Читать книгу "Звездный билет - Василий Аксенов"

Мы сидим, курим. Странно, мы с ребятами совсем не говорили обудущем, ловили кильку, а вечерами резались в пинг-понг, но сейчас я понимаю,что они оба пришли к какому-то рубежу.

– А ты, Алька, что собираешься делать? –спрашиваю.

– Я, ребята, на следующий год все-таки буду куда-нибудьпоступать, – говорит Алька. – Надо учиться, я это понял. Недавно,помните, я ночью засмеялся? Ты в меня подушкой тогда бросил. Это я над собойсмеялся. «Ах ты, гад, – думаю, – знаешь, что такое супрематизм,ташизм, экзистенциализм, а не сможешь отличить Рубенса от Рембрандта». И влитературе также, только современность. Хемингуэй, Белль назубок, слышалкое-что про Ионеско, а Тургенева читал только «Певцы» в хрестоматии. Длясочинений в школе ведь вовсе не обязательно было читать. Детки, хотите, я вамсознаюсь? – Алька снял очки и вылупился на нас: страшными глазами. –«Анну Каренину» я не читал! – Он снял колпак и наклонил голову. –Готов принять казнь.

– Думаешь, стоит ее почитать, «Анну Каренину»? –спросил Юрка.

– Стоит, ребята, – говорю я.

– Неужели ты читал ее?

– В детстве, – говорю я. И правда, в детстве ячитал «Анну Каренину».

В детстве я вообще читал то, что мне не полагалось.

Ну вот, ребятам уже все ясно. Теперь они сами все решили длясебя. И не нужно подбрасывать монетки, это тоже ясно. А я? Прискорбный факт.

Прискорбнейший случай затянувшегося развития. Я до сих порне выработал себе жизненной программы. Есть несколько вещей, которыми я бы хотелзаниматься: бить ломом старые стены, которые никому не нужны, перекрашивать то,что красили скучные люди, идти на спасение, варить обеды ребятам (сейчас всежрут с удовольствием), танцевать, шататься из ресторана в ресторан, любитьГалку и никому не давать ее в обиду (никогда больше не дам ее в обиду!), многоеще разных вещей я хотел бы делать, но все ведь это не жизненная программа.Стихийность какая-то, самотек… Дмитрий Денисов пустил свою жизнь на самотек.Хорошая повестка дня для комсомольского собрания.

– Может быть, тебе в мореходку поступить? –говорит Юрка. – На штурмана учиться, а?

– На кой мне черт мореходка? В Атлантику я на следующийгод и так выйду. Игорь обещал.

– Я думаю, если уж быть моряком…

– Почему ты решил, что я хочу быть моряком?

– А кем же?

– Клоуном, – говорю я. – Знаешь, как вдетстве, сначала хочешь стать моряком, потом летчиком, потом дворником, ну, апотом уже клоуном. Так вот, я на высшей фазе развития.

После тихого часа Галка появляется в окне. Ребята корчат ейразные рожи и приплясывают, а она им улыбается. Стоит бледная и под глазамикруги, а все-таки можно ее хоть сейчас поместить на обложку какого-нибудьпольского журнала.

Потом мы едем в ближайший городок, в магазин, и возвращаемсяк больнице, нагруженные разными кондитерскими пряностями. Эстонцы –отличные кондитеры. Любят полакомиться.

А Галка за окном уже какая-то другая, уже прежняя. Надуваетщеки и показывает мне язык. Сзади подходит санитарка, а она ее не видит.Санитарка тоже смеется и шлепает Галку по одному месту.

Вечером мы сидим все в кофике, 18 рыбаков с сейнеров «СТБ».Все свои ребята, ребята – золото. И все-таки мы обставим экипаж 93-го.

***

Ночью я слышу шаги за окном. Почему-то мне становитсястрашно. За окном шумят деревья, свистит ветер, в комнате темно, похрапываетЮрка – и вдруг шаги. Кто-то взбегает на крыльцо, барабанит в дверьобщежития. Бегут по коридору, по том обратно. Останавливаются у нашей двери.Стучат.

– Денисову срочная телеграмма.

Ошибка, наверное. Конечно, ошибка. Почему вдруг мне срочнаятелеграмма?

Почему вдруг именно мне? Почему ни с того ни с сего стрела,пущенная малышом, попадает прямо в лоб? Что ей мало места на земле?

ЭСТОНСКАЯ ССР

КОЛХОЗ ПРОЖЕКТОР

ДЕНИСОВУ ДМИТРИЮ ЯКОВЛЕВИЧУ

МОСКВЫ (какие-то цифры) В РЕЗУЛЬТАТЕ АВИАЦИОННОЙ КАТАСТРОФЫПРИ ИСПОЛНЕНИИ СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ ПОГИБ ВАШ БРАТ ВИКТОР ДЕНИСОВ ТЧК ПОВОЗМОЖНОСТИ НЕМЕДЛЕННО ВЫЕЗЖАЙТЕ МОСКВУ ТЧК ГОЛУБЕВ

Какой еще Голубев? Боже мой, что это за Голубев? При чем туткакой-то Голубев?

***

Я иду один по Москве. Все, в общем, здесь по-старому. Иду поПироговке, дохожу до Садового. Из-за угла высыпает на полном ходу волчья стаямашин.

Перекрыли красный сигнал. Не в моих привычках ждать, и я жмучерез Садовое.

А куда? На Кропоткинской беру такси и еду в центр. И тутвсе, в общем, по-старому, только не видно тех рыл, с которыми я некогдаконтактировал.

Спускаюсь в метро. Пью воду из автомата. Еду на эскалаторевниз. О, навстречу поднимается парень из нашего класса, Володька Дедык. Книжкукакую-то читает. Не замечает меня. И я его поздно заметил. Ищи его теперь,свищи. Все-таки я поднимаюсь по эскалатору вверх. Нет там Дедыка. Опять берубилет и снова еду вниз.

Прошло два дня после похорон Виктора.

Как это дико звучит! Все равно, что сказать: прошло два дняпосле пожара Москвы-реки. И тем не менее это так: прошло два дня после похоронмоего старшего брата, Виктора.

– Витька! – орал тот волосатый грузин (у него нагруди была такая шерсть, что в бассейне все шутили: «бюстгальтеры намеху»). – Витька! – орал он и, как торпеда, плыл к воротам. А Викторвысовывался по пояс из воды и давал ему пас на выход.

Прошло два дня после похорон.

Шура, жена Виктора, стояла совершенно каменная и с желтымипятнами на лице. Говорят, что будет маленький Витька. Кажется, в старинуженились на вдовах братьев. Я бы тоже женился на Шуре, если бы жил в тевремена. В те времена ведь не могло быть Гали. А сейчас я буду считать себяотцом маленького Витьки, даже если Шура снова выйдет замуж.

Прошло два дня.

– Простите, как доехать до Ботанического сада?

– До Комсомольской, там пересадка. Я не знаю, приисполнении каких служебных обязанностей погиб Виктор. Об этом не говорили дажена похоронах.

Андрей Иванович, огромный профессор, сказал, чтоВиктор – герой, что он слава нашей научной молодежи, что когда-нибудь егоимя… Дальше он не смог говорить, этот огромный профессор. Кто-то сказал, чточерез месяц у Виктора должен был кончиться комсомольский возраст, ему должнобыло исполниться 28 лет. Давайте будем считать, что Виктор погиб уже коммунистом.