Читать книгу "Лунная радуга. По черному следу - Сергей Павлов"

— Молоко? — предложила она. — Сливки? Мороженое? Суфле?

— Нет, просто кофе. Сливки, суфле — это вам.

— Почему мне?

— Потому что было заметно, как вы пытались заставить себя поесть и как у вас ничего из этого не вышло. Сливки тоже местные?

— Конечно. Здесь все местное. Вы еще увидите наши «зеленые фабрики», фермы, плантации…

— Вы имеете к этому отношение?

— Только как потребитель. А как специалист я имею отношение к субкритической модификации металлов. Сверхпрочные сплавы. То, на чем вы летаете. Пейте, остынет.

Он поднес к губам сверкающую чашку:

— В другой обстановке я бы подумал, что чашка из натурального золота.

— Здешнее золото ничем особенным не отличается от земного.

— Что, вся эта посуда… золото? Но зачем?

— Красиво, практично. Не окисляется и не тускнеет. Как вам наш меркурианский кофе? — спросила она.

— Я не нахожу в нем ничего меркурианского. Вкус обычный, земной.

— В этом его достоинство. Наши плантации совершеннее лунных.

— Богато живете.

— Да… как будто небедно. Еще чашку?

— С удовольствием. — Он посмотрел на цветные струи дымов за окном и спросил: — Промышленность ваша коптит?

— Наша промышленность не коптит, — сказала она, не повернув головы. — Дымят побочные кратеры Малого Аборигена.

— Есть и Большой?

— Был. Вел себя агрессивно, намучились с ним и в конце концов подавили. Красивый был вулканище. Необузданный, пылкий… Слишком близко от города.

— Но ведь и этот недалеко.

— Даже ближе.

— Почему бы его не заткнуть?

По ее глазам он понял, что сморозил глупость.

— Не кощунствуйте, — тихо проговорила она. — Вулканологи заботятся о здоровье Малого Аборигена так, как не заботятся о своем собственном. Мы считаем Малый Абориген подарком судьбы, и здесь не принято говорить о нем в неуважительном тоне.

— Понятно… Химия?

— Верно. Вулканогенное сырье. Но прежде всего вода.

— Знаменитый гейзер Мелентьева?

— В том числе, но не только. Малый Абориген, насколько я понимаю, не единичный вулкан. Система вулканических очагов. К счастью, малоактивных — в сольфатарной стадии, как говорят вулканологи. Горячие газы, вода… и все остальное. Воды неожиданно много. В стане меркуриологов и вулканологов до сих пор царит теоретическая неразбериха. Они по-разному объясняют «гидрофеномен очаговой провинции Абориген», но это, понятно, не мешает нам использовать гидрофеномен для нужд бытовых, культурных, промышленных. А вы говорите «заткнуть».

— Ну давайте я отрежу себе язык.

— Опасаюсь, ваша жена никогда мне этого не простит.

— Правильно опасаетесь.

— Профессия у нее земная?

— Она архитектор.

— А можно узнать, как ваша жена относится к профессии космодесантника?

— Конечно, без особого восторга, но… — Он смотрел, как она наливает кофе.

— Я слушаю вас, продолжайте.

— …Но без той предвзятости, которая граничит с нетерпимостью, а может быть, даже и с ненавистью.

— Понимаю, что это вы обо мне… но не понимаю, откуда вы… обо мне…

— Почувствовал. Это всегда очень хорошо чувствуется.

— Будь на то моя власть, — проговорила она, — я запретила бы десантникам жениться.

— Можно проще: не выходить за десантника замуж, вот и все.

Он заметил, как она вздрогнула. Это сильно и неприятно его удивило, и он подумал, что никогда еще не доводилось ему совершать столько промахов на протяжении одного часа.

— Замечательный город, — сказал он и залпом выпил чашку довольно горячего кофе. — Аркад произвел на меня впечатление… Респектабельный город, солидный. Все четыре кита на месте… — Мелькнула мысль: «Разговорился… Кофе, что ли, виноват?»

Она рассеянно покивала. И словно очнувшись:

— Что… какие киты?

— Ну эти… хлеб, энергия, вода, металл. На которых… э-э… современная цивилизация.

— А… Да, конечно, киты… Хлеб с маслом. Энергия… Сколько угодно. Металл. Вода. Море воды… Кстати, видели вы наше Море?

— Море?.. Нет, не видел.

— Только что ушла моя подруга. Жаль. Она бы вам его показала. Я не могу. У меня через сорок минут один умный опыт в лаборатории субкритических модификаций. Чувствую, не получится.

— Опыт?

— Да. А на Море вам непременно надо взглянуть. Глазам не поверите… Значит, пятый кит утонул?

— О чем вы? — спросил он осторожно.

— Об утопленнике, разумеется. О том самом — пятом. Который взял да и утонул. Как-то места ему не нашлось среди четырех… — Она старалась говорить спокойно, однако голос ее изменился от напряжения. — Ладно, не будем. Сотни тысяч раз уже слышали: нравственность — служанка потребности. Миллионы раз… Строптивая, своенравная, но служанка. И самое печальное, что это наполовину правда.

«Черт!..» — подумал он, глядя на нее в упор.

— Не смотрите на меня так, — сказала она. — Я сегодня, верно, не в своей тарелке, но я в своем уме.

Она попыталась улыбнуться. И это было самым худшим из всего, чем успела она его огорошить. Теперь он видел, что ей действительно двадцать девять, и ни годом меньше.

— Послушайте, вы, экспансивная меркурианка… — холодно произнес он. — Вид у вас сейчас, прямо скажем, неважный, но по какому, собственно, поводу вы взвинчены? Спрашиваю не из пустого любопытства, я странно и неприятно чувствую себя центром вашего неудовольствия.

— Да, — подтвердила она. — К сожалению. Я очень виновата перед вами и перед собой, что позволила вам это почувствовать. Сегодня меня одолела какая-то сумасшедшая, горькая, острая жалость к себе, к вам, людям вашей профессии, и вот… все это вдруг… неожиданно выплеснулось. Понимаете?

— Нет. Что вам за дело до нашей профессии?

— Я говорю о людях. — Глаза ее сухо блеснули. — Только о людях.

— Чуть раньше вы говорили о ненормальности нашей работы.

— Это был подход к разговору о людях.

— К разговору? Мне показалось, вы едва удерживались, чтобы не выкрикнуть мне все это в лицо.

— Возможно… Да, скорее всего было именно так, как вам показалось. Вспышка женского эгоизма. Чувственная правота большого несчастья… Не знаю, зачем я собиралась это сделать, и… не совсем понимаю, почему не сделала этого. В последний момент решила вас пощадить?.. Или себя?..

«Жизнерадостный город, — подумал он. — Благополучный такой, веселый».