Читать книгу "Роман в социальных сетях - Иван Зорин"

— Лучше поздно… А в будущем наше дело все равно отомрет, все эти наполеоны, не наигравшиеся в солдатиков, слишком дорого обходятся человечеству.

Сослуживец расхохотался.

— И ты веришь, что оно поумнеет?! Впрочем, что с тебя взять, ты и моей сказке поверил. Нет, Матвей, наша профессия всегда в цене останется: языков много, договариваться не умеют, а наш самый простой. — Хлопнув ладошами, он прибил комара. — Вот теперь он меня понял! А сколько ни тверди: «Не соси мою кровь!», не дойдет. — Прощаясь, он протянул руку с убитым комаром. — Ну, до завтра, мой автобус».

Сослуживца ждала семья, и, оставшись один, Матвей Галаган вспомнил про свалившиеся деньги, и подумал, что в этом есть высшая справедливость. Разве напрасно он столько мотался по гарнизонам? Даром что ли терпел эту собачью жизнь? Он опять стал мечтать, как ими распорядится, как, набравшись храбрости, напишет «Ульяне Гроховец», ведь деньги списывают возраст, делая всех ровесниками.

Всю неделю Матвей Галагаг посматривал на всех с тайным превосходством. Он меньше гонял солдат на плацу, закрывая глаза на провинности, простив им желание разбогатеть.

— Садись, майор, — вызвал его за дубовую дверь полковник. — Тут такое дело — осенний набор на носу, ну, в общем, ты понял…

Полковник был толстый, он задыхался, и у него не хватало слов.

— Надо проинспектировать призывные пункты, — закончил за него Матвей Галаган, подумав, что опять выбрали его, будто не было офицеров моложе.

— Точно. Проверишь призывников, списки там, короче ты понял…

— Когда прикажете ехать?

— Через неделю.

— Есть! — поднялся Матвей Галаган. — Машину выделите?

Полковник тоже поднялся, покраснев от натуги.

— Тут это как раз генерал из Москвы прилетает — встретить надо, эскорт и все такое…

— Короче, своим ходом?

— Ну, ты понял.

«Жирный боров! — закричал про себя Матвей Галаган, прикрывая тяжелую дверь. — Вот получу деньги и пошлю тебя далеко и надолго!»

До конца дня он ходил готовый сорваться по любому поводу, бросить все, не дожидаясь наследства, но к вечеру остыл. В конце концов, он не первый раз ездит с подобным поручением, у него есть опыт, может и правильно, что выбрали его? Ничего не случится, успокаивал он себя, даже лучше сменить обстановку, отвлечься от гарнизонной рутины. Матвей Галаган представил новые лица, молодых ребят, которые напомнят ему время, когда он был курсантом, офицеров на призывных пунктах, стоящих навытяжку перед инспектором, и добродушно улыбнулся. Дома он приготовил себе чай, выпил два стакана, уже со смехом вспоминая жирного полковника, и снова вернулся к приятным мыслям о том, как сможет распорядиться деньгами. Он подумывал тайно перевести деньги сослуживцу, с которым ждал вместе автобус, но решил, что после их разговора тот непременно обо всем догадается. А Матвей Галаган не хотел огласки. «Завидовать будут, — развалившись в кресле, думал он. — А черная зависть порчу наводит». И, расхохотавшись, постучал по деревянному подлокотнику: «Совсем обезумел, я же, тьфу-тьфу, не суеверный». Отвернувшись, он долго смотрел в окно, за которым уже плыли вечерние сумерки, загонявшие в подъезд припозднившихся жильцов, а когда залез в Интернет, подумал вдруг стать тайным благодетелем. «Переведу деньги в группу, пусть делают, что хотят». Он пожалел, что опоздал, и уже не сможет выкупить у «Раскольникова» голову Авеля, не сможет помочь «Модесту Одинарову», которому сочувствовал, как такому же одинокому, как и он сам. В то, что Модест Одинаров жив, Матвей Галаган не верил, посчитав перемену его ника дурным знаком. Незаметно для себя он пробежал глазами пост «Афанасия Голохвата»:

