Читать книгу "Наживка для крокодила - Вячеслав Денисов"

Теперь Домушин поступил в полное распоряжение оперуполномоченного Паршикова. Того, с кем мы штурмовали корейское гнездо на авторынке. Он у нас занимается имущественными преступлениями, в частности – квартирными кражами. Для тандема «Домушин—Самоделкин» наступили тяжелые времена. Пока Паршиков не выжмет их, как лимон, его встречи с фигурантами будут продолжаться очень долго.

Мой кабинет превратился в номер гостиничного типа. Не кабинет, а лежбище морских котиков. В отличие от Ивана и Верховцева, чье посапывание раздалось уже через пять минут, я до утра не мог сомкнуть глаз.

Все было в моих руках, но отсутствовало главное. На воле продолжал гулять убийца. И если до того момента, пока я его найду, он совершит хотя бы еще одну страшную вещь, вина за это повиснет на моих плечах непомерным грузом. Меня никто и никогда не упрекнет за допущенные ошибки, поскольку для начальства главное – задержание преступника. Потом тебе отпускаются все грехи. Но это не значит, что ты сам себя простил.

Мысли, словно назойливые мотыльки, кружились в голове, едва я закрывал глаза. Нужно спать. Я знал, что и Настя тоже не спала. И я обязательно позвонил бы ей, но боялся разбудить друзей.

Глава 23

Проснулся я от тряски. Скинув с головы куртку, я мутным взглядом уставился на источник возникновения колебаний. Передо мной стоял Обрезанов. В его руке дымилась сигарета. Выглядел он очень плохо: белки глаз с красными прожилками, мешки под ними. По всему чувствовалось, что Максим провел не самую сладкую ночь в своей жизни.

– Пойдем поговорим. Тема есть… – миролюбиво попросил он.

Почему же не поговорить? Я вынул из ящика стола «дежурную» зубную щетку, перекинул через плечо полотенце и отправился умываться. По дороге к выходу хлопнул рушником Ваньку и Верховцева. Хватит расслабляться!

Половина девятого утра. Совещание через десять минут. Что начальник может сказать своему подчиненному за десять минут? Тема на десять минут… Слабовата, на мой взгляд, тема.

В отличие от Обрезанова, я выглядел, наверное, превосходно. У меня была первая сигарета за утро, у Максима, кажется, – десятая.

– Андрей, я хочу расставить все точки над «i», – глухо произнес он.

Импонировало то, что он смотрел мне прямо в глаза.

– Расставляй, – разрешил я. После «слива» мне информации о «Тойоте» он зажег во мне маленькую искорку надежды.

Обрезанов нажал на переговорном устройстве кнопку и устало бросил:

– Аня, зайди, пожалуйста…

Дверь распахнулась, и в кабинет впорхнула Анечка Топильская. Она была чем-то испугана и напоминала воробышка, над которым только что просвистел коршун.

– Садись, Аня, – дождавшись, когда она послушно присела на краешек стула, Обрезанов, глядя куда-то в окно, сказал: – Аня, расскажи Андрею Васильевичу все, что вчера говорила мне.

И Аня рассказала…

В тот день, когда я забежал в кабинет Обрезанова с криком: «Пока я еду, отправь патруль на Минскую, двенадцать, двадцать пять!», Анечка сидела в приемной, между кабинетами Обрезанова и Торопова. Это я могу подтвердить, так как хорошо помню – она работала с принтером, и этот «струйный» аппарат мерзко верещал, распечатывая очередной лист.

– Когда вы быстро вышли из кабинета, – Топильская посмотрела на меня, – следом вышел и Максим Александрович. Буквально через пять секунд. Я еще подумала, что случилось что-то серьезное. Вы были оба взволнованы. Это я хорошо помню. Только вы исчезли в коридоре, из кабинета Торопова вышел майор милиции, улыбнулся мне и сказал, что нужно срочно позвонить. А Константин Николаевич занял телефон. Я не придала этому большого значения. Раз он на короткой ноге с Тороповым, то почему бы ему не позвонить из кабинета Максима Александровича?

– И?.. – мой голос слегка охрип.

– Он зашел и через две минуты вышел. Поблагодарил меня и ушел, не заходя больше к Константину Николаевичу.

Оставалось задать всего два вопроса. Первый…

– Аня, когда я разговаривал с Максимом Александровичем, дверь в кабинет Торопова была приоткрыта?

Да, она была приоткрыта. Кроме того, если бы она даже была закрыта, то мой громкий голос можно было услышать даже из коридора.

И последний…

– Аня… Кто был этот майор?

Вмешался Обрезанов:

– Я дал Ане свой «Паркер» и попросил зайти к Торопову с вопросом – как фамилия того майора, который приходил в тот день. Он забыл на столе в приемной ручку, и ее нужно вернуть.

Я молчал.

– Константин Николаевич сказал, что к нему приходил… – Аня порылась в кармане костюмного пиджачка и вынула бумажку с «липучкой» от канцелярского набора. – Майор Табанцев Виталий Алексеевич. Замначальника…

– Спасибо, Аня, – перебил я ее, поднялся и вышел из кабинета.

Одно слово – смятение. Мысли перемешались и мешали сосредоточиться. Во-первых, мне было безумно стыдно перед Обрезановым. Он, конечно, совершил подлость, но это не та подлость, в которой я его подозревал. Максима запрессовали инструкциями сверху, и он «поплыл», не сумев отделить агнцев от козлищ. Просто человек дорожил своим местом и карьерой. На этом и сломался. А что я должен был от него ожидать? С меня брать пример неудачника, который уже давно мог уйти работать в область одним из начальников отделов, но вместо этого прозябает на «земле» без видимых перспектив?

И что еще я извлек из показаний Ани Топильской? Новость. Получалось, что Табанцев, помимо Кореневой, знал и Жилко, и Шарагина. Он был в курсе всех их дел, и неизвестно, на каком этапе их преступной деятельности состоялось это знакомство. Я был прав! Я подумал, что только милиционер мог позвонить в квартиру Жилко и направить Шарагина на собственную смерть! Я ошибся не в содержании, а в форме. Звонил не Обрезанов, а Табанцев. Я мыслил дедуктивно, от общего – к частному. На этом принципе основана работа каждого сыщика. На чем и сыграл умный Виталий Алексеевич. Аня Топильская в течение одной минуты сумела растолковать мне, что на каждую дедукцию найдется своя индукция.

От частного – к общему. Вот принцип, посредством которого Табанцев водил меня по арене на веревке. Я наматывал километры, двигаясь по кругу. Узнав, что звонили из кабинета Обрезанова, я сделал ошибочный вывод – звонил Обрезанов. Мне и в голову не пришло задать себе вопрос: А кто позвонил из пустого кабинета Обрезанова?!

Когда я вернулся к себе, на столе дымился чай, а на развернутом бланке протокола допроса лежали булочки. Зная, что деньги есть только у Ваньки и что из двоих находившихся в кабинете только «молодой» мог за ними сбегать, я, тем не менее, спросил:

– Кто принес булки?

Сейчас и проверим пресловутый индуктивный метод.

– Вьюн, – ответил Верховцев. – Сейчас он вернется, у него с хваленым форсированным движком что-то. За отделом руки морозит.