Читать книгу "ПереКРЕСТок одиночества – 2 - Дем Михайлов"

Что пугало — тело в первые минуты вообще никаких сигналов не подавало. Только ощущение общего жара. Шевелиться он боялся и терпеливо ждал. Первой очнулась левая рука — обожгло запоздалой болью пальцы и запястье, вся ладонь казалась ватной. Следом болевая судорога сдавила грудную клетку — ребра. Тупо заныл живот. Острая игла вонзилась в шею, стреляло в ухе, защипало все лицо, заахало в правой голени. На этом перечень вроде закончился — но и этого немало. Андрей не был врачом, но тут даже фельдшером быть не надо, чтобы осознать — нехило его приложило. Но главное было впереди… он попробовал шевельнуться. Все тело разом обожгло болью, но главное — руки и ноги ожили, двинулись, согнулись. Он не был парализован. У него была головная боль, чувствовался ушиб справа за ухом, но не двоилось в глазах, не кружилась голова, не пропал слух — он слышал, как что-то шипело и стучало снаружи.

Пролежав еще несколько минут, он наконец-то выбрался. И оказался рядом со своей тюремной кельей, что рухнула на склон холма. Перед падением разрушающийся крест закрутило — в тот момент сидельца и выкинуло наружу центробежной силой. Повезло.

Он огляделся…

И увидел мрачную темную панораму ледяной пустыни с доминирующим над ней злорадным Столпом. Глянул на светящуюся громаду… и понял, что не слышит давным-давно ставшего столь привычным призрачного шепота. Невольно прикоснулся к месту ушиба на голове. Постоял удивленно, но пронзительный порыв ветра заставил действовать.

Следующие часы он помнил отчетливо, но почему-то сквозь радужные всполохи. Все как сквозь вату. Все как сквозь сон. Проваливаясь в перепаханный мягкий снег, он бродил и ворочался вокруг упавших бок о бок крестов, собирая со снега тряпки. В голове постоянно звучал его собственный голос — но удивительно собранный, спокойный, уверенный, знающий. В его голове звучал голос несостоявшегося полярника, что годами впитывал книжные премудрости.

Первым делом защититься от холода. Обмотать ноги и руки, надеть одна за другой найденные футболки и рубашки. Чем больше слоев одежды — тем лучше. Обмотаться отысканным в снегу лоскутом пластика, защищаясь от ветра, намотать на торс метры проволоки — чтобы пластик не раскрылся. На голове банданы из рваной обгоревшей футболки, в нос бьет запах гари. Сверху еще футболку, затем обмотать шею.

Попутно он собирал все кажущееся съедобным. Определял, что это такое — и сразу пихал в рот будь то кусок тюремной колбасы, хлеб, конфета или рыбий хвост. Андрей понимал — на морозе телу требуется как можно больше жиров и углеводов, чтобы суметь выработать достаточно тепла. Он не знал как долго выдержит его тело — пока он в шоке и потому на ногах — но скоро он рухнет. И надо успеть сделать как можно больше… как можно больше…

Набрав всякой мелочи, набив желудок разметанной едой, зажав подмышкой сверток с сухарями, таща за собой тряпье, он снова вполз в ту снежную нору и там, соорудив тряпичный кокон, укрывшись и инстинктивно чуть сузив проход, он отключился.

Когда пришел в себя — не знает. Время не засекал. Но по пробуждении понял, что тело превратилось в один сплошной отек, что не желал двигаться, отвечал на любое движение рвущей нервы болью, голова трещала, появилось головокружение. Человек не создан для подобных падений. Но он все же крепок и живуч.

Именно тогда всего один единственный раз появилась холодная отстранённая мысль-вопрос-предложение: а есть ли смысл барахтаться в таких условиях? Может стащить с себя тряпье и дурацкие обмотки, закопаться в снег и затихнуть — спасительный смертный сон придет быстро и заодно принесет избавление от боли.

