Читать книгу "Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго! - Юрий Галинский"

Да и попробуй не уступить такой!.. Проснувшись утром, мужики ахнули: будто из сказки явилась к ним девица красная. Темно-русую косу, уложенную на голове венцом, прикрывал лоскут яркой ткани, вместо разорванной рубашки на Марийке были мужская косоворотка и порты, ноги обуты в сапоги, на плечах овчина. Где найдешь в лесу женский наряд? Вот старый Ваула и приодел девку как смог.

— Вишь ягодка! — залюбовались Марийкой лесовики. — И не скажешь, что у ордынцев в полоне побывала… Красна девка, ничто не скажешь. Повезло нехристям…

— Как тебе, дурню! — огрызнулась Марийка.

— Чего к девке пристали? — прикрикнул на насмешников Гордей. — Поскорее собирайтесь. Денек сегодня будет горячий…

Глава 15

Прошло несколько дней, а Шуракальская орда по-прежнему продолжала стоять под Тарусой. Несмотря на настояния Алимана, Бек Хаджи не торопился выступить на помощь Тохтамышу. В первые дни нашествия крымцам удалось захватить много пленников. Ежедневно невольничьи караваны отправлялись в долгий, скорбный путь. Лесными тропами и проселочными дорогами до Тулы, там начинался Муравский шлях, затем безлюдными степями Дикого поля ясырь гнали в Крым…

Велев никого не впускать в свой просторный шатер, Бек Хаджи полулежал на персидском ковре возле костра, разведенного рядом. Вчера ни с чем возвратился мынбасы Мюрид, который во главе своей тысячи был послан ханом вдогонку за бежавшими с поля битвы урусутскими всадниками. Ему так и не удалось перехватить их: переправившись через Оку, они скрылись в лесных дебрях. А утром в шатер явился мынбасы Солиман, и тоже с пустыми руками — его нукеры так и не догнали тарусскую княгиню, хотя тысяча, которой он командовал, состояла из самых отважных багатуров. Пока они рыскали по дорогам, княгиня глухими лесными и болотными тропками, где верхом, а где и пеше, добралась до Рязани. Когда Беку Хаджи сказали об этом, он в гневе чуть было не отдал наказ выступить на коназа Олега, но вовремя одумался.

Разгневанный хан чувствовал, как неуемная ярость, закипая где-то в тайниках его души, все больше охватывает голову. Он злился на своих незадачливых тысячников, на урусутов, на бека Алимана, даже на телохранителей, скрытых у входа в складках шатра, которые то и дело кашляли и сопели.

Мысли Бека Хаджи перенеслись к урусутской полонянке, и тотчас гнев его понемногу стал утихать, а страстное возбуждение заставило сильнее биться сердце… Как она молода, стройна и пригожа! Как красивы ее длинные каштановые волосы! Как прекрасны карие глаза! Но самое главное: она похожа на его мать!.. Настя!.. Как сладко звучит это имя! Словно журчание ручейка, что течет неподалеку от его дома в горах.

Бек Хаджи несколько раз повторил вслух:

— Настя, Настя, Настя…

Да, ее имя так же прекрасно, как она сама. Когда Бек Хаджи возвратится в Крым, она станет его главной женой. Она родит ему сыновей, которые по праву унаследуют его власть, богатство и могущество. От тех трех жен, которые у него есть, на свет появляются лишь одни девчонки; их уже четыре.

Она сразу привлекла его, эта урусутка. Такого с ним еще не бывало. Наверное, потому, что он всегда представлял себе любимую женщину похожей на свою мать, но не встречал таких ни среди генуэзок, ни среди татарок, ни среди других…

Как она была хороша, когда евнух привел ее вчера в шатер, умащенную благовониями, в нарядных одеждах!

Бек Хаджи, прикрыв глаза, вспоминал это, и жгучее желание опять насладиться прекрасной урусуткой все больше овладевало им… «Приказать, чтобы ее привели сюда сейчас снова?.. Нет! Лучше я сам пойду в урусутскую избу, где поместили Настю, в шатре она жить не захотела…»

Хан взял из дорогой, черного дерева шкатулки, что лежала рядом на ковре, медное зеркало в золотой оправе. Взглянул на свое смуглое, с тонкими черными усиками лицо и самодовольно улыбнулся.

