Читать книгу "Археолог: солнечный камень - Алекс Рудин"

поленнице, лизнуло носилки и одежду мертвеца. В синее весеннее небо поднялись клубы чёрного дыма.

Плечистый бородатый кузнец в кожаном фартуке сунул в огонь меч вождя. Когда пламя раскалило клинок докрасна, он достал его длинными клещами и положил на специально принесённую наковальню. Тремя точными ударами молота кузнец загнул и расплющил клинок, чтобы никто больше не мог воспользоваться мечом после смерти Арнаса.

Остудив изуродованный клинок в бочке с водой, кузнец с поклоном передал его Вилкасу. Молодой вождь стоял неподвижно, глядя на пламя, которое пожирало тело его отца. Рядом с ним, держа юношу за руку, стояла Агне.

Бенедикту вновь стало страшно. Он понял, что теперь пруссы едины и сильны, как никогда раньше. Теперь нет ни единого шанса склонить их на сторону Христа и внести в их ряды раскол.

Порыв холодного весеннего ветра донёс до монаха тошнотворный запах горящей плоти. Бенедикт закашлялся. Одной рукой зажал себе нос и рот, а другой уцепился за край окна, чтобы не упасть. Почему-то ему казалось важным досмотреть всё до конца.

Через два часа костёр прогорел. Вайделоты, громко распевая молитвы, собрали прах вождя в большой глиняный сосуд. Сосуд запечатали топлёным воском и тоже передали Вилкасу.

Вилкас осторожно поставил сосуд на землю и опустился перед ним на колени. То же самое сделали все остальные пруссы. Только жрецы во главе с Агне остались стоять.

Наконец, Вилкас поднялся на ноги. Что-то негромко сказал. Толпа стала расходиться.

А Вилкас, Агне и Эрик, прихватив с собой несколько воинов, направились через площадь к сараю, в котором сидели монахи.

Бенедикт испуганно отшатнулся от окна. Снова упал на пол. На четвереньках, как мышь, метнулся в угол, опрокинув по пути кувшин. Вода пролилась на пол.

— Они убьют нас Радим! — хрипло забормотал Бенедикт, втягивая голову в плечи. — Они сейчас нас убьют!

Глава 16

Июнь 1970-го года, Балтийск, Калининградская область СССР

Несмотря на то, что наступил вечер, порывы штормового ветра только окрепли. По небу летели рваные серые тучи, а синева в их просветах выглядела болезненно-воспалённой. Ветер гнул ветки тополей и лип, безжалостно срывал с них листья и крутил в воздухе.

Выйдя из крепости Пиллау, я увидел, что Света сидит на скамейке. Девушке было холодно в тонком платье, она съёжилась и непроизвольно втянула голову в плечи. Но отважно ждала меня.

Дернул же меня чёрт выйти без куртки, подумал я. Сейчас бы отдал её Свете, чтобы хоть немного согреть.

Не оглядываясь на часовых, я перешёл мостик и подошёл к скамейке. Света поднялась мне навстречу.

— Всё в порядке? Чего они от тебя хотели?

— Всё хорошо, — кивнул я. — Просто хотели уточнить детали нападения.

Протянул Свете руку.

— Идём скорее в казарму! Как бы дождь не начался!

Света взяла меня за руку холодной, словно лёд, ладошкой.

— Совсем замёрзла! — сокрушённо сказал я. — Ничего, здесь недалеко.

И тут на макушку мне упала холодная тяжёлая капля.

— Дождь начинается! Бежим!

И мы побежали. Держась за руки, бегом обогнули крепость, пробежали мимо дома офицеров и выскочили на проспект.

Немногочисленные прохожие торопились по домам. Придерживая рукой фуражку, навстречу нам размашисто шагал флотский капитан.

И тут хлынул ливень!

Он упал сразу, целиком, и серой водяной стеной отгородил нас от мира. За стеной смутно маячили дома и деревья, по голове и плечам хлестали обжигающе-холодные струи. А мы, захлёбываясь, бежали сквозь дождь, торопясь добраться до тепла.

Мы добежали до казармы. Не сговариваясь, проскочили мимо столовой, из которой слышался гул голосов. Сознание самым краем зацепилось за что-то важное, что должно было состояться сегодня вечером. Но тут мы побежали вверх по ступенькам, и мысль шарахнулась и ускользнула, словно испуганная летучая мышь.

Мы добежали до комнаты, в которой жила Света, и я зачем-то вбежал вслед за ней. Остановившись на полушаге, Света внезапно повернулась ко мне. Её глаза широко распахнулись. Мокрое платье облепило упругую грудь, сквозь тонкую ткань я отчётливо видел выпуклые горошины сосков.

В голове возникла звенящая пустота. Ни о чём не думая, я поднял стул, закрыл дверь и просунул ножку стула в дверную ручку. А когда повернулся обратно — Света уже стояла в одних белых трусиках и смотрела на меня. Платье мокрым комком валялось возле её стройных загорелых ног.

Я через голову стянул с себя рубашку и тоже бросил на пол. Шагнул к Свете, обнял её и почувствовал, как она прижимается ко мне.

Подхватив девушку за упругие ягодицы, я осторожно опустил её на кровать и наклонился над ней. Моя ладонь скользнула между крепких бёдер и ощутила влажное тепло.

Света выгнулась и застонала, закрывая глаза.

А в оконное стекло неистово хлестал ливень.

* * *

Следующим вечером мы отправились гулять по берегу моря. Сначала покормили перловкой крикливых лебедей, которые жили в канале возле гостиницы «Золотой якорь». Перловку мы выпросил на кухне у нашего ворчливого завхоза.

Лебеди толкались, хлопали крыльями и ныряли, доставая перловку со дна канала.

Между кораблей, которые были вплотную ошвартованы у причальной стенки, я разглядел на другом берегу корпуса и краны судоремонтного завода.

— Ты знаешь, что в этой гостинице жил Бродский? — спросил я Свету.

— Нет, — ответила она. — А кто это?

— Поэт, — улыбнулся я. — Очень хороший поэт.

— Никогда не слышала. О чём он пишет?

Я пожал плечами.

— О жизни, наверное.

— А о любви?

— И о любви. Жизнь — это ведь и есть любовь.

— Почитай что-нибудь.

Я прикрыл глаза.

— В ганзейской гостинице «Якорь»,

где мухи садятся на сахар,

где боком в канале глубоком

эсминцы плывут мимо окон,

я сиживал в обществе кружки,

глазея на мачты и пушки

и совесть свою от укора

спасая бутылкой Кагора.

Музыка гремела на танцах,

солдаты всходили на транспорт,

сгибая суконные бедра.

Маяк им подмигивал бодро...

— Красиво, — вздохнула Света, прижимаясь ко мне, — но непонятно. А ты знаешь, что Оля в тебя влюблена?

— С чего ты взяла? — удивился я.

— Знаю, — улыбнулась Света.

Я неопределённо хмыкнул. Такая мысль как-то не приходила мне в голову.

— Не думай, я не ревную, — сказала Света.

И тут же спросила:

— Что ты будешь делать?

— А с этим можно что-то