Читать книгу "Цепные псы церкви - Ричард Ли"

Но какие бы планы он ни вынашивал, они были отложены началом Первой мировой войны, затем бесповоротно похоронены революцией и последовавшей за ней кровавой гражданской войной. Когда власть в свои руки надежно взяли большевики, ему, должно быть, стало ясно, что Россия – отрезанный ломоть, недостижимая цель, по крайней мере на отведенный ему жизнью срок. Потому он направил свою энергию в другое русло. В 1920 году, по-прежнему находясь под защитой Мерри дель Валь, Бенини начал издавать бюллетень на французском языке под названием «Antisemite». Несмотря на такое название, кардинал утверждал, что на самом деле не был антисемитом. Он просто выступал против международного еврейского заговора, который якобы управлял банками, масонством и большевизмом. Если бы его приперли к стенке, он, несомненно, сослался бы на то, что несколько его лучших друзей были евреями. А возможно, и нет, ведь он величал евреев «избранниками Антихриста». В 1923 году, спустя два года после запрещения «Содалитиум пианум» Бенини, во Франции появилась новая организация под названием «Entente romaine de defense sociale»[58]. Некоторые комментаторы предположили, что «Римский союз» был в действительности возрожденным «Содалитиум пианум» в новом обличье, чтобы вступить в ряды «Римского союза», нужно было быть христианином, принадлежать к «арийской или ариинизированной нации» и принимать девиз «религия, семья, родина» – девиз, возрожденный и проповедуемый одной католической организацией сегодня. Одним из главных выразителей идеологии «Римского союза» был некто аббат Булэн, который гневно писал о «наступлении» на Европу международного банковского синдиката евреев. В 1924 году Булэн стал одним из устроителей парижского съезда самозваной международной антиеврейской организации. Второй ее съезд прошел годом позже в Австрии, и Бенини присутствовал на нем. Из того, что известно о «Римском союзе», можно сделать вывод, что эта организация имела много общего с «Аксьон франсез», ультраправым националистским движением, чей культ «крови и почвы» был сходен с культом национал-социализма в Германии. Бенини был яростным сторонником «Аксьон франсез», в ряды которых, как считается, входили несколько французских лидеров прежнего «Содалитиум пианум». К сожалению для кардинала, отношения с «Аксьон франсез» оказались непрочными. В 1926 году между ними произошел разрыв, который им не суждено было преодолеть. 11 февраля 1929 года между Ватиканом и Бенито Муссолини – итальянским премьер-министром с 1922 года – были подписаны Латеранские соглашения, по которым город Ватикан получал статус независимого и суверенного государства, автономного анклава, не являющегося частью территории Италии. Церкви была компенсирована утрата прежней папской области, а католицизм был принят в качестве официальной религии Италии. Взамен папство снизошло до признания Италии как государства и Рима в качестве его столицы. Впервые с 1870 года папа решился посетить Вечный город. Его высокопреосвященство Бенини был удовлетворен. Позже он будет тесно сотрудничать с ОВРА, итальянским аналогом гестапо. Можно представить, с каким энтузиазмом он встретил бы фалангистское движение Франко в Испании, доживи он до этого времени.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ РУКОПИСИ МЕРТВОГО МОРЯ

Драматические события первой половины двадцатого столетия – две мировые войны, столкновение идеологий, революции и гражданские конфликты в Мексике, России, Испании и других странах – продемонстрировали, насколько далеко Церковь оказалась на обочине истории Запада. За исключением таких отдельных случаев, как Ирландия, история Запада делалась все более светской. И Рим, еще больше лишившись светской власти и влияния, был низведен до положения одинокого жалобного голоса среди мощного хора. Правда и то, конечно, что Церковь оказывалась во многом не у дел в многочисленных эпизодах истории в прошлом – во время наполеоновских войн или еще раньше в период борьбы за господство на европейском континенте в восемнадцатом столетии. В прошлом Запад, впрочем, все еще был, пусть и номинально, «христианским», и пока он оставался таковым, церковь по-прежнему могла претендовать на историческую роль. Но с дальнейшим ходом двадцатого века христианство все больше утрачивало свои позиции, и, как следствие, Церковь достигла нового предела бессилия. Среди кутерьмы «измов», оспаривающих верховенство, католицизм был одним из самых слабых. Такова, во всяком случае, была ситуация в том, что касалось коридоров власти, той вырабатывающей решения машины, которая определяла публичную политику и ход событий. Среди тех злополучных миллионов, отданных на милость этой машине, Церковь сохранила значительную паству – более многочисленную в действительности, чем у любого другого вероисповедания в мире. Если больше нельзя было мобилизовать эту паству для крестовых походов или священных войн, то на нее по-прежнему можно было влиять в сфере души и духа. В сфере души и духа она оставалась уязвимой. И в этой сфере Церковь по-прежнему располагала действенными средствами. Одним из них была извечная мера – отлучение.

