Читать книгу "Крепкий орешек - Ольга Дашкова"

которого хотела иметь детей еще тогда, учась в школе. Ада думала об этом, планировала, мечтала, как это делают все девушки.

Но пройдя свой жизненный путь без Гены, все равно вернулась к нему, в точку отсчета. Две полоски можно было ожидать легко. Просто первая реакция организма была шоком, неприятием и отрицанием. Но надо было предполагать, что это может вполне случиться.

Они не предохранялись, как подростки, потеряв голову. Галич просто махнула на это рукой, якобы надеясь на то, что ничего не случится. А Орехову только дай повод не надевать презерватив, этот наглец и здесь сделал так, как хотел.

Время шло к обеду, а Аделина все никак не могла выйти из дома, опасаясь новых приступов тошноты. Надо было заехать в офис журнала, потом в ресторан, нужно было решить кучу вопросов, а в три часа дня запланирована встреча с гинекологом.

Если тест показал две полоски, ее тошнит по утрам и ноет грудь, то нужно уже окончательно убедиться в том, что она беременна. Пройти необходимые процедуры, сдать анализы и готовиться во всех смыслах к материнству. Что делать с Ореховым и сообщать ли ему об этом событии, Ада еще не решила.

Откуда-то из коридора был слышен стук, выключила воду, прислушалась, вышла из ванной. Да, точно, стучали в дверь. Странно, кто это мог прийти? Домофон она отключила еще два дня назад, когда уставшая пришла с работы, хотела спать, и было только одно желание, чтобы ее никто не тревожил.

– Qui est là-bas? (Кто там?)

Было совсем не время для гостей, это точно Барбара, наверняка уже купила коляску и притащила ее. Подруга, воодушевленная положительным тестом, начала сразу придумывать имена ребенку, почему-то больше всего Барбара была уверена, что родится девочка.

– Qui est là? J'arrive, j'arrive. (Да кто там, кто? Иду, я уже иду)

Захватив из спальни легкий халат, накинула на плечи, босиком прошлась по кафельному полу, а когда распахнула дверь, сразу перехватило дыхание. Словно Ада открыла окно в жаркий, знойный, летний день, и ее обжег воздух.

– Гена, что ты здесь делаешь?

Орехов забыл, как из букв складываются слова, а из слов предложения. Он просто увидел свою любимую женщину и потерял дар речи. О таком часто пишут в любовных романах, снимают сопливые сериалы. Но сейчас он был в главной роли этого романа и сопливого сериала, он потерял дар речи.

Аделинка была такая красивая, такая желанная, такая нежная, немного растрепанная, в коротенькой сорочке и распахнутом халатике. Именно так женщина выглядела в деревне, не хватало блеска в глазах и зацелованных губ.

– Гена, что ты делаешь в Париже?

Не было злости, лишь удивление. Как вообще этот мужчина оказался на пороге ее квартиры?

– Канарейкина, я был не прав. Во всем не прав.

– О чем ты?

Аделина немного не понимала. Вроде бы они во всем разобрались. Да, Гена совершил подлость, обманом заманив ее в деревню, украл чемодан. Но там прошли лучшие выходные в ее жизни.

Был месяц об этом подумать и проанализировать, а в том, что в прошлом их разлучили, виноваты подлая одноклассница и ослепленная своей любовью к сыну мать. К прошлому у Ады нет претензий, за сроком давности оно стало неактуально.

Но после этого скоротечного и быстрого романа осталась горечь, да еще две полоски на тесте, о которых Гена еще не знает. Было обидно, что он не пошел за ней, не остановил, не вышел из ресторана, не позвал. И не произнес те слова, которые сказал в деревне, которые Ада ждала много лет.

– Я люблю тебя, Аделинка. Очень сильно люблю. Стань моей женой и роди мне детей. Именно за этим я приехал.

Эпилог

– Гости дорогие, прошу всех к столу, остался час до Нового года. Нечего разбредаться по дому. Все сели и налили, девочкам – компот, мальчикам – что покрепче. Баба Зоя, ты вместе с нами, я надеюсь? Не беременная?

Орехов громко засмеялся, да так, что на праздничном столе зазвенел хрусталь.

– Ой, что ты, конечно, нет, – Зоя Ильинична махнула рукой. – Мне-то куда? Я буду за вас радоваться, наливай, надо уже выпить.

Геннадий, как гостеприимный хозяин, пригласил всех за стол в загородном имении Ореховых. Конечно, назвать дом имением можно было пока еще с натяжкой, но начало положено. Косогоры, как говорится, стали второй родиной для всех собравшихся сегодня у них с Аделиной гостей.

Сейчас Орехов не один. Сейчас у него большая семья, появились новые друзья, он женатый человек, а скоро будет пополнение. И уже к лету в этом доме раздастся детский плач и звонкий смех.

Париж, куда Геннадий ехал, словно на Голгофу, просить прощения у своей любимой женщины, встретил его на удивление хорошо и с сюрпризом. Это было почти полгода назад, и вот он уже счастливый муж и скоро станет отцом.

– Так, мы же еще ждем Жанну и Федора, они еще не пришли, – Светочка тряхнула рыжими кудрями, посмотрела на Гену, а потом на своего мужа.

– Я тебя умоляю. У них опять наверняка какие-то разборки. Может быть, весь день ругались, а сейчас начали мириться.

Лаура махнула рукой, продолжая есть мандарин. Подружки знали, что можно ожидать от этой интересной парочки.

– Да, да, а еще Клава должна прийти, я приглашала, и она сказала, что будет не одна.

Аделина погладила свой округлившийся животик, загадочно посмотрев на своего мужа. Господи, как же она его любила, даже когда просто смотрела, все внутри трепетало от счастья, а иногда в это время пинался малыш.

Эти полгода пролетели в сплошном любовном дурмане и тумане. Открыв дверь своей квартиры в тот день, Аделина не ожидала увидеть на пороге Геннадия. Но он произнес те самые слова, которые она ждала, ждала очень долго, и это свершилось.

Можно было сказать много, просить прощения, объясняться, но Гена был не любитель это делать. Он оказался краток и убедителен. А еще любителем любить ее, и в то утро он делал то же самое, что делает каждый день, а иногда по два раза, доводя уже не мадемуазель Галич, а мадам Орехову до невероятных оргазмов.

С беременностью все стало слишком чувствительно, слишком остро, а Геннадий умело пользовался этим, и в то утро он любил ее страстно, дико, а потом нежно и трепетно. Аделина и плакала, и смеялась, а когда показала ему тест с двумя полосками, увидела слезы на глазах мужчины, которого считала несентиментальным. Но оказалось, Ада была