Читать книгу "Гроза чужих морей - Михаил Михеев"

Тем не менее, все это было интересно, но Плотникова заботило мало. Точнее, не заботило вообще. Ну, будут его вначале долго и мучительно искать, а если найдут, что вряд ли, так же долго и мучительно гоняться. А самое смешное, что если все же догонят – им же хуже. Как говорится, правильный ответ на вопрос, что вы будете делать, если в ваш корабль попала атомная бомба, всего один – испаряться…

Гораздо хуже было то, что теперь надо было все начинать сначала. То, что с ним не выходили на связь, означало только одно – переход его сограждан сюда еще не начался, то есть барьер сломан не был. А времени, кстати, оставалось совсем мало, и надо было поторопиться. Британцев задевать было, похоже, бесполезно – ну, разнесет "Мурманск" Гонконг, не так уж это и сложно, корабли в гавани перетопит, а что дальше-то? Вероятнее всего, британцы будут вопить, но и только, никаких глобальных рывков не последует. Оставался аварийный вариант…

Одно было хорошо – теперь можно было получать информацию более-менее оперативно. К кабелю в Гонконге разведчики прицепили маленькое, несложное и абсолютно безобидное устройство, задачей которого была ретрансляция всего, что передают по телеграфу, на крейсер. С дрянной овцы, что называется, хоть шерсти клок. Вообще, это надо было сделать давно, еще в самом начале операции, ну да умная мысля приходит опосля. Получилось это, впрочем, не из-за замедленности мышления, а от ложного ощущения собственного всемогущества. Ошибочного, как оказалось – операция не напоминала легкую прогулку, которой виделась вначале. Зато теперь можно было более-менее отслеживать происходящее в мире, а не тыркаться, как слепой котенок. Плюсы от этого перевешивали возможные бонусы от уничтожения Гонконга, и это было еще одной причиной, по которой британская база не прекратила своего существования.

Теперь путь "Мурманска" лежал совсем в другие воды. Западное побережье Северной Америки – вот, что интересовало его экипаж.

Порт-Артур, 1904 год

В Порт-Артуре бастовали рабочие. Не все, разумеется, но все же бастовали. По закону военного времени бастующих можно было и арестовать, но пока что старались просто оградить их от контактов с другими рабочими, переселив всех в отдельную казарму. Рабочие, которые находились здесь с начала войны, не скрываясь обещали, как только все кончится, набить предателям морды, те в долгу не оставались, называя выходящих на работу штейкбрейхерами. Те из вновь прибывших, кто не участвовал в забастовках, оказались меж двух огней – их ненавидели бастующие, на них с подозрением косились старожилы. Вдобавок, в пороховом погребе "Пересвета" обнаружили адскую машинку. Совершенно случайно обнаружили – один из матросов решил прикорнуть в неурочное время, и нашел местечко поукромнее. В результате получил георгиевский крест и три часа под ружьем, а матросы на всех кораблях перетряхнули каждое помещение, причем и новички, и старики работали с одинаковым энтузиазмом – понимали, что им на этом корабле идти в бой и, случись что, тонуть вместе с ним. Да и вообще, в городе было неспокойно. В одной из подворотен нашли забитого до смерти матросскими ремнями человека, а при нем – кучу листовок явно революционного содержания. Вот только опознать этого человека не смогли, что в маленьком городе, где все друг друга знают, выглядело довольно странно. Стреляли в генерала Стесселя, причем убийца, работавший из винтовки с сотни саженей, так и не был найден. Ушел, и оружие унес, и никто в набитом вооруженными людьми городе не обратил на него внимания. Сам генерал скончался в больнице два часа спустя, и нельзя сказать, что по этому поводу сильно переживали. Была даже версия, что стрелял кто-то из солдат или даже из офицеров – генерала в Порт-Артуре не любили. Готовилось покушение на Алексеева, но тут уж повезло – бомба, которую делали в одном из домов, взорвалась, не дожидаясь, когда ее соберут до конца. Дом был крепкой постройки, так что кроме тех, кто в нем находился, никто не пострадал, разве что у соседей повышибало стекла. Радости они, конечно, не испытывали, но тоже понимали, что все могло кончиться куда хуже, поэтому на судьбу особо не роптали.

