственного из трех, имевшего 47 мм орудие на противоаэропланной установке, открыли огонь по ним. Кроме того со всех трех катеров открыли огонь из пулеметов. В промежутке между 16 ч. 49 м. и 16 ч. 51 м. оба аппарата обстреливали катера из пулеметов, причем оба наводили по видимому по “СК-17”, бывшему головным, т. к. полосы всплесков от пуль прошли между “СК-17” и “СК-1” шедшим вторым. Окончив с самолетами, я вновь пошел на сближение с неприятельскими катерами».

(РГАВМФ. Ф. 481. Оп. 1. Д. 84. Л. 7)

Мичман Бруно Садовинский был в своей стихии. Куда-то в глубь сознания ушла вся революционная муть и лозунговая демагогия последних месяцев. Впереди по курсу — враг. Все было ясно и понятно. Полчаса назад они отбились от двух германских аэропланов. Потерь не было.

Начальник дивизиона, находившийся рядом на мостике, дал команду идти на сближение с германскими катерами. Бруно насчитал десять силуэтов.

«Три против десяти», — промелькнуло в уме.

В этот момент дистанция между катерами уменьшилась до 28–30 кабельтовых.

— Прицел, целик.

— Залп!

Носовая пушка гулко выстрелила, и гильза со звоном покатилась по палубе. Снаряд лег с перелетом. Мичман скорректировал огонь.

В ответ открыли стрельбу немцы. Стреляли на недолетах. Уже все наши катера вели огонь.

— Есть! Попадание! — не удержался от возгласа Садовинский.

С мостика было видно, как один из германских катеров задымил и, вывалившись из строя, направился к берегу.

«Кто из наших сторожевиков подбил немецкий катер, было не разобрать. Но это и неважно, — думал Бруно. — Главное, на одного врага стало меньше».

Бой продолжался. Дистанция между катерами сократилась до 18–22 кабельтовых. Осколки германских снарядов секли воду слева и справа от наших катеров.

Открытый мостик катера совершенно не защищал находившихся на нем офицеров и, казалось, лишь притягивал вражеские осколки. Но в пылу боя об этом никто не думал.

В 17 часов 25 минут, израсходовав весь боезапас, начальник дивизиона дал команду — «Отбой!».

К этому времени растянувшаяся цепочка германских катеров под самым берегом уходила за меридиан Михайловского маяка.

Бой длился 11 минут.

Подробно ход и результаты боя капитан 2-го ранга Кира-Динжан описывал на прилагаемой к рапорту кальке маневрирования катеров:

«Как видно из прилагаемой схемы маневрирования, из положения А перешел в положение Б.

Это я сделал тогда, когда увидел, что 4 неприятельских катера направились на NO.

Т. к. мы впервые встретились с ними и нам небыли известны их боевые элементы — не исключалась возможность и того, что, идя этими курсами, они нас отрежут от Цереля.

Какое у них вооружение? Какой ход? — мы не знали, только видели, что они значительно больше наших катеров. Сначала, до выяснения их намерений, нащупывая их, я сближался медленно. Но подходя к В я увидел, что они поворачивают на Ост и дают большой ход, что видно было по сравнительно крупным бурунам у форштевней и пене за кормою. Тогда я приказал открыть огонь из орудий на “СК-17”, немедленно же, следуя моему движению, открыли огонь “СК-1” и “СК-4”. Вместе с тем, я лег на 120 град., прибавив ход до полного».

Я намеренно привожу рапорт капитана 2-го ранга А. Д. Кира-Динжана почти без сокращений. Этот уникальный документ никогда ранее не публиковался, и об этом бое мало кто знает. Но не это главное. Главное — стиль написания, казалось бы, сухой официальной бумаги, благодаря которому рапорт Андрея Дмитриевича читается как увлекательное литературное произведение.

«Эскадренный полный ход, уже с середины сентября, для моторов несших усиленную службу в Ирбенском проливе, был не больше 17 узлов. Принимая во внимание это, а также то, что при ветре и волне от WSW непр. катерам было легче идти и держать курс (при значительно большем, повидимому, водоизмещении) и что мы их догоняли довольно медленно, надо заключить, что их ход близок к 14–15 узлам.

Первые же выстрелы, при установке прицела 30 каб, дали перелеты, а при 28 каб. снаряды ложились между катерами, шедшими вначале беспорядочною кучею, а к концу боя растянувшимися.

Вскоре после начала стрельбы на одном из непр. катеров, приблизительно на одной трети длины его от кормы, показался дым и пламя, и катер повернул в сторону почти противоположную курсу остальных. Полагаю, что это было сделано для того, что бы, приведя катер к ветру не дать пожару распространиться. Однако это продолжалось недолго и, вероятно, не имея возможности справиться с огнем, катер направился прямо к берегу.

В 17 ч. 22 м. я изменил курс немного влево, чтобы дать возможность всем катерам спокойно стрелять. В 17 ч. 25 м., израсходовав весь боезапас, я повернул на WSW, а затем на WNW. “СК-1” и “СК-4” сделали последние выстрелы уже после поворота по сторож. судну.

В 17 ч.30 м., видя, что большие неприятельские тральщики, работавшие на SW от Цереля, идя курсом S, скрываются за Люзерортским мысом, я повернул на Менто.

Поведение всего личного состава было доблестное.

Капитан 2-го ранга А. Кира-Динжан».

(РГАВМФ. Ф. 481. Оп. 1. Д. 84. Л. 7, 8, 9)

Благодаря сохранившимся в Российском государственном архиве ВМФ документам приоткрылась малоизвестная страница героической обороны Ирбенского пролива, участником которой был мичман Бруно-Станислав Адольфович Садовинский.

Бои в Рижском заливе продолжались. Но Моонзунд удержать не удалось. С потерей Моонзундских островов морская война на Балтике, по существу, Россией была проиграна. Осознание этого не принесло мичману Садовинскому ни облегчения, ни умиротворения — ничего, кроме злости.

* * *

Осенний штормовой ветер с залива разносил желтые листья по мокрой брусчатке улиц Гельсингфорса. Листья прилипали к стенам домов рядом с расклеенными листовками и призывами голосовать за новый финский сейм.

После провинциального Або, где базировались на зиму сторожевые катера, Гельсингфорс не радовал Садовинского. Город показался ему серым, грязным и каким-то запущенным. Политические бури шумели и здесь. В октябре 1917 года в Финляндии в Гельсингфорсе состоялись выборы в новый сейм, в результате которых буржуазия и националисты получили в нем большинство. Финская буржуазия не скрывала, что свою независимость от России она связывает с германскими дивизиями.