Читать книгу "Смерть в рассрочку - Борис Сопельняк"

Во-вторых. В годы приблизительно 1932–1935 состоял в антисоветской правотроцкистской организации, куда был завербован Милютиной. В этой организации состояли Милютин, Радек, Бухарин, Рыков и его жена.

В-третьих. Был привлечен в шпионскую работу неким Фредом Греем (английским подданным), с которым я знаком с 1913 года. Он уговаривал меня через свою жену, которая была моей ученицей, бросить СССР и переехать либо в Лондон, либо в Париж.

Результатом этой связи были следующие преступные деяния в отношении моей Родины:

а) Я дал Грею рекомендательную записку на знакомство с зам. председателя наркомфина Манцевым, прося последнего принять Грея.

б) Я организовал Грею по его просьбе свидание с Рыковым в моей квартире.

в) Я дал Грею рекомендацию на его ходатайстве о продлении визы на долгое проживание в СССР.

Подробные показания о своей антисоветской, шпионской и вредительской работе я дам на следующих допросах».

В принципе дело можно было закрывать и следствие заканчивать, так как Всеволод Эмильевич признался практически во всем, что ему вменялось в вину. Правда, он забыл, что является еще и японским шпионом, но ему об этом очень скоро напомнят…

И все же следствие решило выяснить детали, касающиеся вредительской деятельности Майерхольда в области искусства.

— На предыдущем допросе вы заявили, что в течение ряда лет были двурушником и проводили антисоветскую работу. Подтверждаете это?

— Да, поданное мною на прошлом допросе заявление подтверждаю, — заверил Мейерхольд. — В антисоветскую группу я был вовлечен неким Рафаилом, который являлся заведующим Московского отделения народного образования и руководил Театром Революции, директором которого являлась Ольга Давыдовна Каменева — жена врага народа Каменева и сестра иудушки Троцкого. Я же был заведующим художественной частью и режиссером этого театра. В то время познакомился со статьями Троцкого в его книге о культурном фронте и не только впитал распространяемые в ней идеи, но и отображал их на протяжении всей своей дальнейшей работы.

— Почему эта вражеская книга оказала на вас такое влияние?

— Потому что Троцкий восхвалял в ней и меня. Он называл меня «неистовым Всеволодом», чем уравнивал с неистовым Виссарионом Белинским… Рафаил хорошо знал о моих антисоветских настроениях и, очевидно, поэтому щедро отпускал средства на мои постановки в Театре Революции.

— Стало быть, троцкисты поддерживали вас материально за то, что вы проводили по их установкам вражескую работу?

— Должен признать, что это было именно так. Моя антисоветская вредительская работа заключалась в нарушении государственной установки строить искусство, отражающее правду и не допускающее никакого искажения. Эту установку я настойчиво и последовательно нарушал, строя, наоборот, искусство, извращающее действительность.

— Только по линии руководимого вами театра?

— Нет. Наряду с этим я старался подорвать основы академических театров. Особенно большой удар я направлял в сторону Большого театра и МХАТа, которые под защиту были взяты Лениным… После 1930 года моя антисоветская работа еще более активизировалась. Я возглавил организацию под названием «Левый фронт», охватывающую театр, кино, музыку, литературу и живопись. Мое антисоветское влияние распространялось не только на таких моих учеников, как Сергей Эйзенштейн, Василий Федоров, Эраст Гарин, Николай Охлопков, Александр Нестеров, Наум Лойтер, но и на ряд представителей других искусств.

— Кто эти лица? Назовите их! — настойчиво потребовал следователь.

И Мейерхольд назвал. Понимал ли он, что делает? Отдавал ли себе отчет в том, что по каждому названному имени тут же начнется оперативная разработка, что каждый из его друзей может оказаться в соседней камере? Мы еще получим ответы на эти вопросы, а пока что он — воспользуемся тюремным жаргоном — безудержно кололся.

— Начну с кино. Здесь мое влияние распространялось на Сергея Эйзенштейна, который является человеком, озлобленно настроенным против советской власти. Нужно сказать, что он проводил и практическую подрывную работу. Советское правительство командировало его в Америку в надежде получить творческую киностудию. Так вот он вместо того, чтобы работать в контакте с «Амторгом», продался капиталисту Синклеру, в руках которого остался заснятый Эйзенштейном фильм.

Вражеская работа Эйзенштейна выражалась и в том, что он пытался выпустить на экран антисоветский фильм «Бежин луг», но ему это не удалось, так как съемка была прервана по указанию правительства.

А мой выученик Эраст Гарин сработал фильм «Женитьба» по Гоголю, израсходовав большие средства. Но эта картина, как искажающая классическое произведение, не была допущена до экрана.

Мой же выученик, режиссер Киевской студии Ромм, сработал фильм по сценарию Юрия Олеши «Строгий юноша», в котором было оклеветано советское юношество, и молодежь показана не как советская, но, по настроениям самого Олеши, с фашистским душком. По линии кино — это все.

— А по другим видам искусства?

— В живописи, например, художник Давид Петрович Штернберг. Он не нашел ничего лучшего, как написать портрет врага народа Примакова. Так же антисоветски настроен мой бывший ученик художник Дмитриев.

Но антисоветские связи были у меня и с работниками литературного фронта. Озлобленные разговоры, направленные против руководителей партии и правительства, я неоднократно вел с Борисом Пастернаком. Он вообще настолько озлоблен, что в последнее время ничего не пишет, а занимается лишь переводами. Аналогичные позиции занимает поэт Пяст. Вплоть до его ареста прямые антисоветские разговоры были и с писателем Николаем Эрдманом.

Много, очень много рассказал Всеволод Эмильевич и народу сдал немало, но его следователь лейтенант Воронин был неудовлетворен этими показаниями. Почти целую неделю Мейерхольда не вызывали на допросы, но в покое его не оставили: с подследственным работали заплечных дел мастера. Результаты не замедлили сказаться.

— Намерены ли вы говорить правду до конца? — требовательно спросил лейтенант на следующем допросе.

— Да, конечно, — торопливо ответил Мейерхольд. — Я ничего не намерен скрывать и расскажу не только о своей вражеской работе, но и выдам всех своих сообщников.

Именно этого и добивался следователь: ему нужно было сломать не только физически, но и морально не очень здорового 65-летнего деятеля искусств. Путаясь и сбиваясь, возвращаясь от одних событий к другим, Всеволод Эмильевич причисляет к антисоветски настроенным людям композиторов — Шостаковича, Шебалина, Попова, Книппера, писателей и поэтов — Сейфуллину, Кирсанова, Брика, Иванова, Федина, а также многих актеров, художников и режиссеров.

Но самым злым гением был, конечно же, Илья Эренбург. Когда Всеволод Эмильевич заявил, что в троцкистскую организацию его вовлек именно Эренбург, следователь картинно усомнился.

— Не врете ли вы? Может быть, вы оговариваете Илью Эренбурга?