Мысль появилась и ушла. Ее вытеснил странный рвущийся из ушибленной груди восторг. Несмотря на общее хреновое состояние, Андрея переполняла радость и желание действовать. И следующее что пришло в голову — безумная надежда, что никто не явиться его спасать. Он не хотел. Нет. Только не так. Лучше сдохнуть. Да это безумие, да в этой ситуации, наоборот, надо надеяться на спасение — ведь он знал, что в ледяной пустыне где-то теплятся очаги людской жизни. Но он не хотел, чтобы его спасали. Нет. В его голове уже сам собой выкристаллизовался безумный, но очень интересный план — он выживет самостоятельно, подготовится, сам определит местонахождение ближайшего людского убежища и придет к ним. Гордо. Как умудренный жизнью полярник. А не как хромающая побитая шавка, что жалобно скулит у порога.

И эта мысль подняла его на ноги.

Он сам!

САМ!

Ему не нужна помощь ни в том чтобы быть спасенным, ни в том чтобы сдохнуть!

Какой бы выбор он не сделал — он всего добьется самостоятельно!

Сам! Сам! Сам!

Это слово превратилось в навязчивую мантру, что безостановочно крутилось в его пульсирующей от боли голове.

Сам! Сам! Сам!

Пожевав снега, им же осторожно растер лицо и руки. Ладони окрасились бордовым — лицо было покрыто порезами. Съев еще один снежный комок, закусил мороженую воду кусками собранных печений, добавил сухарей.

Сам! Сам! Сам!

Не сдерживая крика, занялся массажем, заставляя кровь приливать к местам ушибов, заставляя кровь циркулировать. Под одеждой почерневшая от синяков кожа — но он не обратил на них особого внимания. Что ему синяки, когда он на свободе? И не где-нибудь — а в Арктике! Пусть Артике неземной, не нашей, но все же это Арктика!

Выбравшись из норы, Андрей принялся действовать пусть не слишком методично, как ему помнится, но с упорством механизма. Тяжело переставляя ноги, он наматывал круги вокруг места крушения двух тюремных келий и почти на каждом шагу находил что-то полезное. Ему годилось все. Если не находил продуктов и одежды — тащил в снежную нору попавшуюся утварь, инструменты, непонятные изломанные и сплющенные предметы, обнаруженные под снегом ветки, кирпичи, куски металла. Он нашел и спички. Но разжечь огонь в снежной норе не рискнул — хотя безумно хотелось увидеть живое обжигающее пламя, подержать рядом с ним ладони.

Так прошел еще один день. В тот день он впервые увидел фауну этого мира — стайки снежных червей. Одного из них он убил ударом кирпича — просто чтобы посмотреть получится ли. В ноздри ударил резкий аммиачный запах. Отступив, он продолжил собирательство. Отнес все в нору. А когда выполз… перепугано замер — на снегу распластался огромный белый зверь, что жадно пожирал снег на месте раздавленного червя. Зверь недолго оставался на месте. Вскоре он уполз прочь, двигаясь странным способом — выбрасывая вперед поразительные выдвижные лапы и подтягиваясь на них. Андрей долго лежал еще в норе, напряженно вглядываясь в снежный сумрак. Он был рад этому сумраку — можно не бояться снежной слепоты, что смертельно опасно в этих местах. Хотя он и не переживал бы, сияй здесь солнце — потому что знал, как ему защититься от снежной слепоты с помощью самодельных очков с прорезью. Знаменитые эскимосские очки… На первое же время можно бы и просто тряпкой глаза прикрыть — оставив только щель.

Выждав и убедившись, что опасность миновала, странный человечек выполз из снежной норы и поднялся во весь рост. Некоторое время он смотрел на низкие тучи — тогда еще он не знал о таящейся там опасности — а затем снова двинулся к месту крушения, тихо бубня себе под нос странную и бессмысленную для всех кроме него речитативную песенку «Сам, сам как Робинзон, сам, сам как Робинзон». Эти слова звучали на склоне холма весь день — и во время начавшегося снегопада, и во время поднявшегося ветра. Лишь действительно сильный ветер заставил Андрея забраться в переполненное вещами убежище. Там он зажег две из найденных свечей, чуть прикрыл проход и поднес к дрожащему пламени ладони. Потрескавшиеся губы растянулись в широкой усмешке. Андрей был счастлив…