Читать книгу "Демонология Сангомара. Хозяева Севера - Д. Дж. Штольц"

его… Некоторые из Теух, кто по каким-то причинам не присутствовал на собрании, успели покинуть Север. Все знали, что жизни им не сохранят. Нескольким посчастливилось сбежать прямо из дриадского зала в гуще битвы, и они бесследно пропали, бросив все на произвол судьбы: земли, семьи и войска.

После победы мы сделали Йефасу своей столицей и возвели над старыми пещерами, где ранее проводились кровавые обряды, Молчаливый замок. Затем все до единого в первый раз собрались в старых пещерах и дали клятву родства. Мы породнились, ненадолго слив нашу бессмертную кровь воедино и произнеся слова на Хор’Афе. Именно поэтому каждая передача крови ярко чувствуется всеми остальными. После произошедших событий я удалилась в Ноэль, чтобы в тишине оплакать родных. Летэ начал наводить порядки, а Горрон де Донталь поспешил в свой Крелиос, который был для него подобен чахлому ребенку, которого он боялся надолго оставлять одного.

Графиня ненадолго умолкла. Она поглядела ласковым взором на идущего рядом и улыбнулась:

– Так что, мой милый Юлиан, поразмысли над услышанным как следует. И наконец перестань обращать свой взгляд через плечо. Запомни, на твоем пути повстречается еще много друзей, врагов, рождений, смертей, счастья и горестей – все это следует принять как бесконечное колесо жизни, которое катится по этому миру. А одиночество… Одиночество становится тем невыносимее, чем дольше живешь, поэтому давай просто прогуляемся по этому безмолвному заснеженному саду в тишине. Я хочу насладиться ей вместе со своим сыном, которого ждала очень долго…

На этом Мариэльд де Лилле Адан окончила свой длинный и во многом печальный рассказ и замолкла, чтобы дать сыну все обдумать. А он действительно погрузился в раздумья. Не понимал он, почему после стольких лет боли и предательств эта крохотная женщина идет рядом с тем, кого упрямо называет своим сыном, и хранит на губах мягкую улыбку? Отчего ее глаза до сих пор освещают мир? Как можно после таких давящих на плечи горестей продолжать гулять по саду со столь прямой спиной?

Он смотрел искоса на графиню и не произносил ни слова. В свою очередь, сама Мариэльд прекрасно видела, что за ней следят, но делала вид, что просто любуется зимними пейзажами, пока ее изящная рука в перчатке с выбитым цветочным узором держалась за локоть Уильяма. Думая каждый о своем, Лилле Аданы в чувстве безмятежного умиротворения оставляли на девственной белизне свои темные следы, которые тут же присыпались свежим пухлым снегом.

* * *

Из окна верхнего этажа за прогулкой старой графини и Уильяма со всей пристальностью наблюдал граф Тастемара. Глаза его были полны тревоги. Тут же к нему в покои без стука, по-свойски и дружески, вошел Горрон де Донталь. Он оделся, как одевался во дворце, с шиком и блеском, чтобы соответствовать своему бывшему титулу: на нем был бордовый праздничный кафтан, обшитый золотыми дубовыми листьями – символом Крелиоса. Подойдя к близкому другу, герцог тоже посмотрел сквозь ромбики стекла, а затем улыбнулся.

– Одет и острижен, как истинный ноэлец. Красавец! – произнес он, потирая ладони. – О чем они, интересно, беседуют?

– Плохо слышу. Долетают только обрывки, – хмурился граф. – Она завела его слишком глубоко в сад.

– Ну что же, все равно сегодня увидитесь на ужине в Красном зале. Там и поговори с ним с глазу на глаз, потому что в присутствии Мариэльд о суде никто заговорить не осмелится.

– Горрон, я хотел кое о чем попросить.

Сказанное перед этим Филипп пропустил мимо ушей. В нем чувствовалось затаенное напряжение: руки были скрещены на груди, спина казалась деревянной. Он так и не посмотрел на своего родственника, но не из-за неуважения, а из-за того, что его взгляд был прикован к прогуливающимся.

– И что же? – удивился герцог, протирая рукавом бордового кафтана запотевшее от дыхания стекло, которое мешало наблюдать за Мариэльд и ее сыном.

– Я хочу попросить вас получить от сир’ес Летэ бумагу для пересечения Черной Найги. В прошлый раз вы мне очень подсобили в этом деле.

– Ты что, собираешься провести на Юге расследование? – Горрон расхохотался.

