Читать книгу "Записки санитара морга - Артемий Ульянов"

«Неужели мне все это… просто приснилось?» – терзал я себя в ожидании напарников. «Или сон лишь удобная упаковка того, что со мною было?» Не найдя ответа, поплелся в секционный зал. Подготавливая секцию к кровавым трудовым будням, услышал, как хлопнула дверь служебного входа.

– Тёмыч! – зычно позвал меня Бумажкин.

– Иду, иду, – отозвался я себе поднос, выходя из глубины отделения.

– Утро у нас сегодня доброе? – своеобразно поздоровался Вовка, интересуясь масштабом поступлений.

– Утро доброе, – ответил я, протягивая старшему санитару руку. – Не было почти ничего… Вот только недавно одного на вскрытие привезли.

– Ага, пять вскрытий и двадцать две выдачи, – подвел итог Бумажкин, натягивая форменную пижаму цвета морской волны. – Секция подождет, главное сейчас – всех быстро отдать. Плохиш опять опаздывает?

– Да скоро будет, – уверенно ответил я, выгораживая приятеля.

– Ну-ну, – хмуро кивнул Вовка.

И действительно, спустя несколько минут в дверях отделения появился Борька. Бубня на ходу «черт, опоздал», он бросил на нас извиняющийся взгляд. И поторопился в раздевалку.

Со двора послышалось мерное тарахтение первого катафалка. Как выяснилось, он приехал за гражданкой Киржач, которая дала старт похоронной гонке, став первой из двадцати двух ее участников.

Бумажкин неторопливо размял ароматную сигарету, вальяжно сунув курево в рот. Прикурив, с толком глубоко затянулся, глядя, как я сноровисто управляюсь с небольшим гробом, ставя его на подкат в зоне выдач. Средиземноморская нега все еще жила в Вовкиных глазах, а потому предстоящая работа явно тяготила его. Но вскоре и он с головой окунулся в вереницу отработанных движений, с трудом поспевая за ритмом ритуальных автобусов, бойко сменяющих друг друга. Калейдоскоп чужих похорон замелькал перед нами, потихоньку наращивая темп. Однообразный мотив ритуального процесса иногда прерывался телефонными и дверными звонками, отвлекая нас троих от конвейера и тем самым понемногу загоняя в цейтнот.

Мертвые лица цвета упаковочного картона скользили мимо меня, одно за другим покидая врата Царства мертвых. Отдав очередного покойника равнодушной родне, сразу же принялся за следующего. Побрив и уложив в массивный гроб крупного старика в бесформенном черном костюме, закрыл его приоткрытые веки, обул и сложил руки, аккуратно поместив в них платочек, иконку и тонкую церковную свечку. Теперь осталось лишь причесать мертвеца да накрыть его покрывалом. Оглянувшись, не увидел простецкой дешевой расчески из зеленой пластмассы, которой работал уже пару недель кряду. Не было ее и на столике с инструментами, и на подкате.

– Что, опять? – увидев мое замешательство, сипло спросил Бумажкин, подражая мультяшному волку с голосом Джигарханяна.

– Да не, здесь где-то, – неуверенно возразил я, понимая, что да, опять…

– Не тормози, другую бери, – сказал Вовка, ухмыльнувшись.

Опыт подсказывал, что искать удобную привычную расческу бесполезно. Пару секунд спустя в моих руках окажется другая. Но именно эту я никогда больше не увижу. Как не увижу всех тех, кто день за днем покидает патанатомию в объятиях деревянных ящиков, ведь с того света не возвращаются.

Да, в то утро я снова похоронил расческу.

Это случалось со мною уже не раз, рождая беззлобные шутки коллег по цеху.

– Живьем закопал зубастую, садист! – с бутафорской укоризной произнес Борька, коротко заржав.

– Да, с концами, – согласился я.

– Надо будет вечерком помянуть несчастную, – поддержал его Бумажкин, ухмыльнувшись.

– Выпьем, не чокаясь, всплакнем чуток, – не унимался Плохотнюк.

– Да ладно, не корнцанг же, – пробубнил я в ответ.

Справедливости ради скажу, что соратникам моим тоже случалось отправлять наши рабочие инструменты в мир иной, под звуки похоронного марша и слезы родни. Просто я хоронил их чаще других. А происходило это обычно так. Закончив работать расческой (или пинцетом), я тут же торопливо хватался за что-нибудь еще, машинально кладя несчастную в гроб, в ноги к покойнику, где и забывал, погруженный в нервный галоп ритуального аврала. После накрывал гроб покрывалом и спешно отдавал родственникам. С этого момента инвентарь был обречен, ведь спасти его прямо во время прощания не было никакой возможности.

Вот и в тот день, плотно набитый выдачами, моя любимая расческа разделила последний путь с гражданином Хреновым. Беспомощно лежа у его левой ноги, прикрытая брючиной, она с ужасом вслушивалась в происходящее, еще надеясь на чудесное спасение. «Нет, не надо, стойте! Я здесь, я живая!!!» – в панике беззвучно верещала расческа, напрасно стараясь перекричать скорбные речи гражданской панихиды. «Тёмыч! Боря!! Коллеги, спасите!!! Я буду лучшей расческой, клянусь! Ведь сколько вместе работали – и ни одного нарекания!» – умоляла, когда близкие Хренова загружали ее в чрево катафалка. «Нет, не хочу! Только не это!!» – истошно голосила пластмассовая правнучка костяного гребня, выезжая из ворот морга. Всю недолгую дорогу до кладбища бедняга изо всех сил верила, что кто-нибудь полезет под покрывало, чтобы положить кулек с землей под пятку мертвеца. И тогда наткнется на нее, вытащив на свет божий и подарив второе рождение. Эта пустая надежда еще теплилась в ее пластиковой душе до того момента, когда она услышала звук точных ударов молотка, вгоняющих гвозди в крышку гроба. Обезумев от ужаса, терзающего зубастое зеленое тельце, задыхаясь в аромате дешевого одеколона, моя расческа неслышно выла, не в силах смириться со своей жуткой судьбой. А когда сверху застучали прощальные комья земли… стала умирать, навсегда покидая этот мир вместе с Хреновым. И наконец, поняв, что никогда больше не ощутит тепло людских рук, испустила дух в холодной темноте чужого гроба.

Но на ее место уже давно встала другая труженица. Зажатая в пальцах санитара, она проворно ровняла пробор следующему мертвецу, ничего не зная о страшной участи своей предшественницы, которая ждет и ее. Рано или поздно.

Настенные часы в зоне выдачи, внимательно наблюдавшие за нашей работой, показывали половину второго дня. Впереди была двадцать вторая выдача, последняя на сегодня. Вовка поручил ее Плохишу, отправившись принимать вещи у родственников, чьи близкие окажутся на гранитном постаменте завтра. Я же направился в секцию. В ее кафельное нутро то и дело нетерпеливо заглядывали патологоанатомы, не желавшие задерживаться на работе.

– Ой, как поздно мы сегодня! – недовольно посетовала Маргарита Порфирьевна, строго глядя на меня сквозь близорукие стекла маленьких изящных очков.

– Так ведь двадцать две выдачи было, – спокойно ответил я, перетаскивая на стол ее подопечного.

– Выдачами Вовка с Борей пусть занимаются, а ты нам тут нужен, – продолжала ворчать она, исчезая в дверях врачебного кабинета, что был напротив секционной.

– Сейчас все мигом сделаю, – почти ласково сказал я ей вслед, спешно надевая прозрачный полиэтиленовый фартук.