Читать книгу "Порочный ангел [= Уставший ангел ] - Дженнифер Блейк"

Город гудел, люди атаковали Дом правительства, желая узнать новости, торговцы закрывали магазины, большинство населения Гранады заколачивало дома, собираясь бежать из столицы, которая в первую очередь станет целью захвата. Они мало доверяли заявлениям Мора, что он ничего не имеет против граждан Никарагуа: артиллерийские снаряды не отличали мирных граждан от ополченцев Уокера, а последних, согласно достоверным источникам, Мора поклялся прикончить всех до единого. Никакого плена — только смерть.

Свежие рекруты, еще не занесенные в списки, понимали: настало время испытаний. Женщины, особенно жены с детьми, в последние несколько недель переполнили списки желающих отплыть на очередном пароходе. «Прометей» отчалил утром одиннадцатого, в день, когда Ривас официально объявил войну. Следующий рейс ожидали только через две недели.

Но никакое напряжение не может длиться бесконечно. Через несколько дней люди слегка расслабились, поскольку в окрестностях было по-прежнему тихо. Индейцы вернулись на рынок, хотя и не все. Кабаки снова открыли двери, черные одежды монахов замелькали на улицах. Элеоноре даже казалось, когда она по вечерам в сопровождении Гранта спешила домой, что соборный колокол звучит менее скорбно.

Однажды она быстро вошла в спальню, собираясь поскорее вымыть руки, лицо и причесаться, и остановилась от неожиданности, обнаружив, что Грант уже дома.

Выпрямившись возле кровати, он повернулся к ней, держа скомканную рубашку. Ее взгляд упал на пару седельных сумок, лежащих открытыми на кровати. Не глядя ей в глаза, Грант отвернулся и засунул рубашку в мешок, сверху поместил аптечку и начал связывать концы.

— Что случилось? — прошептала она, подходя к нему и становясь рядом. Подсознательно она уже давно и со страхом ждала этого часа — с тех пор, как услышала о неизбежности конфликта Коста-Рики и Уильяма Уокера.

— Мы отправляемся на фронт. Нам предстоит ночной марш-бросок — генерал предпочитает перемещать войска по ночам. Шлезингер и его люди встретили отряд костариканцев в Сайта-Росе. Их явно ждали. Полный разгром. Когда Мора вступил туда с армией, он приказал всех пленников, даже беспомощных раненых, отдать под трибунал, который тут же приговорил всех к расстрелу.

— Нет… — от ужаса она даже лишилась голоса. Грант ничего не ответил, он проверил свой револьвер и после этого стал заполнять патронташ.

— Когда ты уходишь? — наконец спросила она.

— Через час, как стемнеет.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать? Приготовить еду?..

— Нет времени. Хотя кое-что ты можешь сделать… — он остановился, и руки его застыли над горкой металлических патронов.

— Что? — спросила она, поскольку он не продолжал.

— Если что-то случится… Если дело кончится плохо… Я хочу, чтобы ты взяла деньги, которые я оставил в комоде, и уехала из Никарагуа, когда сможешь и любым способом.

— Грант…

— Я серьезно говорю. Это не война. Это полное уничтожение. Если Гранада падет, ты, как женщина офицера ополченцев, как Ангел Фалангистов, будешь для людей Мора первой мишенью. И что они с тобой сделают — об этом невыносимо даже думать.

— Вы победите. Ты вернешься. Ты должен вернуться, — прошептала она с побелевшим лицом.

— А если нет? — в глубокой голубизне его глаз отразилась та же нестерпимая боль, какую она уже видела в глазах мужчин на столе хирурга. Схватив ее за руки, он умоляюще сказал:

— Пообещай мне.

Она заставила себя кивнуть, хотя едва не задыхалась от слез. Неожиданно он прижал ее к себе и осыпал поцелуями шею, лицо, глаза, жадно ища губами ее сладкие губы.

— Боже… — прошептал он, поднял Элеонору на постель и овладел ею в ворохе юбок. После быстро оделся, решительно застегнул ремень, потом вернулся, чтобы в последний раз поцеловать ее в губы и грудь. И ушел, не оборачиваясь, оставив ее с невысохшими глазами и все еще звучащим в ушах хриплым от страсти голосом, когда он сказал:

— Мне следовало любить тебя еще крепче…

Раненые из Санта-Росы стали поступать к утру — ходячие раненые, на лошадях, все бледные от близкого столкновения со смертью. Одни пылали от гнева, другие жаждали отплаты, клялись отомстить за друзей, убитых Мора. Иные держались тише, с горькой затаенной ненавистью к врагу. Но можно было не сомневаться, что за одну ночь война для фалангистов стала кровавой бойней. Элеонора работала с врачом, удаляя пули, очищая раны, зашивая колотые раны, но мысли ее были с Грантом на марше, она пыталась представить себе, что он делает, отдыхает ли возле лафета или ест наспех состряпанную еду, добытую у индейцев, живущих в крытых соломой хижинах. Позднее, утром, пошел дождь, и его мрачные потоки смывали с домов пыль, превращали в реки канавы вдоль улиц, которые после стольких дней под палящим солнцем не в состоянии были впитать всю воду. В госпитале пришлось зажечь лампы, а проемы окон закрыть от задуваемого ветром дождя. Но вода все равно проникала и, соединившись с удушливой жарой комнат с низкими потолками, превращала палату в парилку. На марше в такую погоду тоже, видимо, нелегко.

Приоткрыв окно, чтобы вылить из таза воду в ржавый поток, несущийся по канаве, Элеонора на миг задержалась, чтобы глотнуть свежего воздуха. Она смотрела, как дождевые струи льются с красных крыш, в десятый раз спрашивая себя, взял ли Грант плащ и не станет ли хуже его ране от сырости. Разрез, сделанный, чтобы вынуть пулю, зажил, превратившись в красно-пурпурный шрам, но не рассосался; остался рубец.

В ушах у нее стоял шум падающего дождя, и она не слышала, как рядом с ней оказался Луис, не заметила его, пока тот не встал прямо за ее спиной. Элеонора испуганно повернулась, когда он взял из ее рук таз и передал проходившему мимо ординарцу.

— Вы не пошли с ними? — спросила она удивленно, когда он поздоровался.

— Мне ведено защищать Гранаду, — поморщился он, — и выполнять еще более неприятные задачи.

— О? — она перестала вытирать руки, невольно вцепившись в фартук.

— Ну, такие, например… Как сообщить вам, Элеонора, что сегодня утром ваш брат был арестован по обвинению в передаче информации врагу.

Она впилась в него глазами, краски с ее лица исчезли. Такое обвинение означало смерть.

— Почему? Как?

— На него поступил донос. Он обвиняется в том, что получал сведения в особняке Гранта из его бумаг и продавал их агентам Вандербильда, которые поддерживают деньгами Коста-Рику в ее попытках вытеснить генерала.

— Но… Кто его обвиняет? Может, эта… — Она не смогла продолжать, вспомнив слова Гранта о том, что костариканцы уже поджидали полковника Шлезингера и его людей. Интересно, покидая ее, знал ли он, что Жан-Поля должны арестовать?

— Это не Грант, уверяю вас. Приказ пришел из администрации генерала. Обвинение основывается на жалобе, поданной женщиной, с которой ваш брат жил, Хуанитой.