– Да. Я посещал Мариэльд, когда Уильям еще был без сознания. И меня очень смутил один факт… – Почесав седую бороду, пестрящую редкими черными волосами, граф продолжил: – Мариэльд знала, что усыновит Уильяма, задолго до того, как появилась на суде. В покоях на креслах я увидел несколько мужских комплектов одежды, уже подогнанных по размеру, из очень дорогой ткани арзамас, что требует долгого пошива и закупается лишь в южных землях. Так что я считаю, что она замешана и в истории с магом Зострой, и с южными наемниками.

– Это вполне может быть, Филипп, – согласился Горрон. – Все знают, что Мариэльд не так проста, как кажется… или хочет казаться. И хотя она говорит, что у нее нет никакого дара, мы с Летэ давно подозреваем, что она, скажем так, слишком много ведает о тех событиях, которые должны произойти.

– Я тоже знаю об этих слухах, но мне кажется, Уильяму угрожает опасность, – упрямо произнес Филипп.

– Друг мой, даже если это она наняла тех людей, в чем я более чем уверен, то сделала это лишь для того, чтобы провести собственный обряд воспоминаний с помощью магов и определиться, использовать клятву совета или нет. Иначе зачем брать у Уильяма кровь, волосы и кожу?

– Но ведь мы устойчивы к магии.

– Однако ж когда от нас отрезают что-то, будь то конечность, волос или что-нибудь еще, то оно гниет, теряя бессмертие. Причем если старейшина очень стар, то гниет моментально, чернея. Так что я весьма допускаю, что южные маги могут колдовать над нашими, кхм… частями.

– А Зостра ра’Шас?

– Она вполне могла подтолкнуть некоторые события, чтобы они случились, как я и говорил ранее. Так что успокойся, попроси прощения и забудь об Уильяме: он больше тебе не принадлежит.

– Нет, – покачал головой Филипп. – Здесь что-то нечисто.

– Ты слишком упрям. – Горрон положил ему на плечо руку с перстнем. – Еще раз говорю, успокойся и забудь… Но даже если бы ты признался Уильяму до суда, то, думаю, результат остался бы тем же: Лилле Аданы и тогда бы прогуливались вдвоем в саду, как мать и сын. С той лишь разницей, что тебе не пришлось бы извиняться за грубый обман.

– Согласен с вами. Но бумагу мне добудьте.

– Все равно упорствуешь! Все стучишь лбом в камень? Как скажешь… Будь по-твоему, помогу! В любом случае, как это обычно бывает, гонец либо не вернется, либо вернется ни с чем. Но, может, хоть это тебя успокоит… – Пожав плечами, герцог убрал руку с плеча друга, отошел вглубь комнаты и уселся в кресло напротив разожженного камина.

– Спасибо. Вы еще не передумали ехать со мной в Брасо-Дэнто?

Распластавшись в кресле, Горрон де Донталь вытянул свои туфли вперед, к пылающему камину. Напоминающий черного кота, у которого в глазах отражается огонь, он зевнул. Затем почесал живот сквозь бордовый кафтан с вышитыми на нем золотыми дубовыми листьями и произнес уже поддавшимся сну голосом:

– Поеду… Тем более что с твоим начинающимся безумием нужен хоть кто-то, кто будет присматривать за тобой. – Герцог прикрыл глаза и шепнул, проваливаясь в дрему: – Эх-эх… а у меня за камином не уследили, потух… Хотя знают же, черти, что я так люблю подремать перед ним, радуясь, как танцуют для меня языки пламени. Пожалуй, скажу Летэ про нерадивость слуг…

– Тогда отдохните у меня, – ответил ему граф, продолжая глядеть в окно. – Здесь вас никто не побеспокоит. Йева в своей комнате, как и Леонард.

Филипп увидел, что Лилле Аданы возвращаются из сада, и отошел от окна. Здесь у него не было никаких дел, которыми он обычно окружен в Брасо-Дэнто, поэтому граф прилег на широкую кровать под балдахин, сложил руки на груди и прикрыл старые глаза. Подобно родственнику, он погрузил себя в состояние дремоты. Все прочие старейшины тоже были в своих покоях и подремывали: кто сидя, кто лежа, а некоторые и стоя – находились и такие умельцы.

Так уж получалось, что именно старейшины, способные бодрствовать месяцами напролет, очень любили поспать. Это считалось приятным времяпрепровождением. А некоторые столь преуспевали в этом занятии, что, утомившись от жизни, могли посвящать ему много лет. Например, такие, как Марко Горней. Слыша внутри себя голос главы обо всех судах и собраниях, Марко продолжал спать. Ему не хотелось зря открывать глаза. Он лежал на каменном подобии алтаря в своей пещере, сцепив воедино руки, пока неподалеку шумно срывался с крутой скалы водопад. Воздух в пещере был пропитан ледяной сыростью. Столетиями холод и голод точили облик Марко, отчего он стал