Читать книгу "Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова - Егор Станиславович Холмогоров"

нумизматики. Если кому-то запрещают бабочек на том основании, что пролетариат не ловит бабочек, значит власть в стране захватили плохие люди и наступили плохие времена.

Набоков, конечно, не был и не хотел быть политиком и борцом. Его миссия состояла в том, чтобы жить, творить и не сжаться, не упроститься, не «принять» культурное поражение России фактом своего подстраивания под него, продолжать традицию русской культуры. Настоящим культурным подвигом во славу России и русского слова стал его комментарий к «Евгению Онегину», в отличие от не слишком удавшегося перевода, и по сей день непревзойденный.

Он понимал, но не принимал упрека Солженицына в том, что он растрачивает свой талант на второстепенные темы вместо того, чтобы со всей его силой ударить по большевизму и изобразить русскую трагедию. Своё «общественное высказывание» Набоков сделал в «Даре» и возвращаться к нему не собирался. Однако писатель в значительной степени пожертвовал своими нобелевскими амбициями ради успеха Солженицына именно потому, что осознавал его исключительную важность для будущего России, русского народа и русской литературы.

Нелепым враньем является и утверждение, что Набоков не ценил Солженицына как писателя. Когда в 1971 году у Веры Набоковой нарушилось кровообращение в ногах, Набоков сидел рядом с нею на залитой солнцем террасе и читал ей вслух «Август четырнадцатого». Вряд ли с его стороны возможна была более высокая оценка.

«В Туртуре Вера заболела, и из-за реакции на антибиотики ей по возвращении домой пришлось ненадолго лечь в больницу. Чтобы быть с ней рядом, Набоков вернулся в Монтрё, но по утрам по-прежнему носился по близлежащим холмам в поисках бабочек и проклинал пестициды, убивающие его добычу. Вера вышла из больницы, вновь заструились «Прозрачные вещи», и тут как раз появились все бабочки, которым, как выяснилось, до этого просто мешала плохая погода. После недели лежания в постели у Веры нарушилось кровообращение в ногах. Вечерами Набоков сидел на залитой солнцем террасе и читал ей «Август 1914» Солженицына»[64].

Безусловно, Набоков не принадлежал к консервативному, славянофильскому направлению, которое стало (и обязано было стать) основным руслом развития русской культуры. В этом смысле характерна его плохая совместимость с Достоевским. Он был носителем праволиберальной, светской, «западнической» традиции, однако никогда не уклонявшимся ни в какой даже чисто словесный компромисс с революционным безумием, гораздо правее своего отца.

Набоков, в общем-то, монархист, хотя его идеал, конечно, не последние государи русского направления, а Александр II. С каким-то скорбным умилением пишет он об этом императоре-мученике. «А подпись государева, красивая, крепкая, с двумя полнокровно-могучими росчерками вверху и внизу, впоследствии оторванными бомбой!».

Набоков должен был стать в той лучшей России, в той Империи, которой был предназначен, одним из ярких созвездий в её культурной галактике. Одним из многих и многих. Но катастрофа превратила его в обломок этой несостоявшейся цветущей сложности посреди переломанных и кое-как подвязанных деревьев и причудливых яблочек-мутантов. Нелепо попрекать осколок в том, что он не смог в одиночку отразить в себе всё звездное небо. Но тем важнее, что Набоков у нас был, что он не сдался и не самоупростился и по нему мы можем угадать (и, кто знает, быть может со временем реставрировать) всё сияющее великолепие предстоявшей нам великой культуры.

Дуб – дерево. Роза – цветок. Олень – животное. Воробей – птица. Россия – наше отечество. Пусть даже смерть неизбежна.

Соловей Победы. Алексей Фатьянов

5 марта 1919 года, в деревне Малое Петрино Владимирской губернии родился Алексей Фатьянов. Человек, который заставил плакать от сурового умиления и щемящего счастья всю Россию.

Фатьянова не слишком привечали официальным вниманием ни при жизни, ни после смерти. Поэтому – даже при том, что каждый знает десятки написанных им строчек, – не все помнят его фамилию. «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат»; «Играй-играй, рассказывай, тальяночка сама…»; «Потому что мы пилоты…»; «Давно мы дома не были…»; «Где же вы теперь, друзья-однополчане»; «На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест» – всё это Фатьянов.

Его талант развернулся в годы величайшей войны, когда-либо пережитой нашим народом. Тогда русские люди не только сражались, но и пели. И в той песне, особенно в тех условиях, когда были отняты другие традиционные способы духовного укрепления, явился источник силы, который помог выстоять и победить.

Наша военная песня времен Великой Отечественной – это отдельный, уникальный культурный феномен, еще ожидающий своего изучения. Достаточно вспомнить, что врагу попросту нечего было ему противопоставить – у немцев наличествовали либо казенные бравурные марши (впрочем, и у нас их хватало), либо полузапрещенная «упадническая» «Лили Марлен». Песен, выражавших экзистенциальное самоощущение человека на войне литература Гёте, цензурируемая Геббельсом, дать не смогла. Битву песен и духа тевтоны проиграли нам быстрее, нежели битву танков.

Военную песню тогда создавали многие – и многие рождали удивительные шедевры, такие, как «Темная ночь». Но в большинстве из них чувствовалась, пусть и не броско, техника «культурной продукции» – интеллигентный человек вжился в мир простого русского солдата и написал текст, сыграл, спел. Песня учила чувствам и формировала их.

Голос же Фатьянова был голосом солдата – раненого, чудом не попавшего в окружение участника фронтового ансамбля, который, уже став известным стране поэтом, угодил из Краснознаменного ансамбля песни и пляски Союза ССР в действующую армию и получил медаль «За отвагу» во время боев в Венгрии. Сам рабочий войны, он выражал мироощущение простого русского бойца с непоколебимой силой и чистотой. И говорил он не столько о самих битвах, сколько о том мире, во имя которого и нужно сражаться. Это была прозрачная, идущая от сердца лирика – ради нее выживали и побеждали.

Солнце. Полянка. Парень с гармошкой думает о близкой девушке – его воспоминания сладки, чувственны и простодушны, как в некрасовских «Коробейниках», – вот то, во имя чего совершаешь подвиги и на медаль, и на орден, и на Звезду Героя.

Военная весна. Роща. Уставшие после тяжелых боев солдаты. И вдруг полновластными хозяевами в нее врываются соловьи со своим бередящим душу пением…

Германия – «проклятая сторона» (потом ее политкорректно заменили на «далекую»). Уставшие солдаты за пять шагов до Победы вспоминают о доме, о родной ели, о девчонках, гуляющих без ребят. Хочется скорее победить – вернуться. Война в мире песен Фатьянова – трудная дорога солдата домой.

Но с каждым шагом в том бою,

Нам ближе дом в родном краю.

Сам еще, в сущности, юноша – Фатьянов передавал самоощущение такого же деревенского русского мальчишки-солдата. Того, кто, оплатив – по большей