Почти за тысячелетие до этого папа Григорий VII (1073-1085) превратил отлучение от Церкви в тончайший политический инструмент. Его можно было пускать в ход даже для низложения принцев, королей, императоров. Впрочем, в последующие столетия слишком частое использование отлучения существенно снизило его стоимость. К примеру, в девятнадцатом столетии юные прихожане регулярно отлучались от Церкви Священной канцелярией за недонесение на родителей, евших мясо по пятницам, или за чтение книги, запрещенной Индексом. Вскоре после Второй мировой войны папа Пий XII угрожал отлучением любому члену Церкви, который голосовал на выборах за кандидата от коммунистов, а не от католиков. Такая расточительность в его применении могла только придавать отлучению все более ребяческий характер, все больше лишая его силы и значения.

Для большинства католиков, однако, отлучение от Церкви оставалось – и, по сути дела, все еще остается – потенциальным источником ужаса и, следовательно, действенным инструментом запугивания. Быть отлученным означает превратиться в изгоя со всем присущим этому статусу ощущением изоляции и одиночества. Отлученному запрещается принимать участие в мессе или любых других публичных отправлениях культа. Он не может получать никакого иного причастия, кроме последнего таинства перед смертью. Его брак не может быть освящен священником или епископом, он не может пользоваться никакими дарами Церкви или духовными привилегиями. При более суровой из двух форм отлучения человек должен совершенно избегать общения с другими католиками. С формальной точки зрения, отлучение может исключать человека только из Церкви, из числа прихожан. Оно не разъединяет и не может разъединить человека с Богом. Для многих верующих, однако, эта разница не очевидна, и отлучение от Церкви воспринимается как равносильное осуждению на вечные муки. Вызываемое этим психологическое воздействие нередко может быть сокрушительным. Современный Кодекс канонического права устанавливает целый ряд преступлений, наказуемых отлучением. В их числе аборт, вероотступничество, ересь, схизма, выбрасывание или использование не по назначению освященной гостии, физическое насилие над папой и рукоположение епископа без разрешения папы. Оно также используется для подавления инакомыслия или оппозиции внутри Церкви. Так, к примеру, в 1908 году был отлучен модернист Альфред Луази; пострадали также и более поздние католические писатели и комментаторы. Расследования и трибуналы по вопросу о возможном отлучении официально проводятся Священной канцелярией. Затем по ее рекомендации папой выносится приговор об отлучении. Отлучение было одним из инструментов, с помощью которого Церковь, действуя через посредство Священной канцелярии, осуществляла контроль над своей паствой. Другим инструментом, по крайней мере в течение первой половины столетия, был Индекс, который эффективно лишал католиков доступа к любым материалам, сочтенным Римом вредными, включая исследования по истории масонства и самой инквизиции. Как уже указывалось, Индекс был впервые введен в 1559 году и оставался в силе на протяжении последующих 400 с лишним лет. Не далее как в начале 1960-х годов католическим студентам и ученым в университетах запрещалось читать не только произведения признанных классиков вроде Вольтера и Стендаля, но и остросовременные произведения таких писателей, как Сартр, Андре Жид, и других, которые входили в программу почти каждого университета. К этому времени, впрочем, Индекс становился все более несостоятельным. Книги, ранее запрещенные светскими властями – «Улисс», «Любовник леди Чаттерлей», «Лолита», даже произведения маркиза де Сада, – были легко доступны в любой крупной городской библиотеке, не говоря уже об университетских библиотеках. Сама литература становилась все более откровенной, а нецензурные слова, равно как и живописные эротические или богохульственные пассажи, невозможные в напечатанном виде всего несколько лет назад, сделались почти обязательными. Но слишком много было других произведений, нередко высокого литературного достоинства, чтобы поспеть даже самым фанатичным и ревностным инквизиторам. В 1966 году Индекс был официально упразднен папой Павлом VI.