Читать книгу "Холодное послание - Дарья Сергеевна Литвинова"

отличаться по проводимым следственным действиям. И в итоге – обвинительное заключение, в котором подробно расписываются все действия жуликов с приведенными доказательствами по каждому персонально. При изложенном преступлении выйдет оно вместе со справкой и списком листов на сорок. И опять – шесть копий: жуликам, в контрольку, в дело, в прокуратуру… А если ошибку сделал? Перепечатывай… А сколько бумаги уходит помимо этого? А сколько у следователя в производстве материалов, поручений из других отделов, уголовных дел? А в хозчасти только губы поджимают: «Попробуйте меньше бумаги ошибками портить».

Уголовный розыск бумагу обычно покупает – если и перепадет им пачка-другая, то ее быстренько прибирает к себе инспектор, для справок. Но в этот раз даже этой пачки не было, и Калинин стал размышлять, кто пожертвует несколько листов без особой агрессии: мол, самим мало. Следствие, если только не разбежалось еще – там хотя бы люди приличные остались, если и те не на обеде. Уточнить он не успел, потому что в кабинет явился майор Шиманский.

– Интересные вещи узнал, понял, да? – сказал он, усаживаясь напротив и довольно улыбаясь. – Ильясова у тебя проходит, по героину?

– У меня. В КАЗе сидит, со вчерашнего дня.

– Знаю, что в КАЗе… Братишка ее сегодня в Ленинском районе торговать пойдет.

– Вот те раз, – не смог сдержать удивления Калинин, – а откуда информация?

– А жаловаться приходили. Мол, своими силами бить или вы его хлопнете? Чего оказывается: этот Ильясов купил у одного там дяди героин, полкило, а деньги пообещал принести через три дня. Ну там, видно, отношения налаженные, дядя согласился. А героин возьми да окажись таким поганым, что один торчок чуть кони не двинул. Понял, да?

– Ты не путаешь? Ильясов у нас анашу всегда сбывал.

– Ну а тут, видно, взялся за химию. Ты дальше слушай… Значит, за деньги он попросил отсрочку, а сам чужое бабло пустил в оборот – отдал херу одному за два кило качественной травы, хер траву пообещал и слег в больничке; у Иьясова ни травы, ни денег. Клиент на траву нервничает, с дядей-героинщиком Ильясов ухитрился разосраться, а эти… контрагенты, понял, да, хотят либо свои бабки назад, либо «белого», но нормального качества. Сурен нехило встряет, и тут из больнички ему передают зеленый двухкилограммовый привет, хер честным оказался. А клиент, которому Ильясов травку обещал, от нее уже отказался, так что в деньгах он теряет нехило. И побежал наш юный наркоман искать пути спасения, нашел торчка в Ленинском, но там-то этим своя кодла занимается… Подставного ему прислали, решили наказать за наглость. Уже договорились, понял, да?

– На чужой территории работать? Как ты себе это представляешь?

– Зачем на чужой? Мы им – содействие, они нам – сбыт; выманят Ильясова к нам в район, тут мы его и хлопнем. Может, орден дадут, гы-гы. Понял, да?

– Понял, да, – сказал Калинин. – Слушай, а у тебя бумага есть?

– А тебе чего? – удивился Шиманский. – До ветру захотелось?

– Когда я это в сортире офисной бумагой подтирался? Да нет, пачка закончилась, рапорт не на чем печатать.

– Да не вопрос…

– Приятно встретить понимающего человека, – похвалил Калинин, и они вдвоем отправились в кабинет Шиманского, где капитан стал счастливым обладателем пачечки листов в сто пятьдесят.

– Хватит на первое время, – прокомментировал Шиманский, выдавая бумагу. – Тебе не очерки писать о буднях российской милиции…

После обеда они зашли к Линнику, доложили ситуацию с Ильясовым и принялись действовать. Встречу наркоманы перенесли на восемнадцать ноль-ноль, недалеко от здания старого разрушенного театра; агентурная разведка донесла, что Сурен сильно нервничает. Он действительно нервничал: утром ему поступила недвусмысленная заява от героинщика, что если денег за товар до завтра не будет, то до послезавтра уже не станет самого Сурена, и бегать бесполезно: за ним давно и плотно ходит по пятам его человек. От такого заявления и без того нездоровая психика Ильясова дала серьезный крен: в каждом следующем за ним человеке он видел убийцу, шарахался из стороны в сторону, пытался прятаться за углами домов. Под мышкой он нес пакет – в другое время в жизни не стал бы вести себя так глупо, передвигаться по всему городу днем с двумя килограммами конопли, – но сейчас он уже не мог внятно соображать. Ему мерещились жулики с окровавленными ножами, Быколов, ванная с бетоном, а в ней – его нога. Он немного выкурил перед выходом на улицу, и теперь, когда трава подействовала, страх стал приобретать причудливые формы. В пять вечера Сурен уже пришел к театру, забрался в развалины и стал ждать в углу – забился, совсем как сестра забивалась после институтской травли в угол дивана. Его овца… Деньги надо отдавать, иначе Ритке придется возвращаться в станицу, а там ей жизни не будет…

Сурену показалось, что у стены мелькнула чья-то тень. Он затаился, прислушиваясь. Сердце то стучало громче, то совсем замирало; во рту стало горячо и сухо. Кругом шевелился, шипел, царапался, шуршал зимний темнеющий вечер. Показалось или просочилась ко входу в театр щуплая, низенькая фигура? Послышалось или была отдана тихая невнятная команда? Галлюцинации надвигались и, когда уже были готовы раздавить Сурена, рвались перед его лицом на клочья тумана.

– Эй, – позвали его со стороны разбитого окна; Сурен поспешно поднялся, прижимая к себе пакет. – Эй.

– Тагир? – спросил Сурен. – Это ты?

– Я. Принес?

Рот Сурена наполнился тягучей слюной; он сглотнул и сказал:

– Как договаривались.

– Давай.

– Деньги…

– Вот деньги, бери.

Сурен подошел к окну, посмотрел: на снегу стоял, кутаясь в холодный длинный плащ, Тагир. Воровато оглянувшись, он сунул Сурену в руку пачку купюр, и Сурен, подсвечивая себе фонариком, стал пересчитывать, тихонько матюгаясь. Порядок. Ильясов передал пакет, отступил назад в темноту и еще некоторое время прислушивался к поскрипывающим, удаляющимся шагам.

Деньги есть. Он сунул их в карман. Хотя бы не убьют…

– Ни с места! – заорали сразу с нескольких сторон. – Стоять, сука! Стоять!

…На столе третьего кабинета красовались разложенные денежные купюры; в присутствии понятых, Сурену сначала просветили одну руку, потом вторую, потом карман: на всем вышеперечисленном остались следы люминесцентного карандаша, аналогичные следам на помеченных банкнотах. После того как акт осмотра был составлен и подписан, эксперт аккуратно упаковал деньги, и понятым после росписей на бирке разрешили удалиться. Сурен погасшим взглядом проводил их.

– Браслеты расстегните, – хрипло сказал он, вытягивая вперед руки. – Кожу трут, а у меня там раны. Стесал.

С разрешения майора с Сурена сняли наручники и усадили; майор устроился напротив, вынул и положил на тумбу свой блокнот.

– Ну, Ильясов… – задумчиво проговорил Вершин, покачиваясь на стуле. – Будешь