Читать книгу "Катастрофа. История Русской Революции из первых рук - Александр Фёдорович Керенский"

нравственные законы общественной жизни человека, способствовавшие духовному отравлению и разложению врага, и, во-вторых, что немецкая пропагандистская служба ничуть не отличалась в этом отношении от аналогичных служб союзников.

Как в России, так и за границей Временное правительство подвергается критике за то, что допустило Ленина в Россию после его поездки по Германии вместо того, чтобы арестовать его на границе. Однако следует помнить, что соглашение Ленина с Людендорфом не зависело от маршрута его путешествия из Швейцарии в Россию. Сначала Ленин добивался разрешения приехать в Россию через Францию и Англию. Разрешение на пересечение Германии было дано ему Людендорфом во время войны, до Революции. В этом отношении путешествие Ленина по Германии было действительно первым предупреждением для тех, кто сразу понял его последствия. К тому же как мы могли удержать Ленина вне России, когда в то время (2–3 апреля 1917 г.) российская таможня и пограничная служба еще не были восстановлены? На заседании Временного правительства, на котором обсуждался вопрос о допуске политэмигрантов, следующих через Германию, премьер-министр Львов и военный министр Гучков категорически заявили, что у них нет под рукой технических средств, препятствующих переходу ими границы.

Но даже если бы Временное правительство располагало этими средствами, оно, по всей вероятности, не могло бы ими воспользоваться, ибо право возвращения в Россию для всех политических эмигрантов, независимо от их политических убеждений, было в то время ясным и решительным желанием всей страны.

Теперь, по прошествии многих лет, трудно поверить, что даже «Речь», главная газета партии кадетов, приветствовала появление Ленина в Петрограде, несмотря на его поездку по Германии. По выражению либерально-демократического рупора, «такой общепризнанный социалистический лидер (т. е. Ленин) должен быть на арене борьбы, и его приезд в Россию, независимо от того, что мы можем думать о его взглядах, должен приветствоваться».

Что же касается самих большевиков, то они уже не могли бы остановить свое продвижение по пути разрушения, даже если бы воздух России пробудил в Ленине, Зиновьеве и других какое-то чувство чести и совести. Каждый их шаг контролировался представителями Людендорфа, и немцы лишили бы их неограниченных материальных средств, выделенных для их пропаганды «социальной революции» при первом же побуждении Центрального Комитета их партии отказаться от своей пораженческой программы. Таким образом, говоря вполне объективно, между большевиками и силами российской демократии не могло быть ни мира, ни согласия. Открытая война между ними была неизбежна, как и борьба между Россией и Германией на фронте. И действительно, предположение о наступлении русских войск на Германию сопровождалось наступлением большевистского актива на революционную Россию в тылу русской армии.

2 июля, когда я ненадолго вернулся в Петроград с фронта по какому-то неотложному делу, уже было очевидно, что грядут очень серьезные и решительные события. За два месяца моих непрерывных поездок по фронту политическая атмосфера в Петрограде совершенно изменилась. Само первое коалиционное правительство в конце второго месяца своего существования переживало кризис. Три министра-кадета подали в отставку. Формальной причиной их отставки были якобы необоснованные уступки, предоставленные Временным правительством украинцам. Настоящей причиной, однако, была чрезмерная зависимость Временного правительства от воли Советов и якобы вытекающее из этого нарушение принципа равноправности коалиции буржуазных и социалистических элементов в правительстве с вытекающим отсюда отражением авторитета Временного правительства. Так поставил вопрос ЦК партии кадетов.

Необоснованное недовольство кадетских министров не имело особого значения, и в более спокойных и нормальных условиях кризис, по всей вероятности, разрешился бы быстро и без труда.

Кризис сам по себе не имел значения, но отъезд буржуазных министров дал большевикам удобный повод для нового мятежа под лозунгом: «Вся власть Советам!»

3 июля пришли тяжелые вести из армии Корнилова: 8-я армия была вынуждена отступить из Калуша под усиливающимся натиском противника. На Западном фронте генерала Деникина, армии которого теперь должны были перейти в наступление, положение также было серьезным. Мне было совершенно необходимо ехать на фронт, и мой отъезд был назначен на тот же день, 16 июля.

Непосредственно перед моим отъездом из столицы на улицах Петрограда появились грузовики с неизвестными вооруженными людьми. Некоторые из этих грузовиков объезжали казармы, призывая солдат присоединиться к уже начавшемуся вооруженному восстанию. Другие метались по городу в поисках меня. Одна из этих банд прорвалась через ворота кабинета премьера Львова на первом этаже Министерства внутренних дел почти сразу после того, как я покинул это помещение. И едва мой поезд ушел на фронт, как к станции подъехала другая автомашина. Вооруженная банда несла красный флаг с надписью: «Первая пуля за Керенского».

4 июля, во время осмотра наших передовых позиций в компании генерала Деникина и представителей армейского комитета, ко мне стали поступать тревожные телеграммы. Восстание в Петрограде разрасталось. Некоторые полки присоединялись к ней открыто. Другие, такие как Преображенский, Семеновский и Измайловский, повели себя получше, объявив о «нейтралитете» в борьбе большевиков против Временного правительства. Заседания правительства были перенесены в здание окружного военного штаба. Таврический дворец, резиденция Всероссийского исполнительного комитета съезда Советов и Исполкома Петроградского Совета, был окружен взбунтовавшимися солдатами и красногвардейцами. Эти «классово сознательные пролетарии» Эти «сознательные пролетарии» стремились линчевать некоторых руководителей (Церетели, Чернова и др.) большинства Советов, отказавшихся помочь в переходе всей политической власти в руки Советов.

Громадное значение введения в состав Временное правительство представителей социалистических партий и Совета особенно ясно проявилось в эти критические моменты, ибо именно на министров-социалистов и вообще лидеров советского большинства в Таврическом дворце обрушилось основное бремя натиска солдатской и пролетарской сволочи, подстрекаемой и возбуждаемой большевиками.

Именно в эти критические часы 4 июля процесс, начавшийся в апреле, достиг своего завершения: между большевиками и русской демократией произошел окончательный, решительный разрыв. Подавляющее большинство русской демократии решительно отвергло лозунг: «Вся власть Советам!» Этот соблазнительный лозунг стал теперь только тактической маской большевиков в их борьбе за диктатуру своей партии.

Сложная и неопределенная обстановка вокруг Таврического дворца разрешилась появлением на месте столкновения правительственных войск. На пути к дворцу верные правительству казаки попали под внезапный обстрел, потеряв семь человек убитыми и тридцать ранеными. Это были единственные жертвы правительственных «репрессий». Мятежная толпа, окружавшая Совет, рассеялась при первом же выстреле правительственных войск в воздух.

Нетрудно представить, какой эффект произвело на фронте столичное восстание. В ответ на телеграммы, сыпавшиеся на меня из Петрограда, я требовал немедленного применения строжайших мер для подавления мятежа. Я настаивал на немедленном аресте всех большевистских лидеров. Но мои телеграммы ни к чему не привели. Тогда я решил поспешно вернуться в Петроград на несколько дней. В пути, под Полоцком, мой поезд едва избежал крушения, когда он