«Жить перед революцией как весной когда сам воздух пьянит Кто не испытал этого в юности, тот не поймет А кто пережил, но не понял тому лучше и не родится Революция Пусть в котле ее страстей сгорят мечты надежды грандиозные планы пусть истлеют они углями разочарования усталости и обмана И пусть потом восторжествуют убогая расчетливость старческое брюзжание и житейская мораль пусть опять все поглотят страх лицемерие и скука Но были же мгновенья счастья»

Матвей Галаган откинулся на спинку кресла: «Дать ему, что ли, на революцию?» Он закрыл глаза, и ему было приятно ощущать свое могущество, будто нашедшему бутылку с джином.

«Счастье? — писал «Афанасию Голохвату» «Иннокентий Скородум». — Что такое счастье? Природа его не знает, эта категория слишком человеческая».

«А, по-моему, все просто, — подключилась «Ульяна Гроховец». — Счастлив, кто не замечает ада вокруг».

«Почему «ада»? Кто не замечает ничего вокруг», — уточнил «Иннокентий Скородум».

Это понравилось «Модэсту Одинарову» и «Зинаиде Пчель».

Матвею Галагану захотелось вступиться за «Ульяну Гроховец», к тому же он неожиданно обиделся, приняв замечание на свой счет. «Ложь! — вспыхнул он, поняв, что прожил с широко закрытыми глазами. — Слепота не дает счастья!» Ему уже расхотелось делиться деньгами, теперь он решил, когда получит, тратить их на себя, а пока не носиться с ними, как с писаной торбой. В приступе решимости он, подражая молодежному сленгу, написал «Ульяне Гроховец» в чат:

«Привет! Не бери в голову, ты крутая девчонка, а они лузеры. Давай знакомиться: Матвей, твой давний поклонник. Как насчет островов? Я, конечно, не мулат, но, может, и к лучшему? По-моему тебе пора отдохнуть от всех этих занудливых модэстов одинаровых. Ехать предлагаю в складчину: мои расходы, твое — обаяние. Так мне бронировать гостиницу?»

Помедлив, Матвей Галаган прикнопил смайлик и нажал «Отправить».

Выйдя из Сети, он задрал матрас, аккуратно разложив брюки, разгладил их руками с появившимися морщинам, повесил рубашку на спинку стула, и уткнулся в подушку.

«А как там сестра? — засыпая, подумал он и пожалел, что не спросил у адвокатов ее адрес. — В следующий раз узнаю». Он вспоминал, что сестра считала себя умнее, и улыбнулся.

Полина Траговец к этому времени уже завела от одиночества кошку, с которой вечерами гуляла по бульвару, и, когда та вспугивала голубей с грязными клювами, вспоминала Модеста Одинарова. Получив приглашение Матвея Галагана, она растерялась. «Почему все приходит с опозданием? — кусала она губы, глядя на свою аватару с улыбавшейся брюнеткой. — Ну, зачем, зачем я врала?» Вначале она хотела проигнорировать письмо Матвея Галагана, но посчитала это чересчур жестоким.

«Заманчивое предложение, — отстучала она на другой день. — Но я не нарушаю правил дорожного движения, а на личные встречи в группе висит запретительный знак. Когда припаркуюсь в другом месте, напишу обязательно, надеюсь, все останется в силе».

Написав «Ульяне Гроховец» Матвей Галаган испугался своей решительности. А вдруг примет приглашение? Придется тащиться, черти куда. Он уже раскаивался в своем предложении, воображая незнакомую женщину со своими привычками, капризами и представлениями, под которые придется подстраиваться. Так что, получив отказ, Матвей Галаган с облегчением вздохнул. Он был доволен тем, что преодолел себя. «А все же хорошо, что мы не увидимся», — опять подумалось ему про членов группы с их ни к чему не обязывающими отношениями. Из всей группы он хотел встретиться лишь с «Раскольниковым», в котором видел родственную душу и с которым, как ему казалось, нашел бы общий язык. Но «Раскольникова» исключили из группы, и он больше не напоминал о себе.