Если бы несколько дней назад кто-то осмелился ему сказать, что он будет прихорашиваться перед зеркалом, прежде чем войти в юрту к самой знатной и красивой женщине, Бек Хаджи приказал бы отрубить лгуну голову. И вот он волнуется, собираясь к простой урусутской полонянке, которую захватили его нукеры!

«На все воля Аллаха!» — подумал шуракальский хан и хотел уже крикнуть телохранителям, чтобы они сопровождали его, как вдруг в шатер вошел начальник стражи и, смиренно кланяясь, доложил:

— У входа стоит бек Алиман. Он хочет видеть пресветлого хана.

Лицо Бека Хаджи скривилось, глаза сердито сверкнули. В первое мгновение он решил не принимать Алимана, но затем подумал, что опасно еще больше портить и без того неприязненные отношения с посланцем Тохтамыш-хана. К тому же Беку Хаджи еще утром донесли: ночью прибыл гонец из-под Мушкаф и посетил шатер бека Алимана. О чем они шептались, хан не знал: его соглядатаям не удалось подслушать. Вспомнив об этом, шуракалец велел принять Алимана и с настороженным любопытством стал ожидать его появления в шатре.

«Наверное, гонец прибыл с повелением спешить к Мушкаф, где великий хан не может управиться, и этот коротышка Алиман хочет передать мне его повеление…» — предположил он.

Когда Алиман вошел, Бек Хаджи сидел на одной из больших, ярко расшитых подушек, украшавших огромный персидский ковер. Едва кивнув в ответ на приветствие, хан небрежным жестом разрешил беку усесться на подушке рядом.

— С чем ты пришел, бек Алиман? — притворившись очень удивленным, спросил он.

— Ты своеволен и упрям, Бек Хаджи! Ты делаешь все только в угоду своим желаниям! — начал бек и продолжал, повысив голос: — Ты долго испытывал терпение великого Насира эд-Дина Тохтамыш-хана, но, кажется, этому пришел конец!

— Ты стал слишком много говорить, бек! — вскочив с подушки, воскликнул шуракалец. — Ты стал говорить так много, что я даже удивляюсь: как я терплю это!

— Я говорю устами наместника Аллаха на земле, великого из великих хана Тохтамыш-хана! И говорю тебе, Бек Хаджи: ты ослушник! Ты не привел вовремя свою орду в Мушкаф! Ты своевольно пошел путем, которым не велено было идти, пошел на Тарусу! Ты понапрасну погубил множество своих нукеров! Ты продолжаешь сидеть здесь и нежиться с полонянками, когда там… — он резко взмахнул тонкой рукой, обнажившейся из-под широкого рукава шелкового халата. — Когда там решается судьба Орды!

— Замолчи, бек Алиман, или я сейчас отрублю твою глупую голову! — в свою очередь закричал хан и выхватил из ножен саблю.

Но Алиман продолжал спокойно стоять, а его бесстрастное лицо растянулось в едкой усмешке.

— Ты ошибаешься, Бек Хаджи! Ты думаешь, что тебя не достанет карающая рука Сарая… — процедил он и добавил угрожающе: — Велик гнев Тохтамыша. Он не потерпит своевольства крымцев, как это было при прежних ханах. Я знаю, почему ты изгнал мудрого бека Тюркиша — он говорил тебе то же, что и я.

Бек Хаджи молча вложил саблю в ножны; зло подумал: «Неспроста, видимо, гнусный коротышка позволяет себе так разговаривать со мною. Еще вчера он не решился бы на это, а сегодня перестал бояться моего гнева. Значит, гонец Тохтамыша передал ему тайный наказ, и теперь уже надо опасаться мне. Одно неосторожное слово может учинить великий вред моему племени, который потом не исправишь. Значит, ссориться с ним нельзя, чтобы он не оговорил меня перед Тохтамышем…»