Читать книгу "Тотальное преследование - Николай Басов"

Причитания эти по поводу партии «зеленых» и прочей чепухи Извекова не заинтересовали, но название кабака он запомнил. Спросил, как, мол, добиться того, чтобы тебя не приняли за халявщика, и матрос назвал что-то вроде пароля. Следовало сказать «не торопясь успеешь» на каком-то странном диалекте, может, на местном. Благодаря произношению Тома, смахивающему на норвежское, звучало в общем-то вполне нормально.

Теперь оставалась еще одна задачка: как избавиться от Нго. А вот этого сделать Том не мог. Она вдруг то ли ревновать начала, то ли просто считала, что раз она его так здорово устроила, он ей как бы принадлежит, особенно в увольнениях. Поэтому вырвался Извеков лишь через две недели – к концу тренировок, которые устроила компания.

Несмотря на занятость новыми обязанностями, Нго следила за успехами Тома. И когда они наконец отправились в Рейкьявик с ночевкой, условившись провести ночь в какой-то местной гостинице под названием «Седьмой канат», сказала ему с недавно появившимся у нее добродушием:

– Ты молодец, тебя все хвалят. Даже руководитель тренировочного центра.

– Что? – не понял Том.

– Ты легко с новым ботом обращаешься. В общем, как было сказано, умеешь. Иначе бы мне тебя не вытребовать для этой поездки.

«Охо-хо, – подумалось Тому о себе едва ли не с жалостью, – всегда-то ты лезешь на работу, как танк на укрепления противника. И деньги зарабатываешь, и авторитет, и карьеру… А ведь хочется совсем другого: чтобы голова тоже работала, чтобы мозги не простаивали, словно забытый спасательный бот на приколе». Но с этим пришлось смириться, вызывать у Нго какие-то подозрения не хотелось.

В кабачке Том узнал, что значит «Седьмой канат». Оказалось, что раньше, при парусном еще флоте, на каждом корабле считалось необходимым иметь по три каната на каждый становой якорь, потому что заводское изготовление каната испокон веков исходило из его длины в сто саженей. Три каната, то есть триста саженей, обеспечивали плавание почти по всем морям и океанам мира, где только можно или необходимо было бросать якорь. И седьмой канат считался запасом, на случай, если не хватит. Это был символ и глубины, и надежности, и даже роскоши какой-то… В понимании моряков, конечно. Разумеется, тут это название подразумевало другое – выпивку без меры. «Моряки – странная публика, – решил Том, – занимаются труднейшей работой, с присутствием почти постоянной опасности, почти у всех невероятно тяжелые судьбы, и при всем при том…» Если бы чуть-чуть иначе все сложилось, Извеков бы считал, что это и его призвание, его работа, его место в мире.

Кабачок с некоторым количеством комнат для тех, кто не сразу уходит в рейс и, следовательно, имеет возможность элементарно проспаться после возлияний, привести себя в порядок, был очень простым, даже вызывающе скромным, словно сейнер. Но тут была своя атмосфера, тут действительно хотелось сидеть, рассуждать или рассказывать о том, чему стал свидетелем, пока был в море… Вот только цены тут были изрядными. Но за последние три года, когда Том и Нго почти не поднимались на поверхность, денег у Извекова скопилось в достатке.

Это он так думал. Когда пришло время избавиться на пару часов от своего «личного» лейтенанта, как Том теперь подтрунивал над Нго, отыскать пресловутый кабак и назвать пароль, ему озвучили такую сумму, что глаза полезли на лоб. Нет, теоретически деньги у Тома имелись, но он-то по договоренности с Нго и по ее совету взял с собой только так называемую расходную кредитку. Основная оставалась в компании. И как теперь объяснить, что с его карточки ушла такая сумма, он придумать не мог. Решил сказать, если Нго к нему пристанет, что просто проигрался где-нибудь на «одноруком бандите».

При этом, укладываясь под грубую машину, совсем не похожую на ту, какая была в пансионате в далекой ныне России, Том все же подумал, что вот, оказывается, научился, экономить каждую гинею, вернее, каждый даллер, как почему-то в Исландии величали местные деньги. Слишком много времени Извеков провел с другими людьми, иначе воспитанными и приученными к аккуратности в деньгах…

А потом пошла загрузка. То, что это была довольно слабая загрузка, Том понял сразу. Он даже решил, что при такой заливке, с такой невыразительной техникой, по-настоящему почувствовать кайф и напряжение мозгов не получится… Но потом это началось, и он почти успокоился.

Да, это были лоции для хождения по всей северной Атлантике и даже южнее, за экватор. С указанием поверхностных течений, подводных течений, ветров, преимущественных показателей, в том числе и экономических, по портам с описанием прибрежных стран, которым эти порты принадлежали. Даже с историей мореплавания в этой акватории, с координатами самых знаменитых кораблекрушений. Например, с местом вечного упокоения «Титаника», «Тирпица» и еще каких-то кораблей… Потом сознание уплыло. Том ожидал, что не сумеет, как в прошлые времена, выдержать весь напор заливки, но все же не предполагал, что отключится настолько… позорно.

Это его расстроило, почти испугало, и в большей мере, чем то, что он не всегда теперь даже думал по-русски. Все больше на английском и с использованием такого жаргона, который не каждому моряку был бы понятен.

«Хотя чему же тут удивляться, – подумал он, когда уже выполз после лодирования (если это можно было так назвать), – заливка-то левая и программы глупые, вернее, неправильно составленные». Он, конечно, многое забыл, но «вкус» программы все же различать не разучился. Кстати, голод лодирования эта заливка ему почти не облегчила. Она лишь усилила его, потому что оказалась – да, именно так! – не вполне настоящей.

Когда Извеков вернулся к Нго, которая к тому времени немного протрезвела, пришлось сказать, что с деньгами у него теперь тухловато. Она взъерепенилась. Почти как жена отчитала за лишние траты, за мотовство, за несносный «русский» характер, склонность не учитывать будущее и прочее в том же роде. Он лениво отбрехивался, чувствовал, что серьезную ссору не выдержит, что его клонит ко сну. Но Нго завелась. Она столкнулась с чем-то, чего не понимала, и реакция у нее была одна – агрессия. Хотя Нго и сама не знала, против чего или за что она воюет.

Они взяли такси и двинулись на базу, чтобы остаток ночи проспать в своих кубриках на привычных местах. Том пытался следить за огнями, которые мелькали за окнами машины, но от этого головная боль только усилилась. Зато Нго впала в настоящие откровения. Она подняла стекло, которое отделяло их от водителя, и принялась сурово отчитывать Тома за что-то, чего он не понимал или не мог осознать в тот момент.

– Я на тебя рассчитывала, добытчик!

– Я знаю, свалял дурака, но это ничего не меняет…

– Не знаю, насколько «ничего». По мне, так многое меняет. Я в тебе разочарована.

– Надолго? – спросил он, внутренне усмехаясь и одновременно морщась от боли, которая постепенно усиливалась.

– Ты знаешь, парень, я пришла к такому выводу… что могла бы родить ребенка. – Она помолчала. – В компании на это посмотрели бы с пониманием даже теперь, когда я только-только получила новое место.