Единственного выжившего взяли в оборот жандармы. Однако он умер в госпитале, установить смогли, что он – член ячейки эсэров, причем мелкая сошка. Правда, видовая принадлежность погибших уже давала жандармам возможность действовать, по Порт-Артуру прошли облавы, кое-кого поймали, кое-кого пристрелили. Потом, разумеется, выпустили тех, кто подвернулся под горячую руку, но все же революционеры на время притихли. Нет, конечно, худа без добра – взяли пару японских шпионов, заодно местных урок массово пересажали, так что работали не зря, но все равно результаты были скромными.

Самым неприятным звеном оказалось покушение на самого Макарова. Стрелял в него человек, одетый в пехотную офицерскую форму со знаками различия штабс-капитана. Правда, к армии, как позже удалось выяснить, он не имел ни малейшего отношения. Тем не менее, взять его живым не удалось – матросы, которых на улице оказалось много, отреагировали с завидной скоростью, и неудачливого убийцу просто затоптали. Макаров получил легкое ранение в левое плечо, а вот капитан второго ранга, с которым он в тот момент разговаривал, после первого выстрела успел закрыть собою адмирала, получил пулю в легкое и, хотя операция, проведенная в госпитале Порт-Артура, прошла успешно, выживет ли он, оставалось под большим вопросом. В общем, в Порт-Артуре наступили не самые лучшие времена.

Пожалуй, единственными, кто извлек для себя выгоду из ситуации, были жандармы. Пока инакомыслие и словоблудие вкупе с антивоенными митингами шли где-то там, далеко, и непосредственно на ходе боевых действий вроде бы не отражались, то на господ революционеров и плевать-то хотели с высокой колокольни. Умом-то разумеется все понимали, что каждый несделанный снаряд может оказаться именно тем, которым ты должен был утопить вражеский броненосец, но доводы разума, как правило, проходят мимо сознания. Проще говоря, "нам нужны снаряды, а как вы их получите – ваши проблемы". Толика здравого смысла во всем этом была, когда солдат воюет, ему и без того хватает забот, и незачем забивать голову глобальными проблемами. Есть люди, которым положено этим заниматься – вот пусть и работают, им за это деньги платят, а на фронте человек и без того каждую минуту по краю ходит. Поспорить с этим сложно, вот только наступает момент, когда правила перестают работать.

Офицеры вообще и морские в частности очень не любили жандармов. Жандарму попасть на корабль – это было немыслимо. Однако вот незадача, если на корабле рванут погреба из-за того, что не было под рукой профессионала, который предотвратил бы установку бомбы, то капитану будет легче от осознания соблюдения флотских традиций? Это при условии, что его сразу не распылит на атомы. В общем, офицеры скрипели зубами, но в открытую противиться приказу Макарова о назначении на каждый броненосец и каждый крейсер по жандармскому офицеру не рисковали. Правда, отдельная проблема была с самими жандармами – у них был острый дефицит кадров, особенно сейчас, когда в центре России начинался бардак, однако на броненосцы людей наскребли и прислали, да и на крейсера обещали в ближайшее время подобрать кого-нибудь.

Таким образом, пусть и заработав недовольный ропот среди офицеров, Макаров сумел хотя бы отчасти решить вопрос противодействия диверсиям, на десятилетия предвосхитив идею создания особых отделов. Ропот, кстати, тоже быстро стих – жандармское начальство тоже состояло не из дураков, там понимали, что второго случая официально распространить свою деятельность на флоте может больше и не представиться, поэтому прислали туда действительно лучших. Тех, кто умел не только бороться с бомбистами, но и хорошо налаживать контакты с другими, пускай и ненавидящими их людьми. Притирка, конечно, шла очень сложно, но особых эксцессов не наблюдалось. Правда, и прогресса тоже – ровно до тех пор, когда один из представителей "лазоревых мундиров" не нашел взрывчатку, замаскированную под кусок угля. Точнее, не нашел, а поймал за руку человека, который пытался ее подбросить во время погрузки топлива на броненосец "Петропавловск". Что случилось бы, рвани она в топке во время боя, объяснять никому не надо было, а на вопрос, как он вычислил диверсанта, жандарм лишь пожимал плечами и объяснял, что помнит в лицо всех, кто служит на корабле и всех, кто должен был быть на погрузке, а увидев незнакомую физиономию, начал наблюдать за ним чуть внимательнее.